Бартоломью ничего не ответил. Он без конца теребил нижнюю пуговицу на своем пиджаке.

— Я видел этот нож на своей кухне, ясно? — почти визгливым голосом выкрикнул Кленси.

— Это вы выбросили его в кусты из окна гаража? Не так ли? — с вызовом спросил помощник прокурора.

— Нет! — Кленси затрясся, как лист на ветру.

Барт посмотрел на присяжных и заметил, что один из мужчин при этих словах скептически сложил руки на груди и качает головой. Он явно не верил ни единому слову обвиняемого и считал его хладнокровным маньяком. Похоже, этот парень сядет. И не только за то убийство, которое он совершил, но еще и за убийство своей жены.

— Но на нем ваши отпечатки…

— Протестую, помощник прокурора оказывает давление на подсудимого, — сказал Годфри Стивенс, поднявшись. — Ясно ведь, что на ноже отпечатки мистера Кленси, потому что это его кухонный нож.

Судья нахмурился.

— Протест принимается. У вас есть еще вопросы, мистер Уилсон?

— Вопросов нет, ваша честь, — ответил помощник прокурора, бросив пренебрежительный взгляд на адвоката Кленси. — Обвинение вызывает Бартоломью Дикинсона.

Барт поднялся и, проверив, не зацепился ли галстук за лацканы пиджака, неспешно пошел вперед по проходу между рядами. За время своей работы ему не раз приходилось давать показания. Обычно он всегда был спокоен, но сейчас под взглядами всех этих людей в зале ощущал себя жуком, ползущим по полу между огромными ножищами. Он чувствовал, что сердце бешено бьется где-то в горле.

— Кем вы работаете? — спросил Уилсон, когда Барт сел на место свидетеля.

— Я переговорщик в полиции Нью-Йорка.

— Вспомните двадцатое марта этого года. Что произошло в тот день?

Барт посмотрел на Корнера, тот кивнул, выражая этим свою поддержку.

— Поступил вызов о захвате заложников в кафе «Рэд Черри». Вместе с моим напарником Робертом Корнером мы выехали на место.

— Кто из вас был ведущим переговорщиком? — задавая вопросы, Уилсон прохаживался вперед и назад по залу, постоянно поглядывая на присяжных, словно пытаясь получить их одобрение.

— Я, — коротко ответил Барт.

— И вы разговаривали по телефону с Гилбертом Кленси, не так ли? — в тоне голоса помощника прокурора чувствовалось превосходство. Он словно смотрел свысока. Так что, давая свидетельские показания, Бартоломью даже почувствовал себя обвиняемым.

— Верно.

На первом ряду Барт увидел родителей Марка. Они сидели рядом с матерью и отцом Зои и сосредоточенно наблюдали за происходящим. Мать Марка, хотя и была одета как обычно, выглядела неважно. Под ее глазами можно было заметить темные круги, лицо осунулось, постарело. Барт помнил ее улыбающейся. Он мог с мельчайшими деталями воссоздать в голове день, когда в последний раз видел ее счастливой. В начале марта, когда у нее был день рождения. Томпсоны устроили праздник в саду, и она с упоением рассказывала о новом рецепте тыквенного пирога с мускатным орехом. Неужели она больше никогда не улыбнется? Подумав об этом, Барт неожиданно захотел обнять свою мать. Он так давно этого не делал.

— Расскажите о поведении мистера Кленси. Он был агрессивен?

— Он был в отчаянии, — сказал Бартоломью, поймав на себе взгляд мистера Томпсона. И если до этого момента он взирал на происходящее отрешенно, то теперь смотрел на Барта с явным недовольством.

— Вы хотели сказать, он был отчаянно враждебен? — попытался уточнить Уилсон.

— Я сказал, что он был в отчаянии, — твердо повторил Барт.

— Как отчаянный головорез? — продолжал гнуть свою линию помощник прокурора, начиная раздражаться. Видимо, свидетель говорил совсем не то, что он хотел услышать.

— Как животное, — сказал Барт, — которое, угодив в капкан, готово отгрызть себе ногу.

Зал загудел. Казалось, все присутствующие разом заговорили. Брайан Ходж стукнул молотком по столу, призывая к порядку.

— Мистер Уилсон, у обвинения имеются другие вопросы? — строго спросил судья.

— У меня все, — бросил помощник прокурора. Развернувшись, он сел на свое место, даже не взглянув на Барта.

— Ваша честь, есть вопросы у защиты, — поднявшись, сказал Годфри Стивенс.

— В таком случае, советник, вам слово.

— Мистер Дикинсон, — адвокат вышел в центр зала. — Расскажите, вы ничего странного не заметили во время общения с мистером Кленси?

Бартоломью знал, о чем спрашивает его Годфри Стивенс. В комнате наступила тишина. Множество пар глаз рассматривали Барта.

— Заметил.

— Что именно? — продолжил воодушевленный ответом свидетеля Стивенс.

— В разговоре были паузы. Как будто, кроме меня, он говорил с кем-то еще, — казалось, даже если бы Барт произнес эти слова шепотом, они все равно позвучали бы так же оглушительно.

Зрители снова загалдели. Мистер Томпсон выглядел взбешенным, а на лице Роби Корнера было написано удивление. Барт увидел стоящую в конце зала Дейзи. Она только что вошла и остановилась у стены.

— Тишина в зале суда! — снова взревел Брайан Ходж, в который раз пустив в ход молоток.

— У меня все, — с удовлетворением объявил Годфри Стивенс.

— Простите, — помощник прокурора поднял руку, — У обвинения появились еще вопросы к этому свидетелю.

— Пожалуйста, мистер Уилсон, — разрешил судья.

— Мистер Дикинсон… — чеканя шаг, обвинитель подошел к Барту и сунул ему под нос папку, которую он без труда узнал. — Вот ваш отчет о произошедшем в тот день. В нем нет ни слова ни о каких паузах. Почему вы о них не сообщили?

Если бы Уилсон только знал, каких усилий на самом деле Барту стоило написать тот отчет. Спасибо, что в тот день он вообще смог написать хоть что-то.

— Тогда это показалось мне несущественным. Но после я понял, что ошибся, — ответил Барт.

— Насколько вы уверены, что слышали паузы?

— Абсолютно уверен.

По комнате вновь прокатился недовольный рокот. Барту казалось, что судейский молоток вот-вот разобьет столешницу.

— Пожалуйста, успокойтесь! — крикнул судья. — К свидетелю еще есть вопросы?

— Нет, ваша честь, — цокнув языком, ответил Уилсон.

— В таком случае, мистер Дикинсон, вы свободны. Объявляется перерыв на обед.

Стремительным шагом Бартоломью выскочил из зала суда. Ему нужно было выйти на воздух и совсем не хотелось объясняться с Роби Корнером, который провожал его недоумевающим взглядом, пока он шел по коридору. Спрятавшись за углом, Барт закурил. От Дейзи пришло сообщение, что через десять минут она будет ждать его на парковке, чтобы поехать вместе на обед, как они и договаривались утром. Но он не мог думать о еде. И даже если бы тарелку поставили у него перед носом, он, скорее всего, не смог бы запихнуть в себя ни кусочка. Барт не представлял, могли ли его слова как-то повлиять на присяжных. Он ни разу не взглянул на них, когда сидел на месте свидетеля, не видел выражений их лиц. Но, как бы там ни было, он считал своим долгом сказать правду. И он это сделал, а значит, все правильно.

Отец Марка вырос перед Бартом неожиданно. Он выскочил из-за колонны и сразу же вцепился в воротник его рубашки. Его взгляд горел ненавистью.

— Что ты творишь, парень?! — тряся Барта за грудки, крикнул мистер Томпсон. — Из-за тебя этот ублюдок может получить маленький срок и скоро оказаться на свободе! Какого черта ты делаешь? Зачем ты его защищаешь?!

Барт был ошеломлен. Со дня смерти Марка его отец ни разу не заговорил с ним. А теперь он набросился на него, готовый раздавить, как муху. Бартоломью даже не сопротивлялся. Он лишь отодвинул руку с сигаретой в сторону, чтобы не прожечь костюм мистера Томпсона.

— Думаешь, можешь манипулировать присяжными? Тебе не кажется, что ты заигрался в свои психологические игры?! — продолжал мистер Томпсон, брызжа слюной. Его подбородок дрожал, глаза налились кровью.

— Я никого не защищаю! — выйдя из оцепенения, Барт попытался вырваться из его рук. — Я хочу, чтобы Кленси сел в тюрьму. Но только за свое преступление…

Наверное, они наделали много шума, потому что рядом уже появилась пара зевак. А затем Барт услышал рассерженный голос Дейзи Картер: