Он понял, что плачет, смотря на изуродованную голову убитого.

Встав на дрожащие ноги, он бросился к раковине и выблевал из себя ужин.

Включив кран и переключатель на утилизаторе, смыл кровь и промыл рану между большим и указательным пальцами. Другой рукой он побрызгал себе на лицо. Холодная вода, казалось, оживила его. Из пореза продолжала сочиться кровь, поэтому он обмотал его чистым полотенцем из ящика и, с помощью зубов и здоровой руки, туго перевязал.

Кэт все еще поскуливала, покачиваясь взад-вперед на диване. Смотрела в потолок. Ее лицо блестело от слез.

Казалось, что кровь повсюду.

Надо убраться, - подумал он.

Надо привести ее в чувство, убрать здесь все и избавиться от МакКанна. И тут ему пришла в голову мысль, что, тело МакКанна, может быть, ему еще пригодится.

Может быть, убийство МакКанна – это совсем не так и плохо. Его труп он мог использовать в своих целях.

Но сначала ему нужны были полотенца. Первым делом.

Обмотать трупу голову.

* * *

Внизу, лежа в Длинном ящике, она услышала незнакомый голос, громкий, возмущенный, и сначала подумала, что это включенный телевизор. Потом решила, что, может быть, это кто-то пришел за ней. Полиция. Кто-то. От этой мысли у нее заколотилось сердце. Затем несколько мгновений спустя она услышала борьбу. Ноги тяжело стучали по полу, разбивалось стекло, потом шум борьбы возрастал все сильнее и сильнее, и она мысленно ликовала:

Да! Взять их! Взять этих чертовых сукиных детей! А потом, пожалуйста, поторопитесь.

А потом наступила тишина.

Она колотила по ящику. Пинала его изнутри. И кричала, кричала...

Никто не пришел.

Она лежала здесь бог знает сколько времени, прислушиваясь к собственному дыханию. Она слышала, как по трубам течет вода, как изредка раздаются тяжелые шаги, и это было все.

Надежда ушла, как вода по трубам, оставив ее оцепеневшей и опустошенной.

Боль тоже вернулась.

В основном в груди. Но также болела спина, плечи и задница, прижатая к холодной твердой древесине. В ящике не было возможности устроиться поудобнее, не было возможности полностью расслабить ноющие мышцы. Внутри этого гроба сон приходил с молотком в руке, или вообще не приходил.

И снова ее жизнь свелась к ожиданию.

Сколько дней прошло? Один? Два? Уже три?

Когда она, наконец, услышала шаги по комнате, двигающиеся в ее сторону, то поняла, что они принадлежат похитителю, а не какому-то спасителю. В лучшем случае он пришел покормить ее или спросить, не нужно ли ей в туалет. В худшем - ее снова изобьют за какое-нибудь нарушение их долбанных правил, либо вновь наденут на голову ту чертову коробку. Она смирилась со всем этим.

Услышав поскребывание его пальцев на защелке и голос, который приказал ей надеть повязку на глаза, она сделала, что было велено, а затем ее вытащили из ящика.

- Встань.

У нее всегда немного кружилась голова после пребывания внутри. Она встала медленно и осторожно, прижав руки к голове, чтобы обрести равновесие, пока не почувствовала себя достаточно устойчиво.

- Надень это.

Сара почувствовала, как ткань, хлопок, слегка прижался к ее животу, и она потянулась к нему обеими руками, прижала его к себе, вдыхая чистый свежий запах. Она развернула ткань, повернула.

- В другую сторону. Ты перепутала. Это спина.

Она снова повернула ее.

Одежда! Он дал мне одежду!

Платье!

Она натянула его через голову и поморщилась, когда то скользнуло по ее израненной груди, но это было ничто по сравнению с ощущением, что она снова была одета. Возможно, платье было немного мешковатым, немного великоватым для нее, и да, так оно и было, поняла она, когда начала застегивать пуговицы. Но легкий тонкий материал был прекрасен на ощупь.

Платье с коротким рукавом. Она почти снова почувствовала себя человеком.

- Это тоже. Обуй.

Он протянул ей туфли. Ее туфли, которые она надела в клинику. Их привычность разрывала ее, как будто они принадлежали совсем другой жизни, реликвии какого-то смутно знакомого, но очень любимого прошлого. Она прислонилась спиной к ящику и надела их.

- Спасибо, - сказала она.

- Не за что. Руки за спину.

Он защелкнул наручники на ее запястьях.

- Пойдем со мной.

Он взял ее за руку, твердо и нежно, и вдруг она снова испугалась. Но все же сделала, как он велел, и пошла с ним. Сопротивление было чревато наказанием.

- Куда мы идем?

- Без вопросов, помнишь? Сама узнаешь.

Может быть, это конец? - подумала она. - Может быть, они собираются сделать это сейчас?

Покончить со мной.

Убить меня. Или отпустить меня.

Нет. Невозможно.

- Осторожно. Здесь лестница.

Он медленно повел ее вверх. Она считала ступеньки, пытаясь успокоиться, пытаясь прервать круговерть возбуждения и страха, которые зацикливались друг на друге внутри нее. Ни волнение, ни страх не привели бы ее ни к чему хорошему. Она насчитала шестнадцать деревянных ступенек. Они вели на площадку с ковровым покрытием. Свежий воздух прохладой обдувал ее лодыжки, и она подумала, что они, должно быть, стоят у задней двери, что та где-то слева от нее. Затем он развернул ее вправо, поднялся еще на одну, чуть более высокую ступеньку, и она оказалась на деревянном полу.

Должно быть, это кухня или столовая, - подумала она, почувствовав слабый запах готовящейся пищи, гамбургера или чего-то в этом роде, но его почти перекрывали запахи чистящих средств, аммиака, отбеливателя и чего-то еще.

Простые, знакомые запахи. Не сырость затхлого подвала. Они чуть не довели ее до слез.

- Так, теперь медленно.

Он повернул ее на пол-оборота вправо и прошел четырнадцать шагов прямо по деревянному полу, остановился, взял ее за плечи и снова развернул.

- Садись.

Она согнула колени и потянулась руками вниз позади себя, пока не нащупала основание узкого деревянного стула, увенчанного тонко набитой подушкой, и села.

- Хорошо, теперь послушай меня. Я скажу это только один раз.

Он стоял на коленях рядом с ней или сидел, она не могла понять точно, но был очень близко. Его голос был мягким, но в нем слышалась тревожность, что-то вроде повышенной нервозности. Это пугало ее. Она хотела, чтобы он был спокоен. Настолько, насколько это возможно.

- Ты слышала вчера здесь что-то, не так-ли?

Она почти сказала "нет". Но потом подумала, что лгать ему, наверное, неразумно, и кивнула.

- Я так и думал. На что это было похоже?

- Спор. Возможно, на ссору.

- Очень хорошо. Через некоторое время я покажу тебе кое-что, что, возможно, расстроит тебя. Но я хочу, чтобы ты знала, что произошло, прежде чем я покажу тебе это. Отсюда только что ушли двое мужчин. Эти двое были членами Организации. Моими друзьями. Они были с третьим человеком, Виктором, которого я тоже очень хорошо знаю. Знал. Но Виктор был предателем. По-другому и не скажешь. Он решил предать нас. И мы узнали, что он говорил с полицией. У нас там тоже есть свои люди. Он еще не сказал им ничего конкретного, ждал, пока они ему заплатят за информацию. Но мы знали, что он собирается заговорить. А он не знал, что мы знаем о его предательстве.

Итак, мы устроили ему ловушку. Они пришли сюда с ним сюда для якобы дружеского визита, выпить, поговорить, все как обычно. Затем мы рассказали Виктору о том, что нам известно. Он пытается все отрицать, но у нас есть все: даты, время и имена. Мы знаем, с кем из копов он разговаривал. Наконец он признался. Он очень испугался, очень раскаивался. Говорил, что он, должно быть, временно помешался. Однако искупить вину в этом случае можно было только кровью. Теперь я хочу показать тебе, чем чреват отказ от сотрудничества с нами. У меня такое чувство, что ты не совсем веришь нам насчет Организации, но, возможно, после того, как ты увидишь это, то задумаешься.

Он подошел к ней сзади.