Адель не извинилась за побег — только предупредила о возможных проблемах. Не назвала своей фамилии, не сказала, где живет, но пообещала вернуться. Скупо позаботилась — велела не напрягаться — потрепала по волосам и поцеловала на прощание. Для первого раза этого было достаточно. Валериан решил ничего не вынюхивать, не рыться по карманам, проверяя документы, не пробивать Адель по базе. Не навсегда — только на Покров. На время, когда боги и начальство проявляют снисходительность, позволяя пастве Камула грешить.
Он высадил огненное семейство возле стадиона, помахал вслед, сверился с адресом и картой и отправился на поиски казенного учреждения, в котором ему предстояло числиться в ближайший месяц. Дважды заехал в тупики, покрутился по кругу, кляня одностороннее движение в центре, нашел нужную улочку — почти переулок, чуть шире его машины — и завертел головой по сторонам, отыскивая нужный дом.
Инспектор по надзору за условно-осужденными делил этаж с филиалом паспортного стола. Входная дверь была распахнута, приглашая посетителя пройти в длинный коридор. Валериан, припарковавший машину на стоянке, ознакомился с надписями на дверях по правой стороне: «Регистрация», «Канцелярия» и «Начальник отдела», и решительно постучал в левую, с табличкой «Инспектор Управления организации исполнения наказаний, не связанных с изоляцией осужденных от общества». Из-за двери крикнули:
— Открыто!
Валериан вошел, осмотрел толстого ленивого волка, предъявил удостоверение, представился и изложил цель визита. Волк просиял:
— Наконец-то! Я уже думал, никого не пришлют, сгорит путевка.
Передача дел была молниеносной. Волк открыл сейф, показал Валериану, где лежит печать, стопка бумаги и шариковая ручка.
— Это на случай, если придется составлять протокол. Смотри сюда. Нижнее отделение. Семь папок с красными кружками. Досье лисиц, которые находятся на особом контроле. Остальные папки вот в этих шкафах. С учета никого не снимай, подождут. Я вернусь, все сделаю. Твоя задача проста. Если позвонят полицейские и представители соцслужб, сообщат, что арестована какая-то из условно-освобожденных, имеющих несовершеннолетнего ребенка, поедешь по адресу, указанному в деле, убедишься, что права ребенка соблюдены. Что он остался или с отцом, или с законным опекуном, или его увозят соцработники. Такое редко, но случается. Мало ли кто под гребень попадет в ярмарочные дни. После ярмарки объедешь тех, кто находится на особом контроле. Формально им на ярмарке появляться запрещено, но все понимают, что не наторгуют — с голоду подохнут зимой. Главное — проверишь, чтобы они с ярмарки по домам вернулись. Заодно осмотришь сараи, сушилки, теплицы на фермах — что у кого есть, то и обследуешь. Не забывай брать рацию. Если обнаружишь склад оружия или взрывчатку, сразу вызывай подмогу. К детям не подходи. Лисицы любят жалобы строчить, что инспектор нанес детям моральную травму. Последствий не будет, начальство ответит, что факт правонарушения не установлен... но лучше не подходи. Всем спокойнее.
— Я не понял, — честно сказал Валериан. — Почему досье с красными кружками только на лисиц? Что, всех опасных лисов и волков перестреляли при задержании или на УДО не отправляют?
— Сразу видно вояку-оперативника, — усмехнулся волк. — Наручники защелкнул, а что там дальше — хоть трава не расти. Остальных досрочно тоже освобождают. Но только после того, как они часть срока отсидят. А лисицы и волчицы, у которых есть дети, вообще в тюрьму не садятся.
— Это я знаю. Но их же немного? Лисиц с детьми?
— Тю! Ты как с луны свалился. С тех пор, как закон о правах детей приняли, все лесные снайперши себе ребенка про запас рожают, прежде чем винтовку в руки брать. Если накрыли во время войсковой или полицейской операции, лисов в тюрягу, лисиц — по домам. Нельзя с детьми разлучать, пока им четырнадцать не исполнится, мать должна быть рядом. Там, в папках, все подвиги таких мамаш расписаны. Постреляла — родила. Три года не попадалась, взяли с взрывным устройством, а у нее уже пузо на носу. Снова родила и делай, что хочешь. Хоть стреляй, хоть закладывай.
Валериан потряс головой, пообещал:
— Я потом папки почитаю. Это как-то... Я о масштабах не задумывался. Самому ни разу ни инспектора, ни соцработников вызывать не приходилось, Камул миловал. Ты мне скажи главное. Мне каждый день тут сидеть надо?
— Зачем? — удивился волк. — Рацию с собой бери, она на полицейскую волну настроена. Вызовут, если срочно понадобишься.
— Хорошо. А то я по ярмарке погулять хотел.
— Гуляй на здоровье. Только...
Валериан ожидал, что волк, как и начальник, скажет «только взятки не бери», но ошибся.
— ...только папки из кабинета не выноси, а те, которые в шкафах, лучше вообще не трогай. У меня тут порядок, каждая бумажка на своем месте. Неохота после тебя заново все раскладывать.
Валериан поклялся, что не будет прикасаться ни к чему лишнему, получил ключи от дверей и сейфа, познакомился с паспортистами, взял рацию, подвез волка домой и пожелал ему хорошего отдыха. Судьба привела его к ярмарочному кварталу — от дома волка было рукой подать до парковки возле южных ворот. Вспомнилось, что он пообещал Лютику скатерть и свечки — убей Камул, непонятно, почему именно скатерть, наверное, ляпнул, что первое в голову пришло, сам ведь на Адель исподтишка смотрел. Мысли описали круг — от скатерти к Адели, от Адели к папкам с красными кружками и снова к Лютику и скатерти. Валериан встряхнулся, отгоняя неприятное предчувствие, припарковался, включил рацию, послушал полицейские переговоры — обычная рабочая обстановка, никаких эксцессов — вышел из машины, запер дверь и решительно направился на ярмарку, пытаясь сообразить, где находятся ряды с текстильными изделиями. Его остановил оклик. Валериан услышал свое имя и обернулся на знакомый голос.
Эльга, Брант и Айкен уже успели осмотреть какую-то мозаику и теперь собирались покупать грибное варенье и мармелад.
— Родители мне не простят, если я не выкуплю предварительный заказ, — объяснила Эльга. — Они без этого варенья жить не могут, придумали себе традицию — покупку сыра, оттеняющего вкус деликатеса, дегустацию, обсуждение. Ни выходные, ни праздники без грибного варенья и мармелада не обходятся, в выпечку для торжеств обязательно добавляют. Я увлечение не разделяю. Не ценительница. А вы?
— Никогда не пробовал, — честно ответил Валериан. — Вишневое и сливовое привычнее.
— А паштеты из грибов с каштанами мне... — Эльга повернулась, услышав конское ржание, спросила. — О, а тут и животных продают?
— Это конфискаты, — объяснил Валериан. — Возле южного входа ряды и загоны, в которых реализуется залоговое имущество. Знаю, что здесь часто овец продают. Наши волки берут на забой, мясо очень дешево выходит. Я пару раз в долю падал. Мясники недалеко, овцу туда отводишь и...
— Вы хотите сказать, что кони тоже на убой? — Эльга посмотрела на Бранта, который вглядывался в сторону загона поверх голов.
— Не обязательно. Может быть, кто-то купит и заберет в конюшню. Возле ярмарки полно объявлений перевозчиков, и грузовички на парковках стоят.
— Давайте посмотрим? — Эльга ухватилась за локоть мужа. — Брант, пойдем?
— А смысл? — Брант повернулся, пожал плечами. — Покупать-то не будем.
— Почему? У родителей в конюшне стойла пустые.
— То у родителей.
— Пойдем, — Эльга подтолкнула упрямящегося мужа. — Просто посмотрим.
Валериан в лошадях ничего не понимал, знал только, что с ними много мороки. Но вежливую заинтересованность проявил: поговорил с распорядителем, выяснил, что кони из одной конюшни, выставлены единым лотом, аукцион открыт и идет на понижение, пока кто-нибудь не сделает ставку, и доложил об этом Эльге.
Брант во временные стойла вошел без боязни, лошадей ощупал, в зубы заглянул, на самого норовистого жеребца прикрикнул, и — к удивлению Валериана — окриком присмирил. Айкен вертелся возле лошадей и отца, подбегал к Эльге, остановившейся возле загона, что-то рассказывал. Валериан огляделся, спросил цены на овец, зацепился взглядом за ряды с сувенирной продукцией, и прокричал Эльге:
