— Рори, — прохрипел он, и веки медленно поднялись, устремляя на меня ставший еще больше прозрачным взгляд.
В них было все — от усталости до смирения. По одним этим глазам можно было бы смело признать его мертвым, но, подгоняемая жжением между ребер, воющим от тоски, я опустила ладонь ниже, пытаясь согреть прохладные щеки.
— Да, я здесь. Видите, я пришла. Давайте, ваша светлость, приходите в себя.
Он просто смотрел на меня, но ничего не делал.
Как я и думала, упрямец не пытается идти мне навстречу, приняв свою судьбу такой, какой он сам ее придумал, не пытаясь соперничать с братьями Энеску и решив в одиночку нести на себе груз ответственности.
Меня это, разумеется, не устраивало, как и его ужасно бледная кожа, будто бы прозрачная, как истлевший папирус.
— Давайте, поднимайтесь, — чувствуя, что отчаянье потихоньку сдавливает горло, потянула мужчину за руку, пытаясь сдвинуть с места. — Нам нужно, чтобы вы как можно скорее вошли в мой клан.
— Твой клан? — хрипло переспросил он и, напомнив, что в этих руках все еще есть сила, резко обхватил меня за пояс, роняя рядом с собой.
Оказавшись так близко, я уже проглатывала вставшие комом слезы, понимая, что не справляюсь.
— Да, мой клан. Прошу вас, давайте, не заставляйте меня умолять, Мариус, — шептала ему в грудь, но вампир остался холоден к моим просьбам. — Хорошо! Чего ты хочешь? Говори! Я подумаю, что можно сделать! Только прекрати драматизировать, ваша светлость!
— Я хочу, чтобы ты была рядом, — тихо ответил он.
— Я буду, Мариус, буду, только сейчас ты должен подняться. Нельзя умирать сейчас… Если твоя потребность во мне так высока, ты должен встать. Не обрекай меня на это.
— У тебя есть Энеску, они о тебе позаботятся.
— Ты неисправимый упрямец! — вскипела я, и слезы от злости высохли на щеках. — Я предлагаю тебе себя, но ты отказываешься! Так, может, это все фарс, Мариус? И нет на самом деле никакого предназначения?
— Я не могу отнять тебя…
— Если бы ты хотел, — шипела я, вспомнив слова Дрэго о том, что люди в гневе часто говорят именно правду. — Ты бы нашел выход, вместо того чтобы возвести себя на жертвенный алтарь. Я же нашла! Да, пусть не совсем идеальный, но хотя бы не требующий чьей-то смерти!
Мужчина молчал, трудно выдыхая горячий воздух мне в макушку. Его легкая на вид рука каменной тяжестью пересекала мой пояс в слабых объятиях, а сердце слишком тихо стучало — так, что я едва могла его расслышать.
— Нужна ли я тебе на самом деле…
— Ты то, чего я даже не ждал, — прошептал он слабым осевшим голосом. — Я не молился, не умолял предков дать мне шанс, принимая их волю, когда Эйгана не стало. Они хотели, чтобы я смирился с тем, что всегда буду один.
— Так почему сейчас ты идешь против их воли, отказываясь от меня?
— Как я могу отказаться от тебя? Я лишь хочу, чтобы ты была счастлива, пусть и не со мной.
— Нет, Мариус. Ты бросаешь меня. На этом все.
— Рори, — прохрипел он, прижимаясь губами к моим волосам. — Ты не понимаешь…
— Не считай меня неразумным ребенком, у тебя вся жизнь впереди, чтобы убедиться, что это не так. Прошу тебя, дай нам шанс, — с трудом развернувшись, приподнялась выше, укладывая голову прямо напротив лица вампира. — Ты извинялся за тот поцелуй в лабиринте, говорил, что он неуклюж и недостоин меня. Так исправь первое неправильное впечатление.
Я сама потянулась к пересохшим губам.
Прикасаясь к ним робко, ощутила вкус мороза и свежести, будто с разбегу нырнула в сугроб. Ресницы дрожали, и я ничего не могла с ними поделать, даже если бы попыталась, потому как вампир не отвечал, едва ли осознавая мою напускную храбрость.
Но затишье продлилось недолго. Предстоящая буря подкралась сжавшими ткань пальцами, лежащими на моей талии. Словно зверь, Мариус впился в нее до треска, дрожа, и неожиданно откровенно ответил мне, оказываясь сверху и придавливая к перинам всем телом.
Он целовал отчаянно, полно.
В ушах слышался треск разрушающихся цепей, которыми он сам себя сковал, не позволяя искать решение и вместо этого смиренно принимая неминуемый исход.
Позволяя ему быть главным, неумело разомкнула губы, чувствуя горячий и гибкий язык, скользнувший вглубь с самым откровенным порывом. Пальцы все сжимались, пока не расслабились и не потянулись вверх, по пути касаясь моих дрогнувших ребер, груди и, наконец, шеи, фиксируя голову на одной точке.
— Как ты представляешь себе этот клан, неспособный сосуществовать на одной территории? — на секунду оторвавшись, прошептал он, заставляя меня открыть глаза.
К моему огромному облегчению, застывшая несколько минут назад похоронная маска на его лице треснула. Хоть он и выглядел так же устало, но уже не напоминал лежащий в груде мусора труп.
— Выездной брак, — стараясь не потерять голос, ответила я. — Многие жены наших командиров ездили к ним на границу, не имея возможности задерживаться там надолго, потому что штабы постоянно перемещались. Думаю, пару дней в неделю я могла бы спокойно проводить под твоей крышей.
— Пару дней? — серые глаза недобро блеснули. — Пары дней мне будет мало, Аврора. Ты должна понять: я хоть и стар по человеческим меркам, но не настолько, чтобы ты не брала меня в расчет.
— По человеческим меркам ты уже даже не должен существовать. Но ты хотя бы говоришь о перспективах, — вновь возвращаясь к поцелуям, я старалась не отвлекать князя беседами, пока не удостоверюсь в его согласии.
— Нет, Аврора, подожди.
— Что еще?
— Ты действительно уверена, что хочешь стать женщиной князя Сумеречной Лощины?
— Меня мало трогает твой титул, Мариус. И если из меня получится плохая княгиня, это будут только твои проблемы.
Секунду подумав, он кивнул:
— Согласен. Я как-нибудь с этим справлюсь.
— Отлично, просто отлично… — прошептала я, вновь чувствуя на себе чужие горячие губы, изучающие то, что было им предоставлено.
Стараясь не думать о привычных сомнениях, я раз за разом прокручивала в голове слова Амадея, о том, что чувствовать и проявлять желание — это нормально. Убеждая себя, что если разрешение принять Мариуса в клан прозвучало, значит, я не нарушаю никаких запретов и делаю все возможное, чтобы повелитель Сумеречной Лощины остался в живых.
На самом деле меня должно было волновать, что я целую именно Мариуса — совершенно чужого мне, подорвавшего доверие и яркого интригана. Но, на удивление, эти мысли упрямо отказывались задерживаться, создавая полное ощущение, что все происходит как должно.
Этот поцелуй должен был быть.
— Я не хотел бы тебя торопить, Аврора, — прошептал князь, отклоняясь и замирая надо мной. — Хочу, чтобы все было правильно.
— И как это, на твой взгляд? Правильно, — восстанавливая дыхание, дрожащим взглядом скользила по породистому лицу, замечая тонкий росчерк шрама на нижней губе.
— Как минимум, когда ты сама меня об этом попросишь, а не в вынужденных обстоятельствах, как сейчас.
— Хорошо, хорошо… Я обещала тебе танец, Мариус, — напоминая ему, зачем я здесь, прошептала в ответ. — Давай станцуем сейчас?
Мужчина молчал, принимая окончательное решение. Смотрел мне в глаза прямо и задумчиво, а я лишь наблюдала за тем, как движется зрачок в бездонной серости, то расширяясь, то сужаясь в крошечную точку.
— Ты правда этого хочешь? Аврора, я просил танец от злости на весь мир, за то, что придется тебя отпустить. Опрометчиво позволил себе не имеющую продолжения блажь.
— Я не стану врать, Мариус, но сейчас я хочу, чтобы ты не перешагивал через эту тонкую черту, из-за которой уже не вернешься. Время. Нам обоим нужно время, чтобы понять и привыкнуть к существованию друг друга. Прошу тебя, прекрати играть на моих натянутых нервах и позволь принять тебя в свой клан, чтобы я могла выдохнуть.
Протараторив свое признание, с отчаяньем смертника на плахе ждала приговора. Я понимала, что князь прекрасно видит мою вытянутую шею, распахнутые глаза в преддверии его слов, и разомкнутые губы, между которыми свистел втягиваемый воздух.
