А сердце ее превратилось в застывшую ледяную глыбку, внутри которой не оставалось места ни единому мужчине на свете этом. В Любовь Марина больше не верила и знала, что не осмелится поверить никогда. (Ее, некогда избравшую основополагающим жизненным принципом: "Никто меня на понт не возьмет!", обманом взяли именно "на понт"...). А заниматься в постели (или на ковре, на траве, в подъезде, в салоне автомобиля, один раз даже на крыше тридцатиэтажки угораздило - особой разницы нет...) гимнастическими упражнениями с одним либо не одним (какая разница...) мужским телом вместо тренажера - Марина более не намеревалась. Сколько можно... Все равно - без толку. А просто так - зачем?.. Просто так можно докатиться до такого... Как тогда, когда пришла в себя в логове тех мрачных уродов-бомжей, и обнаружила, что не мужской у нее внутри орган в эту минуту находится, а очень даже собачий... Развлекались, чтоб их...
Умная ты, говорила ей Светка еще на первом курсе. Умная как академик баба - это страшно, говорила Светка на втором. Для мужиков, уточняла на третьем. На четвертом - молчала. Пыталась предотвратить, даже сама под Стаса легла; но не вышло. Потом, когда Марина остервенело, напропалую, шлялась, уничтожая остатки былой репутации "красотки-недотроги", пытаясь отыскать среди мужских тел _ч_е_л_о_в_е_к_а_, Светка только матом ругалась. На последнем курсе сказала: "Ум для бабы - хужее СПИДа... Слава Богу, я дура. Зато жить мне - просто. И в капкан я - не влечу".
...Марина собралась и поехала. Не прощаясь ни с кем, просто исчезла утром. Светки в комнате не было, где-то с кем-то трахалась, несомненно, в одной из комнат общаги - сколько в здании комнат, никто толком не считал, но то, что в доброй половине сексом (нормальным и не) занимались постоянно, сомнению не подвергалось никем. А Вика крепко дрыхла после ночной, последней в их еще студенческой жизни, всеобщей пьянки. Дипломы обмыли и замыли, Большой Квас позади, а впереди - у каждого свой путь отныне, и разбегутся дорожки в разные стороны... Кто куда, а я на юг, подумала Марина, выходя из комнаты и закрывая дверь. Эту дверь больше пяти лет приходилось открывать и закрывать каждый день неоднократно. Сейчас - в последний раз...
В другие комнаты Марина тем более (если даже не разбудила Вику, вместе с которой не один пенис, как говорится, разделила...) не заглянула. Со Светкой перекинуться на прощание парой слов - неплохо, но не принципиально. Хотя, конечно, если бы в этот момент в комнате дрыхла Светка, Марина бы ее таки разбудила... Со Светкой не только пенисы в свое время делились...
Отпуск Марине проводить было негде. В детдом съездить абсолютно не влекло, а больше вроде и некуда. И она решилась отправляться прямиком в город назначения и по-возможности скорее приступить к работе. В работе видела единственное спасение - утонуть с головой, закопаться в бездонную ямищу серых будней, постараться не вспоминать прошлое, разогнать поганой метлой стаю черных птиц памяти; а о будущем не думать. Жить только сегодняшним. "НО ФЬЮЧЕР!!!". В будущем уже ничего светлого ожидать не приходилось. Так что оставалось одно - всеми силами постараться застыть на зыбкой грани прошедшего и грядущего, балансировать в сегодняшнем, не падая с кромки нынешнего ни в одну, ни в другую сторону...
Однако Марина весьма сомневалась, что прошлое оставит ее в покое. Черные птицы - они как тараканы, неистребимы. Как их ни травишь, они рано или поздно выползают, гады. И еще черные птицы памяти - как мафия. Бессмертны и крылья у них длиннее чем у птеродактилей...
Как добираться в южный город, где ей предстояло провести остаток своей жизни - так она решила, - Марине говорили, но она не запомнила. Да это и не было так уж важно. В ноющей душе не было места ничему, кроме неугасшей тоски по сыну и равнодушия ко всем живущим на этом свете людям, включая себя саму... Пожалуй, _н_а_ч_и_н_а_я_ с _с_е_б_я, - так будет точнее, подумала Марина. Я бы хотела себя ненавидеть, но не умею. Не удостоилась. Других - попробую. А к себе - буду равнодушна. Заслужила. Тварь озабоченная.
Но голова, в которой еще сохранилась кроха былого здравого смысла, осознавала, что скрыться подальше в провинции - хорошо. Хорошо это. Единственный, можно сказать, приемлемый выход. Когда-то, давно, Марина прочла у одного мыслителя: "Когда человек в своей жизни добирается до точки, после которой ему некуда идти, и начинает понимать, что попал в ловушку, самую большую ловушку, величиной с жизнь, - тогда у человека остаются три выхода из одиночной камеры, причем третий, аварийный покончить с собой, но сей гуманный акт никогда не поздно совершить, посему остается: либо уйти в монастырь (Бога нет. Даже если он есть, то мы ему не нужны. Но все же вера в то, что Он где-то может иметь место, по крайней мере, снимает ответственность лично с тебя.); либо сменить среду обитания. И этот путь наилучший, пусть и наитруднейший. Ведь, взглянув с другой стороны, начинаешь понимать: человек теоретически способен выбраться, освободиться из любой тюрьмы, и лишь из одной глубочайшей темницы выбраться невозможно - из собственного "Я" сбежать никак не получится..."
Некогда эти мысли крепко засели в памяти Марины, а теперь всплыли на поверхность сознания, закрутились по орбите вокруг осевой иглы тоски и горя, воткнутой в мозг, в ту его часть, которая ведает восприятием окружающего мира. Вероятно, Марина даже заболела психически, но никто не определил бы, кроме нее самой, так ли это в действительности, а ей определять и ставить диагнозы было ни к чему. "Нервная депрессия в стадии скрытого реактивного психоза!", - такой диагноз давала Светка приятелям, забегающим к девчонкам поутру, выпросить "чего-нибудь, зайки, что горит!..", и добавляла, что приходить к ним в комнату за "этим" может лишь явно выраженный параноик. "Порядочные женщины на свои не пьют", - изрекала Светка философскую мысль, констатируя, что мироздание устроено справедливо. И добавляла, подумав: "А ва-аще, какие мы женщины. Женщины в метро не ездят и раньше полудня не встают. Вот у _н_и_х_ - женщины, да. А мы...". И заводила старую, заезженную, как вокзальная пришмандовка, "пластинку", брюзжа о том, что "вот у них - да!", а "у нас" - сплошь н_е_т_...
Марина вдруг спохватилась, подловив себя на несколько удивленной мысли, удержала ее за кончик и вытащила на свет: "Почему я вспоминаю обо всем этом?..". Светка, общага, Институт, все это - принадлежит прошлому, а воспоминания о прошлом - запретная тема в моем мыслительном процессе. Л_ю_б_ы_е_. Даже воспоминания о хорошем. Иначе - не пойдет! Ох уж эти черные птицы, эта тараканья неистребимая мафия...
Скрутить себя стальными канатами воли, зажать в капканы отказов, опутать паутиной запретов, сдавить тисками ненависти, отгородиться барьерами отвращения, спеленуться сетями отчуждения. Дисциплина мысли прежде всего. Как раньше. Как два, три года назад. Пять, восемь, десять лет назад. Ведь могла же! Умела направлять помыслы, волю, способности на поставленную цель. Верно определять координаты и точно совмещать крестик прицела... Воспитывала в себе _э_т_о_ с детства, со второго класса. Как в детдом попала... И воспитала. Иначе осталась бы затурканной жвачной животиной еще там. Безмозглой куклой, подставляющейся всякому, кто сильнее, чтобы выжить и не голодать...
Правда... не послужило ли это целенаправленное самоограничение п_р_о_л_о_г_о_м_ к тому, что сорвалась с катушек в конце концов, полетела в пропасть, загубила свою мечту и себя самое?.. Эта мысль пришла к Марине в гости впервые, и поздновато - у нее уже не было склонности месить глину предпосылок и лепить из нее фигурки выводов.
...Марина поехала не на тот вокзал. Думала, с этого, оказалось вовсе нет. Когда добралась до нужного, день приближался к половине. Курский кишел людьми. Марину моментально затошнило. Старательно глядя себе под ноги и поменьше озираясь, отыскала кассу. Поезд, необходимый ей, отправлялся вечером. И хорошо еще, что очередь небольшая - повезло. Промучившись всего час, купила голубой клочок бумаги - повезло еще раз, невероятно: эСВэ!!! Всего один попутчик или попутчица - и то хлеб. Просила продать ей второй билет в это же купе, чтобы ехать в блаженном одиночестве, однако опоздала, второй билет был продан.
