- ...Все оказалось немножечко не так, Мариш, - сказал он, когда понял, что нащупал кончик ниточки, зацепился краешками пальцев за первую ступеньку веревочной лестницы, болтающейся, как скаженная, под вертолетом, в котором - Цель, и в который - надо взобраться. - Хотя, в общем и целом, направление ты указала верное...

"Фантастику читать необходимо было, Мариш. Я понял это слишком поздно, поэтому и блуждал в потемках, вслепую тыкаясь в запертые двери, покамест один умный человек не подсказал, что одна, две головы, даже самые умные, даже самые гениальные, - это хорошо, а тысячи, десятки тысяч голов: гораздо лучше!.. На определенном этапе развития вида Хомо Сапиенс, одолеваемый размышлениями о собственной сущности, начал догадываться, где искать, и выразилась его догадка в форме гипотез и предположений, облеченных в литературную форму; не мы с тобой одни искали, понимаешь... И обобщить, сконцентрировать догадки тысяч, вылущить зерно истины: вот чем заниматься было необходимо. Твои мысли о неисчерпаемости и неограниченности запаса возможностей человека, изначально заложенных в его естестве, - не только твои мысли, Маришка, хотя ты и породила их самостоятельно, я ведь знаю, ты ничего подобного в жизни не читала, только высоколобые трактаты, весьма далекие от беллетристики. Они всплывали из глубин подсознания у многих и до тебя, до меня, у многих до этих многих... И волновая, "биополярная", как ты говорила, природа Души: провидение твое верно, но ты забыла, что человек - существо, из тех же химических элементов слепленное, что и Природа, породившая его, и подвержен законам Химии не в меньшей степени, чем твоего бога по имени Физика... А химия это тело. Материальная ипостась. Метаболизм, обмен веществ не стоило сбрасывать со счетов, а ты сбросила, и меня сбила с толку. Плоть - могучий фактор, а плоть, Мариш, - это _х_и_м_и_я_. У древних были свои боги, у нас, поставивших во главу угла Бытия Ее Величество Науку, - свои. Пантеон целый, а мы с тобой, любимая, служить пытались одному лишь. И копошились в лоне Церкви его несколько лет... Не знаю, как ты ныне, а я, спасибо умному человеку, подсказавшему путь, взглянул на проблему гораздо шире. И результат, мною на данном этапе полученный, если пользоваться несколько непривычной терминологией - ну чистый тебе SCIENCE FICTION!.. Мне и в голову не могло прийти, что будет так. Но - так. Правда, умный человек сказал, что чистой наукой и не пахнет, скорее уж SCIENCE FANTASY... Ну, может, он и прав. Ему виднее, он хорошо разбирается в тонкостях терминологии, а я не очень. И вообще, он, безо всяких костылей, которые мы с тобой столько лет тщимся изобрести, сумел встать на ноги. Судьба у него такой, говорит. Но мне, тебе, другим, - необходимы костыли, чтобы научиться ходить. Подняться из грязи, в которой копошимся, встать на ноги, и зашагать по дороге, не ковылять по обочине, натыкаясь на пикники, устроенные залетными компаниями, без костылей по дороге топающими. А там, глядишь, и подпорки себя изживут, и мы свободно зашагаем, костыли отбросив, себя исчерпавшие... Если не обратим костыль в дубину. Костылем, знаешь, черепушку во как эффективно проломить при желании можно. И об этом, кстати, настойчиво предупреждают люди, раньше нас с тобой до многого додумавшиеся, но в отличие от нас с тобой, пытавшихся воплотить свою идею в науке, и в отличие от Умного Человека, воплотившего ее (хоть и не сразу, но со временем) в практическом применении, вынужденные всего лишь писать книги...".

- ...Куда он делся, - растерянно промолвил Михаил, стоя у телефона-автомата, подле лестницы, ведущей вниз, в туалеты. - Ну ничего, позжее звякну, даст бог, застану...

Он бросился к этому телефону, как только очутился внутри здания, даже багаж не стал сразу получать. Звонил перед вылетом из дому, но сплошные сбои автоматической АТээС связаться не дали, а заказывать не оставалось времени. "Накануне вечером надо было звонить! Или ночью! - укорил себя Михаил. - Болван этакий, забыл друга!.. Уж извини, все мысли Маришка заполонила...".

Наверстывая упущенное, торчал у лестницы, ведущей в туалет. Длинные гудки пронзительным укором сверлили ухо. Опоздал, черт подери, подумал Михаил. Повесил трубку за то, что не дала связи, и побрел вниз, отливать отходы процесса обмена веществ.

Звонил через каждые пять минут, бродя по аэровокзалу в ожидании автобуса, уже получив багаж. Даже записал номер, который, в общем-то, знал наизусть, для верности на бумажку, аккуратно подписав, чей, и держал ее перед глазами, когда крутил диски. В последнее время, чувствуя, что становится рассеянным из-за громадности обрушившихся проблем, взял за правило делать всякие подстраховочные шаги. Особенно после того, как понял, что всяких злобных самовлюбленных "стасиков" гораздо больше, чем людей, и даже сходил на всякий случай к нотариусу... Звонил в городе, не пропуская ни единой будки таксофона, как ловелас ни единой юбки не пропускает мимо, не ляпнув ей хоть парочки слов. Правда, телефоны в будках, как и женщины, бывают трех категорий: красивые, некрасивые и старые, то есть работающие исправно, работающие со сбоями и вообще не работающие... Как бы там ни было, телефоны всех категорий взаимностью не отвечали, и масса повешенных трубок отмечала путь Михаила к двери с надписью "ГОРСПРАВКА". Путь оказался длинным, ломаным, киосков справочных, в Москве торчащих где надо и не надо, в упор не виднелось, а инструкции остановленного и спрошенного на предмет местонахождения искомого учреждения пожилого гражданина сугубо интеллигентной наружности, на поверку оказались чисто кретиническими, сусанинскими даже, будто дедуля наметанным бдительным глазом ветерана эМГэБэ узрел в Михаиле связника, идущего на явку резидента, и с дубовым коварством истинного патриота отправил агента империалистических спецслужб прямым ходом к проходной родного министерства. Потому что когда Михаил, в точности следуя вышеупомянутым инструкциям, пришел, куда было сказано, то с изумлением обнаружил, что уперся лбом в... Областное Управление КаГэБэ. "Ого-го, подумал он, - или я бестолочь последняя, или дядя только-только из желтого дома на каникулы отпущен".

Продолжая изломанный, как судьба Родины, путь к заветной "горсправочной", он вышел на широкую улицу, пешеходную, вроде Арбата, следуя инструкциям молодого бородача богемной наружности, к которому решился обратиться - для разности масштабов, вероятно. Бородач коротко махнул рукой: "Иди прямо, до Советской, потом направо поверни, смотри по левую руку...". Пешеходная улица и оказалась Советской. Повернул направо, и, верно, по левую сторону улицы, не доходя и двух кварталов, с облегчением углядел дверь с заветной надписью, ведущую внутрь массивного дома эпохи сталинской солидно-помпезной архитектуры. "Наш человек!", - с благодарностью подумал о бородаче.

Гипотеза подтвердилась практикой. Написал на бланке данные, уплатил пятиалтынный, и спустя десять минут получил координаты местожительства любимой женщины. Спросил миловидную "горсправщицу", как добираться, и по Советской вскоре дошел к проспекту, именованному в честь самого главного, пятибуквенного, вождя революции. Троллейбус, посоветованный девушкой, проигнорировал, четверть часа поголосовал, что твой депутат ВээС времен шестибуквенных (первого и второго) и семибуквенного вождей, и в конечном итоге загрузился в салон коричневого "москвича", "тезки" с шашечками на боках. (Если бы ему пришлось ехать на улицу, названную именем восьмибуквенного вождя, вот была бы хохма! но этим именем улицы пока не называли, а может, никогда и не назовут... А то получился бы сплошной "революционный путь".) Включенное радио ловило в эфире и через динамики извергало в салон жесткий ритмичный дэнс-мьюзик, и настроение несколько поднялось. ("А твоя догадка, друг, что музыка - как программа, - верна! подумал в этой связи. - Каждая песня - как дискета. Не то слово.") Расплатившись с "шефом", метнулся к ближайшему таксофону, оказавшемуся "красивым", и еще раз получил в ухо длинными гудками. Казнил за саботаж еще одну трубку и пошел к Марине...