Когда я вылезла из старого, тяжело пыхтящего экзаменационного «жигуля» на дорогу, то чуть сама не попала под машину: от радости передо мной все кружилось и блестело. Майское солнце отражалось в стеклах проезжающих машин, в окнах домов, и даже унылая автобусная остановка выглядела не грязно-стеклянной, а хрустальной. Я хотела подпрыгнуть, но с удивлением посмотрела на саму же себя со стороны: что люди подумают о такой чокнутой девчонке? И пошла нормально, понесла новость родителям.

Дома мама порадовалась, сказав: «Вот, Варвара, не зря я с тобой намучилась, умеешь теперь задуманное выполнять», – а папа заметил скептически: «Сдать – это еще не ездить. Посмотрим, что там у тебя на дороге будет».

Посмотреть, как будет «на дороге», долго не получалось. Ведь машины-то у нас, как я говорила, нет. И случай представился только вчера, когда мы всей семьей поехали на дачу к моему молодому человеку. У Владимира уже есть машина, красный «Фольксваген», не очень новый, но ухоженный. На нем мне и разрешили покататься, чтобы я показала свое умение.

…Я, задерживая дыхание и грея друг об друга потеющие холодные руки, с трудом забралась на липкое и раскаленное от солнца сиденье. Рядом со мной сел мой папа, а мама и Владимир – позади.

Я посмотрела вперед и попыталась повернуть к себе неподатливое и длинное зеркало заднего вида. Пупырчатый черный руль, пыльно поблескивающая приборная панель, даже ручка передач с наконечником в виде прозрачного шара с розочкой внутри – все это, казалось, смотрело на меня с подозрительным прищуром, как недружелюбный иностранец. Несмотря на жару, я чувствовала себя так, словно внутрь меня кто-то налил жидкого, но ледяного мороженого. Я и двигаться стала неловко, как в замедленной съемке. С трудом протянула руку, повернула ключ, придержала… Мотор издал резкий и жуткий скрежет. Я спохватилась и разжала руку; двигатель равномерно зарычал.

– Варя, ты ключ передержала, – укоризненно заметил сзади мой молодой человек.

– Да, надо всегда уметь поймать момент, когда мотор уже схватился, и не держать лишнее время ключ зажигания, – подтвердил сидящий рядом со мной папа. – Это очень вредно для машины.

Ох, хоть бы я ничего не сломала!

Я попыталась быстрее тронуться, чтобы они забыли о моей первой неудаче, но, к моему удивлению, машина не поехала, только взревела и чуть приподнялась. Я попробовала еще раз. Машина опять взревела – и ни с места. Родители молчали. Мою ногу на педали сцепления свело от напряжения. Я нагнулась и внимательно посмотрела под руль. Может быть, на этой машине по-другому расположены педали? Нет, такого не может быть!.. Но если не едет… Вдруг я жму не на сцепление, а на что-то еще – например, на тормоз? Я попыталась тронуться через другую педаль, и машина сразу же заглохла.

– Варенька, зачем ты хочешь убить мой драндулет, ему и так немного осталось! – рассмеялся Владимир.

Моя мама, как я видела в зеркале, расстроенно на него поглядела, и на щеках ее проступили пятна. Она с негодованием сказала моему затылку:

– Варвара! Что ты там натворила! Ты с ума, что ли, сошла, чужую машину ломать! Володя, извини, пожалуйста, мы за все заплатим.

– Не надо ни за что платить, Люда, – снисходительно вздохнул папа. – Надо просто признать факт, что на автошколу мы потратились зря, потому что Варвара только что пыталась два раза тронуться с ручника, а потом перепутала сцепление с тормозом, вот мотор и заглох.

Господи, ручник! Ну я и дура! На первом занятии говорили!

Владимир рассмеялся: он в таких случаях никогда не сердится. А вот родители… Ну что ж, тут я сама все испортила, как всегда. Понимая это, я все-таки опять завела двигатель, с трудом отпустила тугой ручной тормоз и тронулась. Получилось довольно резко, не так, как с инструктором, но все же я поехала. По бокам замелькали деревенские домики – казалось, очень быстро, хотя скорость была меньше шестидесяти. Я так внимательно следила за дорогой и крепко жала руль, что у меня заболели и ладони, и глаза. Мама с Владимиром сзади молчали, а папа говорил своим ровным голосом, иногда вздыхая и поглаживая усы:

– Зачем же ты так дергаешь руль? Поворачивать надо плавно. К тому же, смотри, что ты сделала: ты не снизила скорость при повороте и тебе пришлось срезать угол. Таким образом, если бы сейчас оттуда выехал встречный, была бы неминуемая авария… Пешеходов надо пропускать, разве вас не учили? Эта женщина уже поставила ногу с тротуара: значит, надо было немедленно прекратить движение, а ты куда-то проехала… а зачем сейчас-то так резко тормозить? Этот мужчина никуда и не идет, он от дороги в пяти метрах, разве ты не видишь? Ну, поезжай, сзади уже машина подъехала, не задерживай ее: она не виновата, что ты ничему не научилась…

Я съехала на пыльную обочину у какого-то маленького деревенского магазина, похожего на железную будку, и заглушила мотор.

– А теперь-то что такое? Варька полна сюрпризов! – рассмеялся Владимир.

– Я… дальше… не поеду… – выдавила из себя я и выбралась из машины. Улица окатила меня солнцем, пыльным ветром и шумом работающего неподалеку трактора. Щетинистые мужики в трениках, которые что-то распивали возле магазинчика, с интересом уставились на меня поверх горлышек бутылок. Вышедшая из дверей с сумками толстая женщина улыбалась, а рядом с ней ехал на самокате мелкий мальчишка в одних плавках: он вообще хохотал во все горло, разинув рот… Тебе-то еще чего надо, дрянь такая?!

– Варвара, прекрати свои истерики немедленно! Все люди на тебя смотрят! – донеслось из машины шипение мамы. – Садись обратно, хватит позориться!

Я еще раз покосилась на выпивающих мужиков, постаралась выпрямиться и вытерла щеки косами – хоть какая-то польза есть от длинных волос – но в машину не села. Мне казалось, если я снова там окажусь, у меня голова взорвется или я убью кого-то…

– Да садись, садись, Варь, – услышала я голос Володи. – Я поведу.

Как хорошо, что у меня такой понимающий молодой человек!

Я быстро забралась в машину и села рядом с мамой, стараясь не встречаться с ней взглядом. И так понятно, что мне скажут дома, и я это заслужила! Мне и самой было очень стыдно, что расхвасталась, что опять подвела родителей, которые потратили на мое обучение столько денег и ожидали от меня хоть чего-то серьезного. Я бы уже сейчас попросила у них прощения, но горло опять заткнула неизвестно откуда взявшаяся злость…

Обсуждения моего проступка, конечно, не было до тех пор, пока мы не приехали к себе домой: мама всегда говорит, что хуже нет, чем выносить сор из избы. Владимир из-за своей машины и моей неумелости совсем не расстроился, только посмеивался, мама уже дома в который раз сказала о том, что «в твои почти 18 тебе, Варвара, пора вести себя по-взрослому, а то ты все говоришь, что тебе можно доверять, а где поступки-то?», а папа, с задумчивым сожалением взглянув на меня своими блекло-синими глазами, подытожил:

– Ну, как я и говорил, водить машину – это явно не твой талант. И этом нет ничего удивительного: если уж я в свое время понял, что у меня не может получиться на нужном, высоком, уровне, то у женского, так сказать, пола с этим еще хуже. Мама твоя, например, машину водить никогда и не пыталась, и правильно делала.

– Мне к моим вечным проблемам с вами не хватало машины, – отмахнулась мама. – И так от этих поездок голова раскалывается…

…Вот такой день был у меня вчера. А сегодня появилась та самая мысль: что жить я не могу. Как будто впереди не осталось ничего интересного – ни в жизни, ни во мне самой. Раньше я, если что, всегда мечтала о машине, а теперь… Не знаю даже. Куда я такая гожусь?

Мыслей у меня в голове слишком много. Когда я, наконец, вытираю всю пыль, распускаю и переплетаю косы (они у меня почти до колен, правда, я и ростом-то всего метр пятьдесят три), снимаю пижаму и надеваю белый халатик в голубой горошек, в большой комнате родители уже заканчивают завтракать. Шторы там тоже задернуты (мало ли, кто заглянет с улицы, всяких ненормальных полно), но свет не горит: надо экономить электричество. Я к полумраку привыкла, у нас всегда так было.