Annotation
Беременную Сару Фостер похищают средь бела дня на оживленной улице Манхэттена двое незнакомцев - Стивен и Кэтрин.
Она не случайна жертва. Похитители знают о ней все, где она живет, где работает, где родилась, кто отец ее еще не рожденного ребенка, даже где ее отец играет в гольф по выходным. Они рассказывают ей о таинственной всемирной организации, члены которой похищают людей и обращают их в рабство, и членами которой они являются. А так же угрожают ей, рассказывая, что происходит с теми рабами, которые пытаются бежать. Что происходит с их семьями и теми, кого они любят...
Вот кем стала Сара. Их рабыней.
Они на деле показывают ей, что будет, если она попытается ослушаться.
Она спит в деревянном ящике в подвале.
Ее скудно кормят. Над ней издеваются. Подавляют ее волю.
А потом вовлекают ее в жестокое убийство.
И это только начало. Потому что у Стивена и Кэтрин есть более ужасные планы на Сару...
...и ее ребенка.
"Право на жизнь" - это погружение в безумие и человеческое зло, и страшнее всего то, что эта история основана на реальных событиях. Испытания, через которые прошла Сара, в действительности произошли с реальной женщиной, и они ярко переданы автором.
В книге присутствуют графические сцены насилия и жестокости, а также сцены сексуального характера, и она предназначена для читателей возраста строго 18+.
Джек Кетчам
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
ДЕНЬ ВТОРОЙ
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
Глава 12
ТРИ НЕДЕЛИ СПУСТЯ
Глава 13
ГЕСТАЦИЯ[17]
Глава 14
Глава 15
Глава 16
ЭПИЛОГ
АНОНС ОТ ПЕРЕВОДЧИКА
ОЗНАКОМИТЕЛЬНЫЙ ФРАГМЕНТ
Джек Кетчам
"ПРАВО НА ЖИЗНЬ"
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Глава 1
Нью-Йорк
8 июня 1998 года
10:20 утра.
Они ехали в клинику в молчании.
Накануне вечером они уже все сказали друг другу. Теперь обсуждать было больше нечего.
Оставалось только сделать это. Покончить с этим.
Утренний час пик закончился более часа назад, и движение было довольно свободным. Улицы Верхнего Вест-Сайда казались странно неподвижными и мечтательными, сине-зеленый фургон "Тойота" перед ними дрейфовал от светофора к светофору, словно проводник, ведущий их из ниоткуда в какое-то другое никуда, а они следовали за ним без определенного конца.
Едем в никуда, - подумал Грег. - Мы оба.
Тишина вернула его в прошлое, в их постель прошлой ночью в ее квартире, когда они занимались любовью сквозь дымку слез, которые приходили и уходили с нежной мучительной регулярностью волн во время отлива, биение их сердец было приглушено, они были прижаты друг к другу теснее, чем когда-либо представляли или желали, в мрачном печальном осознании того, что удовольствие сейчас - это еще и боль, и так будет еще очень долго. Ее слезы остывали на его щеке и смешивались с его собственными, мускусный запах слез, а затем ощущение их падения на его грудь, когда она плыла рядом с ним, как корабль по безветренному морю, а когда все закончилось, долгая темная ночь обняла его теплым сном.
Потом тишина и спокойствие во время должных быть шумными утренних ритуалов: вода, бритва и зубная щетка - и он, и Сара были одиноки в этих делах, как никогда. Потом кофе, выпитый в тишине за столом. Грег протянул руку, чтобы взять ее за ладонь, чтобы снова почувствовать ее тепло, чтобы соединить их руки на мгновение, прежде чем выйти через дверь в прохладный утренний воздух. К утренним делам ньюйоркцев вдоль 91-ой и Вест-Энд-авеню, к машинам, такси и грузовикам. А затем спуститься к машине, припаркованной в подземном гараже по соседству. Потом Грег отвезет их на Бродвей, а затем в центр города. Он вез их вперед по колесу времени в никуда. В эту тишину, в этот измученный дрейф чувств.
- Ты в порядке? - сказал он наконец.
Она кивнула.
Клиника была недалеко. 68-я и Бродвей, всего в пяти кварталах. Одна из трех, оставшихся открытыми на весь Вест-Сайд от Виллиджа до Бронкса.
- Это девочка, - сказала она.
И именно это, - подумал он, - а не мой вопрос, нарушило тишину.
- Как ты можешь это знать?
- Я просто знаю. Я помню, что чувствовала с Дэниелом, даже на этой стадии. Это ощущение... другое.
Он снова ощутил что-то плотное и тяжелое внутри себя. Он слышал эту историю много раз за те шесть лет, что знал ее. Ее восприятие этой истории немного менялось со временем и глубиной понимания. Дэниел, ее сын, утонул, провалившись под лед, в озере на севере штата Нью-Йорк в возрасте шести лет. Даже его тело никогда не было найдено.
Если и была когда-нибудь женщина, с которой он хотел бы иметь ребенка, вырастить его, особенно девочку, то это была именно она.
Его руки вспотели на руле.
Но это, конечно же, было невозможно.
- Почему бы тебе не высадить меня у входа, - сказала она. - Найди место для парковки. Я войду и зарегистрируюсь. Меньше времени на ожидание.
- Ты уверена?
- Все будет в порядке.
- А как же эти люди с их чертовыми пикетами. Они, наверное, опять выйдут.
- Они меня не беспокоят. Разве что разозлят меня. Они пропустят меня, не волнуйся.
Он и не думал, что она не испугается. На прошлой неделе, когда Сара шла на осмотр, их было семеро на тротуаре у входа в Ямайский сберегательный банк, здание, в котором располагалась клиника, семеро мужчин и женщин стояли за синими полицейскими баррикадами, несли картонные таблички с надписями ОН РЕБЕНОК, А НЕ ВЫБОР и АБОРТ – ЭТО ГЕНОЦИД, размахивали брошюрами и держали в ладонях крошечные пластиковые двенадцатинедельные зародыши.
Один из них, удивительно симпатичный сорокалетний мужчина, сунул свой маленький экземпляр Саре в лицо, Сара повернулась к Грегу, сказала: "Что за тупое дерьмо", и прошла мимо трех полицейских, стоявших у двери, которые охраняли этих уродов за его и ее налоги, спасибо им большое, и вошла в здание.
Потом другая, обычная на вид женщина примерно того же возраста, что и мужчина, которая последовала за ними к лифту, поднялась и сидела с журналом напротив них в комнате ожидания, глядя на них, пока не назвали имя Сары, а потом встала и ушла. Более тонкая форма преследования.
Им вообще разрешалось это делать?
Они не сказали ей ни слова, хотя он хотел сказать им парочку ласковых. И она, очевидно, знала, о чем он думает. "К черту ее", - прошептала она, - "она не стоит усилий".
Она сама с ними разберется.
И все же ему было бы легче, если бы он сейчас сопроводил ее.
- Что значит какая-то минута или две? - сказал он. - Давай я припаркую эту штуку, и мы войдем вместе.
Она покачала головой.
- Пожалуйста, Грег. Я хочу покончить с этим как можно скорее. Понимаешь?
- Хорошо. Конечно. Я понимаю.
Но он не понимал. Не совсем. Да и как он мог? За всеми разговорами прошлой ночью невозможно было определить, что она чувствует в данный момент. Сейчас, при свете дня, далеко за пределами привычного комфорта дома и постели, комфорта лежания в его объятиях и даже комфорта слез. Он вдруг захотел узнать, ему необходимо было узнать, что она не ненавидит его, не винит его в этом - хотя дважды прошлой ночью она уже говорила, что это не так, и он ей верил. Но сейчас все было иначе. Он хотел знать, что она простила его. За все. За его брак. За его ребенка. Даже за его секс. За то, что он родился мужчиной, чтобы не нести - не мог нести - всю тяжесть этого.
