37. БАНАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ,
каких в этом мире не счесть
- Бра-а-ат, курить е-есть? - растягивая слова, спросил Михаила какой-то прохожий паренек.
..."Полвосьмого уже, она заждалась", - с тайной надеждой думал Михаил, торопясь возвратиться в квартиру Марины. Торопился он с двумя пакетами, набитыми продуктами, в руках. Марина такие когда-то называла "плОстиковыми", и сколько он ни убеждал ее, что, во-первых, они не пластиковые совершенно, а во-вторых, плАстик надо говорить, а не плОстик, она только улыбалась и продолжала говорить по-своему. Ну, нравилось ей, чтобы это слово так звучало, и все тут.
Михаил улыбнулся и сам, вспомнив эту милую деталь. И подумал: "По крайней мере, хочется верить, что ждет...".
В этом городе неплохо обстоят дела с обеспечением населения продовольствием! - удивился он, пробежавшись по магазинам. И очереди небольшие... Фортуна улыбнулась, подкинув подарок: в винном отделе имелся неплохой рислинг! "Определенно, это добрый знак, - подумал Михаил, покупая крымский массандровский "Алькадар", - буду надеяться, что судьба и далее проявит свою благосклонность..."
Маришка такая злая, думал он, торопясь возвратиться, такая несчастная, у нее же глаза кричат, вопят о том, как ей плохо одной жить, как душит ее одиночество... Глаза у нее как у больной собаки, грустные, выразительные. А носик с виду горячий, опять же - как у больной собаки... Это, наверное, после слез... Плачет в подушку, по ночам, да... Еще бы. Самое страшное ощущение - когда плачешь в подушку, сознавая, что никому ты в этом мире не нужна... не нужен... Боже, как я ее понимаю!..
Он вспомнил, как впервые ее увидел. Сколько лет-то минуло, господи?.. Семь с половиной, да. Строгая такая, серьезная, отчужденная, словно не от мира сего. Даже в убогом детдомовском платьице она не выглядела дурочкой, а ля "я у мамы скотница", Королевой смотрелась, на голову возвышалась над окружающими. И глаза... Глаза как у шахматиста в цейтноте: внимательные, подмечающие каждый штришок бытия, каждое движение, целеустремленные, сосредоточенные. Взгляд человека, отлично сознающего свое предназначение и свои возможности, идущего к своей цели, рассчитывая каждый шаг. Никаких шуров-муров на первых курсах, никаких охотничьих рейдов, с умыслом заполучить столичную прописку. Впрочем, уже к концу второго семестра было ясно, что ей подобные амурные варианты ни к чему: аспирантура для нее готовилась уже тогда. Талант, говорили. Дар божий!.. И глаза... какие у нее глаза были... "Кажется, я полюбил ее, как только увидел ее глаза. С первой встречи. Осознал разумом гораздо позднее, когда уже было поздно...". Первые курсы - самое счастливое время... Кроме Светки, с которой в одной общаговской комнате обитала, она допускала "внеслужебные" отношения лишь с ним, Михаилом. Вначале оказались объединены общей темой, совпадением научных интересов, заветной мечтой, угнездившейся в сердцах и умах с детства. У него - с тех пор, как заболела мама, у нее - с того черного дня, когда погибли родители... Бились над темой несколько лет, позднее - он в одиночку копья ломал, и кажется, наконец-то появилась надежда, сейчас, именно сейчас... "Ты нужна мне сейчас как никогда, Мариш... И не только мне. Теме нашей... Конечно, если ты скажешь - брось, я брошу. Ради тебя - все, что хочешь. Но как было бы великолепно... не бросать тему, а снова, как раньше, вдвоем работать, ну и, конечно...". Но об этом он боялся даже мечтать, опасался сглазить. Официальный предлог приезда: приглашение Института вернуться, он добивался его целый год, только он один знает, каких унижений ему это стоило, и ему таки поверили, поверили, что ее можно реабилитировать... Первые курсы - самое счастливое время. На втором - сблизила общая работа. Стали встречаться помимо лекций, семинаров, лабораторий. Прикоснуться к ней боялся, не то что поцеловать. Тем более она как-то, в разговоре по-душам, призналась, что отдаст свою девичью честь только МУЖУ, если сумела сохранить ее в детдомовском аду, то так просто не расстанется... Постепенно Михаил все лучше узнавал ее, и с удивлением обнаружил, что у Марины, поди ж ты, имеются в жизни, кроме науки, другие пристрастия. Автомобили любила самозабвенно, к примеру. Говорила, что машина для нее, - как человек. (Иногда добавляла, правда, что тяга к автомобилям для женщины не очень естественна, но с улыбкой объясняла, что это, видимо, влияние окружающей среды, мира, который построили и властвуют в нем - мужчины, которые во всяких технических железяках души не чают!). Если за машиной хорошенько смотреть, вовремя ремонтировать, техосматривать, с умом на ней ездить, любить ее: тогда автомобиль ответит взаимностью, послужит хозяину столько, что диву дашься. Так и человек, говорила. Загоняет себя. Отравляет страхом, ненавистью. Губит всяческими противоестественными привычками. Любить надо, говорила. Когда каждый полюбит ближнего и дальнего как себя самого, то исчезнут болезни, войны, смерть даже, наверное, хотя не могла объяснить, необходимо ли бессмертие, не погубит ли оно главное: осознание того, как прекрасна жизнь! Искала вместе с ним корень страха и ненависти. В мозгу искали. Она верно сказала. У человека все в мозгу. Душа - тоже. И чувства. Там и пытались нашарить. И вот он, кажется, разыскал заветный ключик... Клерикалы скажут, конечно: "Кощунство!". "Но, сдается мне, - подумал Михаил, - я таки нашел ее, Душу. Не в пятках, а в мозгу, как Марина предсказала. И даст Бог, то, что я разыскал, не будет применено как мост для переправы в естество человека всех мерзостей, всех извращений, всей грязи, накопившейся за долгие тысячелетия развития вида. Это самое страшное, если я дам возможность использовать отысканный клад во зло, во имя разрушения, а не во благо... Не позволю!!!".
...Окстись, Миша! - просыпался обычно внутренний голос, который Марина когда-то назвала "средством самозащиты разума от души", просыпался извечный оппонент и принимался шептать свои наитрезвейшие доводы, стремясь охладить разгулявшуюся душу и свойства ее, чувства, - ушатом ледяной воды: так называемой "реальной" оценкой действительности. В этом мире, справедливо утверждал внутренний голос, того, что хотелось бы нам, нет. Но мы верим, что в силах его изменить?.. ХА. Ха. Ха. Ха. И еще раз - ха. Ты нашел Душу, говоришь? Ну и что? А думал ты о том, что в самой душе изначально намешано не только добро, но и зла предостаточно? не все ведь зло - атрибут разума. Иначе не было бы всех мерзостей, которые вы с Мариной огульно звали "приобретениями разума". Разве бы допустила Душа, будь она такой добренькой, как ты сейчас пытаешься вообразить?.. То-то и оно. И смотри теперь, кумекай. Это "орлянка", Миша. Бросишь монетку, на аверсе: Бог, на реверсе: Дьявол. Дьявол ведь, разобравшись по справедливости и признавшись честно, - тоже Бог... Только со знаком минус. Черный... "Слушай, Внутренний! - отвечал Михаил, - а не может ли случиться так, что монетка станет на ребро? Кроме черного и белого, должно же существовать серое, как компромисс, как переходная стадия, как золотая середина, а?!". Глупости, говорил в ответ Голос. Никогда монетка на ребро не падала, и впредь не упадет. Нарушение законов, установленных Матерью-Природой для детей своих, в таком случае произойдет. А тех, кто законы нарушает, знаешь, в какие заведения отправляют? Ага, в эти самые. Смотри, накажет тебя прародительница, отправит твой разум, твою душу, твое тело, все вместе, в черные глубины хаоса, в пропасть ирреальности сумасшествия, лишит... Чего лишит, в подобных "разговорах" Внутренний затруднялся сказать. Слова, определения, термина, означающего сущность отличия человека от всего прочего, в природе существующего и живущего, ею порожденного, Михаил не знал и не придумал. Поэтому и называл ДУШОЙ то, к чему стремился, что искал и что нашел, даст Бог, во благо Человечеству (тьфу, тьфу, тьфу через левое плечо три раза, и скрещенными пальцами по дереву постучать!..), то, что делает человека именно человеком, а не скопищем молекул разных химических элементов.
