У меня кровь от щёк отливает в один момент... И слабость жуткая... Распахнув глаза, смотрю на этого кренделя и даже не знаю, что и сказать, настолько оторопела.

Твою мать... Я, главное, в уме держала вариант, что именно эту запись, если бы смогла получить копию, предоставлю заказчикам в качестве компромата на Громова...

А он, между тем, невозмутимо продолжает:

- Да, и внешние тоже. Ну, чисто эпизодически, если в целом нужны. Угу, - улыбается. - Спасибо, старина. Увидимся, да. Ещё раз спасибо.

Отключив связь, Громов выключает телефон, опускает руку с ним на колено согнутой ноги, и, взглянув на меня, улыбается одними глазами.

- Сдаётся мне, - произносит он, - кто-то всё-таки пришёл именно потрахаться.

Губы мелко-мелко дрожат. Часто моргаю, силясь не расплакаться. Никаких вариантов у меня больше нет. Громов меня разгромил... Стою перед ним и глотаю слёзы.

- Ты чего? - он хмурится.

На его лице появляется сочувствующе-обеспокоенное выражение, а в глазах что-то вроде теплоты...

И от этого мне только сильнее плакать хочется...

Он встаёт с кресла и идёт ко мне.

А я, заламывая пальцы, все силы трачу на то, чтобы не разреветься. Больше меня ни на что не хватает.

- Алинк, ты чё так расстроилась-то? - он подходит ко мне, кладёт тёплые ладони на плечи. - Ну, развенчал я твой блеф, ну и что? Чё реветь-то?

Голос сочувствующий, в интонациях явно слышится, что он вдруг запереживал за меня. Глаза становятся совсем мокрыми, как и нос. Шмыгнув, опускаю взгляд, потому что не могу смотреть ему в глаза...

- Алинка, - он чуть встряхивает меня и наклоняется сбоку, заглядывая в глаза. - Слушай, сторителлер, ты чего расклеилась? Ну, повоевали немножко, с кем не бывает? Чё переживать-то так?

С опущенных ресниц на светло-бежевый ковёр падают слёзы, одна за другой. Я очень-очень стараюсь не плакать, но у меня просто не получается...

- Так, - Громов отпускает меня и, развернувшись уходит обратно. - Короче. Давай так. Ты успокаиваешься, а я возвращаю тебе твой телефон.

Не в силах поверить услышанному, поднимаю на него мокрые от слёз глаза. Шмыгнув носом, робко спрашиваю:

- Ты мне правда его отдашь?

- Правда, - не глядя на меня, хмуро отвечает он, и лезет в карман пиджака.

В другой.

Достаёт мой телефон и, повернувшись, показывает мне.

- Вот он, видишь? В целости и сохранности.

Подходит ко мне и протягивает вперёд.

- Держи.

Осторожно забираю телефон. Кусая губу, понимаю, что надо поблагодарить, но у меня в горле ком. Как так? Почему он поступил так? Слёзы, блин, всё текут и текут...

- Спасибо... - глядя в пол, с трудом выдыхаю я.

Взглянув ему в глаза, в которых теперь кроме беспокойства и какой-то нежности, что ли, ничего и нет, робко спрашиваю:

- Можно я у тебя в ванную схожу? Умыться...

- Конечно, - тепло улыбается он. - Иди умойся и приходи. Чаю выпьем, а потом я тебе такси закажу. До дома. Если хочешь, конечно.

- Хочу... - сглотнув, говорю я и вытираю ладонью слёзы.

- Ну, вот и славно, - говорит он, и снова улыбается. Кивает в сторону ванной и добавляет: - Иди.

Делаю шаг туда, но останавливаю и вновь поворачиваюсь к нему.

- Спасибо тебе... - тихо говорю я.

- За что? - тепло глядя на меня, спрашивает он.

Глаза добрые такие... И красивые... Очень...

Сглатываю. Стыдно мне ужасно.

- За благородство... - почти шепчу я.

- Иди уже, - усмехнувшись, говорит он, - коза.

- Сам ты, - тихо отвечаю я, - коза...

И, разувшись, ухожу в ванную.

Она очень красивая и стильная. Светло-голубая с белым. Стоя перед огромным зеркалом и шмыгая носом, кладу телефон на тумбочку, включаю воду над раковиной, тихонько высмаркиваюсь и умываюсь. Пенки тут нет, а джема поналипло много, поэтому использую мыло. Душистое, приятное, оно пахнет персиком. Потихоньку мою и волосы. Так, прядями, только там, где запачкалась.

Выключаю воду и тянусь к белоснежному махровому полотенцу на вешалке.

И слышу голос Громова. Говорит с кем-то по телефону, похоже.

Напряжённо прислушиваюсь.

Интонации жёсткие.

- Угу, понял тебя. Спасибо, старина.

Больше от него ни звука, только едва-едва доносится джазовая музыка.

Вытираю полотенцем лицо и руки. И тут мой телефон принимается звонить...

Вздрогнув, быстро смотрю на дверь, затем на вспыхнувший экран и, к своему ужасу, вижу, что мне звонит один из заказчиков... Душа в пятки уходит от страха... Мамочки...

Тянусь к нему, но, вздрогнув ещё раз, застываю, повернувшись к двери.

Потому что в проёме стоит Громов.

Он хмур. Взгляд суров и колок.

Кивает на пиликающий телефон. На экране написано "Александр Петрович, чурчхелла"

Я специально так назвала его на случай, если мне он позвонит мне при Громове, представляя, что это может быть где-нибудь в кафе, где Илья потихоньку разговорившись, будет рассказывать мне о том, как создавал свою компанию... Не тут... и не при таких обстоятельствах...

- Что зависла-то? - теперь в голосе никакой теплоты. - Бери.

- Да у меня... - испуганно лепечу я, - руки мокрые...

- Ты их вытерла уже, - хмуро замечает он. - Ответь на звонок. Чурчхелла звонит.

- Да мне сейчас не надо...

- Ответь на звонок, - жёстко цедит он. - И включи громкую связь.

Интонации такие, что описаться от страха можно. Только что такой добрый был... а теперь вот...

Скорей бы бренд-менеджер компании, которая меня наняла и вынудила взять на себя задание скомпроментировать компанию Громова или его самого, перестал названивать... Но он всё звонит и звонит... А у меня мурашки от ужаса по спине бегают и волосы на затылке шевелятся...

- Что-то ты в лице поменялась, - сухо произносит Громов, - когда "Чурчхелла" позвонил.

Из-за того, что здесь, в ванной хорошая акустика, а телефон, ёрзая от вибрации, стал звонить ещё громче, слова Громова я больше по губам читаю, чем воспринимаю на слух. И от того, как он теперь на меня смотрит, мне реально хочется убежать поскорее. Но Громов стоит именно в проходе.

- Трубку взяла, - холодно приказывает он. - Или я сейчас сам ему отвечу.

Представив этот ужас, кладу полотенце на край раковины и примирительно поднимаю ладони.

- Послушай, я... - пытаюсь придумать хоть что-нибудь убедительное, но под его цепким и жёстким взглядом так сильно паникую, что в голову не приходит ничего хоть сколько-нибудь годного. - Это просто...

Глаза Громова суживаются, и я невольно вжимаю голову в плечи.

Он быстро хватает телефон и выходит.

Бегу за ним.

- Отдай! - кричу я.

Громов резко разворачивается, и в момент жёстко обнимает меня, да так, что мои руки оказываются плотно прижаты к телу. Притянув к себе и уткнув в себя лицом, он с лёгкостью удерживает меня одной рукой. Я отчаянно пытаюсь высвободиться из его объятий, но он так силён, что я совершенно ничего не могу поделать...

- Пусти... -  прижатая щекой к груди, отчаянно шепчу я.

Свободной рукой он бросает мой телефон на журнальный стол, и я с ужасом вижу, как после этого Громов, чуть наклонившись вместе со мной, пальцем отвечает на входящий, уже повторный, звонок, и сразу после этого следующим прикосновением к экрану включает громкую связь.

И тут же оттаскивает меня метра на два в сторону.

- Алина, привет, - доносится из трубки недовольный голос Александра. - До тебя дозвониться вообще нереально. Ты почему на связь не выходишь? Я тебе написал три смски уже. До сих пор не прочла. Сроки жмут, Алина! Если ты выписалась, начинай работать! Что у тебя сейчас по Громову?!

И только тут эта сволочь умолкает...

В ужасе смотрю на Илью. А он медленно переводит взгляд с телефона на меня.

И затем усмехается. Да так, что у меня поджилки трястись начинают...

Ослабив хватку, Громов отталкивает меня на диван. Плюхнувшись на него, инстинктивно поднимаю руки, чтобы защититься от нападения.