– Я тебя не спрашиваю, как волки заманивают коней. Скажи, как бы ты сам угнал косяк?

– Очень просто. Натянул бы на себя шубу наизнанку. Потом к кончику курука привязал бы тряпье – пугало – и на бешеном скаку со свистом погнал бы косяк, куда надо. А если разгорячить косяк, его уже не остановишь. – Только знай размахивай полами шубы и пугалом и мчись следом.

– Тогда выверни наизнанку тулуп и надень его. А вот к этому чучелу привяжи веревку и мчись вон к тому пригорку. Посмотрю, сможешь ли ты угнать табун, – сказал Мамбет.

Аманкул возражать не стал, вывернул наизнанку тулуп, надел его, потом вывернул шапку. Ехавший рядом джигит снял с седла пегое чучело, крепко привязал к нему веревку и подал один конец Аманкулу.

Конь табунщика полностью соответствовал замыслу джигитов. Едва Аманкул, гикнув, припал к гриве, конь прижал уши и рванулся в карьер, будто в шею ему вцепился барс. А пегое чучело из ссохшейся телячьей шкуры, привязанное длинной веревкой, закрутилось, заскакало, завертелось бесом по кочкам позади коня. Казалось, это гонится, поднимаясь и припадая, какое-то страшное волосатое чудовище. Аманкул оглушительно свистел, конь, распластавшись и вытянув шею, несся словно сатана, по степи – не только животное, люди ужаснутся, увидев такое…

Тренировочный выезд табунщика понравился Мамбету.

– Неплохо, – похвалил он, подозвав к себе Аманкула. – Только учти: у казаков-табунщиков может быть оружие. Если сробеешь – угробишь себя и других. Смелый джигит или погибнет, или оправдает надежду товарищей.

Одиннадцать человек ехало по берегу Шынгырлау в сторону Аккалы, что стоит в тридцати пяти верстах от Акбулака. Между двумя селениями тянулся глубокий овраг – Тиксай. По сведениям разведчиков, казаки дошли до Тиксая и повернули назад, будто чем-то напуганные. Мамбет решил проехать по оврагу засветло. Отряд шел легкой рысцой, растянувшись цепочкой по тропинке. Часто переходили на шаг.

Осенний день короток, вечера долги. Мамбет решил перед самым заходом солнца проехать Тиксай и успеть до ночи добраться до Аккалы. Остальные силы отряда между тем пройдут по оврагу и остановятся на подступах к городку. Коли враг не помешает, они сделают все необходимое еще до рассвета. С рассветом отряд должен ворваться в Аккалу.

У начала оврага путников встретил коренастый, рыжеватый джигит на карем коне.

– Путь свободен, батыр. Можно остановиться у нас, перекусить, дать коням передохнуть.

– Боюсь, что нам некогда будет ужинать, Ергали. Готовы ли твои пастухи? – спросил Мамбет.

– Пятнадцать – шестнадцать верст – дорога недолгая. Мигом доедете.

– Доехать-то доедем… – Мамбет задумался. – Если не успеем до вечернего водопоя, худо будет. Ждать на свирепом холоде до утра – опасно.

– Поэтому нужно согреться, Маке.

– Ты лучше о пастухах мне скажи.

– Пастухи вас встретят.

– Тогда, Ергали, приготовь всем по чашке разведенного курта. Только побыстрее.

Ергали поскакал назад.

Когда путники подъехали к домику у оврага, на дастархане уже стояли наготове чашки крепкого пахучего курта и холодная баранина. Привязав коней, джигиты, не раздеваясь, по двое заходили в домик, мигом опрокидывали чашку курта, поспешно закусывали двумя-тремя ломтями мяса от опаленной бараньей головы. Последним зашел Мамбет, поздоровался с хозяйкой, поджав одно колено, опустился на край дастархана, оторвал кусочек мяса и отправил в рот. Потом взял из рук хозяйки большую чашку разбавленного курта. Несколькими большими глотками выпил его, сказал: «Спасибо, женге», – и поднялся.

Светлая, средних лет женщина вышла вслед за ним, Мамбет взял коня под уздцы и подвел к ней. Женщина погладила лошадиную морду правой рукой.

– Батыр! Когда храбрый джигит отправляется в поход, его провожает возлюбленная. К невесте джигита провожает женге. Тебя, я думаю, уже провожали и те и другие. Я тебя провожу как добрая старшая сестра. Удачного пути, батыр!

И женщина нежно провела ладонью по лбу коня.

Крупной рысью проехали верст восемь.

– Вон за тем перевалом Карасая сразу увидите Аккалу, – сказал Ергали Мамбету.

Мамбет в этих краях не бывал.

– Город на этом берегу? – спросил он.

– Нет, на том.

– А где же мы проедем?

– Через брод Жаман-Откел. Там мелко, ниже брюха коню. Дождей нынче мало, речка почти везде замерзла, можно по льду проехать, – объяснил Ергали.

Мамбет не стал больше расспрашивать, задумался о чем-то, зорко оглядывался вокруг, прошептал невнятно: «Нагрянул бы, дьявол, с правой стороны». Ергали не понял, решил, что Мамбет вспомянул казаков в Аккале.

Ехавшие в хвосте отряда Жапалак и Аманкул вдруг остановились и показали рукой на запад, в сторону города. Вдали маячили вооруженные конники.

Давно известно, что на войне побеждает та армия, которая лучше обучена и вооружена и которой командует наиболее способный, опытный полководец. Но иногда, несмотря на лучшее вооружение, на блестящее военное руководство, армия терпит неудачу за неудачей. Вот такой невезучей оказалась и отборная конная дивизия под командованием генерала Акутина. Все лето ее нещадно колотили «босяки» Чапаева, и Акутин не смог удержать фронт западнее Уральска. А позднее, когда на помощь двадцать пятой дивизии пришли бригады двадцать второй и красные в начале декабря подошли к Уральску с двух сторон, знаменитый казачий корпус генерала Акутина затрещал по всем швам, точно бязевые лохмотья. Под Каменкой целый полк из его дивизии перешел на сторону красных. Большевистские агитаторы умело попадали в цель. Их лозунги: «Землю – крестьянам!», «Заводы – рабочим!», «Русские рабочие – братья!», «Советская власть воюет не с трудящимися, а с угнетателями и с их прихвостнями – белыми генералами!» – проникали в окопы, в белоказачьи сотни и будоражили простых солдат. И не только будоражили, но и способствовали тому, что многие повернули оружие против атаманов…

В низовьях и верховьях Яика, в селах и станицах, даже в далеких аулах поднялся с оружием в руках оскорбленный и униженный люд. Вместо необузданной удали у казаков появился страх, вместо неудержимых налетов – трусливая оглядка. Презренные «карашекпены», «вонючие русские мужики» и «дикие киргизы» беспрестанно налетали на «славные» казачьи отряды, совершенно лишая их покоя. Но генерал Акутин сопротивлялся отчаянно. Против партизан с бухарской стороны держал в станицах Меновой Двор и Теректы полк конных казаков. Чтобы остановить натиск красных со стороны Самары и Саратова, надо было во что бы то ни стало добиться порядка в тылу. Теперь же Акутину пришлось перебросить этот полк на север против красных, рвавшихся в город. А на место казачьих сотен Уральское Войсковое правительство решило отправить джамбейтинских дружинников. За одну ночь на защиту Уральска был переброшен отряд в пятьсот сабель, а две сотни остались до прибытия дружинников Жаханши. Однако оставшиеся не бездействовали: чтобы показать партизанам свою силу, казаки решились на отчаянный, рискованный маневр – из Теректы отправились в Кокпекты, а оттуда еще дальше – до Шынгырлау, с целью очистить эти места от партизанских отрядов.

Узнав о маневре белых, добровольческие отряды вышли им навстречу: с этого берега – Белан, с другого – Айтиев. Комиссар Андреев, приехавший накануне из Ташлы, привез точные сведения о численности казаков. Остановить судорожную атаку отчаявшихся казаков было не единственной целью Андреева. Комиссар решил не пускать полки Войскового правительства на левую, густо населенную сторону Яика, а гнать их по безлюдной степи, где нет ни пищи, ни корма, ни пристанища.

Дерзкие сыны степей, издревле умевшие бурей налетать на врага, сейчас бешеными, неожиданными атаками изматывали казачьи отряды. Для того чтобы дедовским испытанным примером угнать вражеских коней, Абдрахман отобрал самых надежных и смелых джигитов во главе с Мамбетом.

– Делай, что хочешь, но постарайся угнать коней казачьей сотни в Аккале. А я потом обрушу своих джигитов на пеших вояк, – говорил он вчера.