Ядвига Симанова
Ученица мертвой белки. Книга 2
© Я. Симанова, текст, 2023
© Издательство «Четыре», 2023
Всё живое принадлежит смерти.
Кто скажет другое, тому – не верьте!
Н. Фёдорова, «Следы»
Глава 1
Создатель
Впоследствии смотрители обнаружили шкафчик с выбитым стеклом и пропажу ключа из связки. Немедля допросили беглецов. Мартин не думал отпираться и сразу сознался в краже, сообщив, что выронил ключ по дороге, когда его самого пинками вели в «одиночку». Естественно, ему не поверили. Обыскали всех причастных к побегу. Однако обыск результатов не дал. На том и успокоились: утерянный ключ не был уникальным, вскоре ему изготовили замену.
Мартин, как и его товарищи по неудавшемуся побегу, перебивался с хлеба на воду, предаваясь тяжким размышлениям об уготованном ему будущем: красная точка на экране монитора с указующей на нее стрелкой – какая-то крошечная часть мозга, то, что, по словам Сильвы, осталось от Ежи и Катарины, – не выходила из головы: «Их нет, а часть осталась. Значит, эта часть важная и безмерно ценная. А те пациенты, мирно посапывающие на белых простынях в стерильной палате, – спонсоры. А спонсоры должны быть заинтересованы. В чем? Да в этой самой красной точке! Точка осталась… Головы забинтованы. Да, именно! Они перенесли операцию на мозге. Им трансплантировали тот участок, отмеченный красной точкой, – в нем все дело! А Ежи и Катарина – доноры. И мы тоже… Но почему бы изуверам сразу не вырубить нас наркозом, уложить на операционный стол, покопаться скальпелями где-то между полушариями, а затем без шума и пыли избавиться от тел? К чему все эти сложности с обучением магическим искусствам? Испытаниями? Зачем вешать лапшу на уши, когда можно сразу под нож? Почему мы до сих пор живы? С очевидностью ясно одно: им нужно, чтобы мы прошли через финальное испытание, нас не собираются лишать жизни, покуда мы не завершим его».
Дверной засов лязгнул, перебив беспорядочные думы. Смотритель принес еду – нет, на сей раз всего лишь стакан воды и… пилюли. Целых две. Пилюли вместо хлеба – предвестники скорого наступления часа икс. Что, однако, не удручало нисколечко, напротив, Мартин сходил с умаот бездействия. От голода, разумеется, тоже, но более всего от бездействия. Только бы вырваться, найти подходящее место, где бы представился шанс испытать судьбу! Он залпом проглотил обе пилюли сразу. Сердце забилось чаще. Скоро…
Когда смотритель оставил его одного, он сунул руку под рубашку и прощупал памятный крестообразный шрам на груди. Старый ожог зарубцевался примечательным образом: в одном месте кожа расслаивалась, образуя подобие крошечного кармана. Проведя пальцем по «карману», парень нащупал твердое – ловко спрятанный ключ был на месте, а значит, дело за везением! Мартин успокоился, переживания отступили, спокойствие по мере замирания пульса сменялось безразличием. Уносил сон…
И вот, теряясь между сном и кошмаром, он обнаружил, что сидит на каменном полу в полной темноте. Вначале решил, что очнулся в той же одиночной камере, где его сморил сон. Но помещение было больше, потолки выше, от камней веяло холодом, как и от неровных сырых стен. Невыносимо тяжелый воздух, казалось, давил со всех сторон. Поднявшись с колен, Мартин пошел на ощупь, осторожно переступая с ноги на ногу в неизвестности тьмы. Страшно хотелось пить, да и голод уже явственно прожигал нутро щупальцами. Но тщетно он выставлял руки вперед и водил ими перед собой в надежде наткнуться на стакан воды или миску с едой: мучители не оставили ничего.
Он стал прислушиваться. Вдалеке раздался шелест. Мартин двинулся вперед, ориентируясь на звук. Когда шелест перешел в шуршание в непосредственной близости от его ног, что-то щекочущее быстро скользнуло по его голой ступне. Сделав шаг, он услыхал писк и глянул вниз: серая тень, вильнув длиннющим тонким хвостом, удрала прочь. «Крысы», – с досадой констатировал Мартин.
Но крысам тоже надо пить! Он пошел за крысами, и – о боги! – ему померещился свет! Боясь, что свет померкнет, ускорил шаг, несколько раз споткнулся, крыса под ногами больно цапнула, а сама юркнула к стене, не преминув возмущенно присвистнуть. Свет становился яснее, отчетливо обозначая сетчатые контуры. Он проливался сверху, с недостижимой высоты нисходил на плиты серого камня. Тут же заканчивалась стена. Темный тоннель вывел Мартина к основанию непомерно глубокого колодца, наверху которого сквозь прутья решетки усмехалась далекая небесная лазурь.
На дне, прямо под решетом небосвода, что-то поблескивало. В углублении каменистого грунта скопились остатки прошедшего накануне дождя. Образовавшаяся лужа в обманчивых бликах насмешливого света виделась гладью кристальной чистоты. Омороченный жаждой, Мартин принялся жадно черпать ладонями влагу, захлебываясь ею, словно в последний раз. Лишь напившись вдоволь, он ощутил хруст песка на зубах, а в остатках лужицы разглядел грязную муть. «Крысы, должно быть, тоже сюда приходят на водопой», – сказал самому себе Мартин, обреченно качая головой.
Он по-прежнему не представлял, где в этом каменном мешке можно добыть еду. Но ясность мысли вернулась, и он вспомнил о ключе. Взяв его в руку, принялся лихорадочно водить им по воздуху, перемещаясь от одного края колодца к другому – напрасные надежды, в том месте портал не открывался. Ключ упал в карман брюк: прятать его больше не было нужды.
Мартин стал ждать… Обращаясь к логике, он ждал испытания, которое по всем признакам вот-вот должно было начаться – не зря же его накануне угостили двумя пилюлями. Он ждал и ждал. Считал на клетчатом небе звезды, стоило им взойти, укладывался спать на холодных камнях, подстелив под голову рубаху, пробуждался с первыми лучами солнца и вновь принимался ждать, изнывая от голода, но никто не спешил к нему, положение его изо дня в день не менялось.
Вскоре диапазон мыслей сузился до единственной. Он жадно наблюдал за крысами, изо всех сил боролся с собой, с искушением поймать пищащее отродье, поймать, чтобы выжить. В конце концов изловил одну нерасторопную тварь, и ничего, что она его цапнула, – так было проще ее съесть. Он заткнул душераздирающий писк, размозжив ей голову камнем, и съел, сожрал еще теплую тушку. Облизывая кровавые губы, объятый вонью крысиной и своей, человечьей, Мартин силился удержать съеденное в желудке, но вышло не очень – большую часть он изрыгнул тут же на недоеденные останки. В тот момент пришло осознание – тяжелое, но кристально ясное, безжалостно правдивое: нечего ждать, это и есть испытание, худшее, что устроители программы могли приготовить для него.
День сменяла ночь, и так без счета. Небеса от случая к случаю проливали спасительные дожди. Закостенев духом, Мартин более не гнушался крысами, в ловле коих достиг истинного мастерства. В проворстве и черствости он прежний позавидовал бы себе нынешнему. Но наихудшей пыткой свалилось на него одиночество, от которого он готов был лезть на стену. Чтобы не сойти с ума, он разговаривал с крысами – с теми, кого не успел съесть, а бывало, беседовал и со съеденными.
Внутри него обида, горечь, боль, отвращение к самому себе, безысходность, желание покончить со всем и сразу перемешались с обрывками памяти о том, кем он был когда-то, остатками надежды и неуемной жаждой жить. Эти чувства, конфликтуя между собой, не находили выхода, подрывая его изнутри. Все эмоции, переживания, что некогда составляли личность, именуемую Мартин Шервинский, больше не находили отражения. Будучи совершенно один, он испытывал острую потребность отразить себя вовне, чтобы видеть со стороны, узнавать в других свои добродетели и пороки, тем самым убеждаясь в существовании себя самого. В одиноком застенке каменного колодца не было ни души, холод серых стен не отражал Мартина. Крысы не в счет, человек отражается в человеке.