Стихали звуки битвы, потому что бог войны углублялся в переулки. Этот источник находился где-то в одном из неприметных домов. Петляя между небольшими каменными строениями, он приближался к тому месту. И вот, пара латных сапог, имеющих вид когтистой лапы какого-то чудовища, остановилась перед входом в один из обычнейших домов. Ваурд ощущал, как оттуда исходит бо́льшая часть всей алчности Кататода. Само собой, это был человек. Однако помимо него источником нечестия было что-то ещё. И ваурд желал знать, что именно. Ему хватило только лишь слегка толкнуть входную дверь, чтобы она слетела с петель, так что даже засов, который удерживал её закрытой, так и остался на месте, вдетый в кольцо. Небольшое помещение, освещённое одинокой лампой, было уставлено всевозможными ящиками и бочками, делая прихожую совсем крошечной, так что там может пройти только лишь один человек. По суди, из всех этих бочек и ящиков образовался коридор, который уводил в другое помещение. Ваурд прошёл туда и оказался в ещё большем помещении. И оно было ещё больше захламлено всевозможными предметами быта. Но вот именно, что захламлено. Здесь были шкафы, тумбочки, столы, диваны, кресла, стулья, канделябры, вешалки, а также более мелкие предметы, который просто свалены в кучу, как будто бы мусор. И, опять же, между этими горами хлама угадывалась тропа, которая вела в другое помещение, третье, откуда как раз таки исходил дух алчности. Ваурд направил свою поступь туда. Под ногами постоянно что-то хрустело и шуршало. Он постоянно что-то раздавливал, однако совершенно не обращал на это внимания. Продолжая осматривать эти горы мебели, он понимал, что таким образом проявляется эта самая алчность. Люди приобретают всё это лишь для того, чтобы украсить свои помещения. Это всё должно стоять и приносить пользу. Однако сейчас всё это имущество было просто сокровищем, которое хозяин, не понятно, для чего, притащил сюда. Приближаясь к третьему помещению, ваурд улавливал своим чутким слухом мужской шёпот. Человек непрестанно тараторил какое-то заклинание, в котором взывал к некоему Озин’Валлу, чтобы тот оградил его от напасти. Но ваурд лишь усмехнулся вслух в ответ: «Твоя просьба услышана. Но не тем, кого ты зовёшь» В тот же миг шёпот прервался, так что бог войны даже почуял, как ёкнуло одинокое сердце. Войдя в это помещение, он увидел, что оно было таким же маленьким, как и прихожая. Здесь также было много всякого имущества. Однако оно не было свалено в кучу, а стояло, как надо: кровать; небольшая, но довольно изящная тумбочка; огромный роскошный шкаф; вычурный сундук; а также пьедестал, перед которым на коленях сидел тот самый мужчина, что тараторил своё заклинание. Ваурд видел, что как раз таки от него исходило обилие этого духа алчности. Вторым источником была книга, которая лежала на пьедестале и перед которой этот человек как раз таки склонялся. Ваурд подошёл к этому артефакту. Мужчина от испуга метнулся к кровати и, сев на неё, с застывшим в глазах ужасом стал пялиться на исполина. Тем временем ваурд прочёл на твёрдой обложке название — Промо́ниум. Открыв её, ваурд ожидал увидеть всё, что угодно. Даже таузваль, самопишущую книгу. Но нет, это была самая обычная книга, из которой исходил дух алчности. Пока ваурд её разглядывал, сохранялась полнейшая тишина. Бог войны вчитывался в предисловие. Нечестивый человек продолжал сидеть на своей постели, с ужасом хлопая своими глазами. В предисловии этот самый Озин’Валл обращался к читателям, называя себя самой предтечей и хвалится тем, что он существовал от начала сотворения миров. Он восхваляет свой Промониум и побуждает относиться к нему, как к закону, который не просто нужно, но и важно исполнять, потому что он даёт и жизнь, и процветание. Тому, кто читает эту книгу, а также исполняет всё, что там записано, автор обещает великую награду, якобы в этой книге записано великое предназначение. Автор утверждал, что всякий, читающий эту книгу, сможет приблизиться к нему и стать его сыном или дочерью, а после этого он откроет им все таинства мирозданья. Дракалес не стал дочитывать то, что там написано, закрыв обложку. После этого он протянул к ней свою силу и забрал всю алчность, которую источала эта книга. Проникнув внутрь него, она тут же была преобразована в силу сосредоточенности. Немного постояв так, он осознал, что стал чуточку сильнее, а после обратил свой взор оранжевых зрачков на него, того, кто сидел на своей постели. Он, конечно же, ничего этого не видел и, более того, даже не осознавал, что эта книга — источник нечестия. А потому, когда ваурд полностью обратился к нему, набрался смелости и решимости, чтобы заговорить. Его голос дрожал и срывался, но свою мысль он всё-таки сказал: «Прими его путь — и он освободит тебя! Поклонись — и ты будешь возвышен!» Тихий, но внушающий трепет голос Дракалеса ещё больше испугал его: «Бог войны не склоняется ни перед кем. Наоборот, все миры склонятся передо мной» После этих слов он забрал ещё и его источник алчности. А так как она сильно укоренилась в нём, буквально сплелась с его душой, то, лишившись этого нечестивого духа, он лишился также и своей жизни.
Да, так бывает, человек слишком сильно сплетается с каким-то пороком, так что этот самый порок становится частью его сущности. Для таких пороки становятся чем-то естественным, и они уже не просто терпимо относятся к этому, но, более того, сами становятся источниками этого порока, стараясь прививать его другим людям или так вовсе требуя поступать, как и они. Этот человек был тем самым Табальдом, о котором говорили Пирам и Габус. Самый нечестивый человек Андора был сокрушён. Дракалес не обратил внимания ни на Промониум, ни на Озин’Валла, посчитав всё это лишь каким-то пустым идолопоклонством. Избавив этот мир от таких сильных источников алчности, он покинул этот дом и вернулся на улицы Кататода, чтобы видеть, как этот город постепенно очищается от всех нечестивых людей. Дух нечестия пока что ещё витал тут. Но, в конце концов, и он будет сокрушён. Просто нужно сначала избавиться от тех, кто неистово поддерживает его и непрестанно наполняет своими алчными желаниями, мыслями, словами и делами.
Сражения в Кататоде прекратились к середине ночи, однако возня ещё продолжалась до самого рассвета. Некоторые мирные жители, слишком сильно подверженные духу алчности, противились захватчикам. В то время, как все нормальные горожане закрылись в своих домах и боялись даже выглянуть в окно, эти пытались устраивать засады и нападать исподтишка, чтобы причинить бедствия тем, кто пришли освободить их от власти скверного духа. Ваурд уже забрал дух алчности, так что город должен постепенно исцеляться от него. И он видел, что большинство, и в самом деле, медленно приходили в себя. Частицы алчности испарились из них, так что они стали чисты. Но вот с некоторыми, с теми самыми отдельными жителями таких изменений не происходило. Алчность продолжала испаряться из них, как будто бы они собирались стать новыми источниками этого духа. Ваурд сказал, чтобы таких людей не убивали, а приводили к нему. А уж он дальше сам будет решать, как с ними поступать. А потому так и было — воители, на которых нападали алчные жители, ловили их и живыми приводили к богу войны. Дракалес, в свою очередь, забирал из них всю алчность. А после уже происходило одно из двух: человек страдал, но всё-таки исцелялся, или же алчность достаточно тесно переплелась с их душами, так что изъятие этого источника оканчивалось их гибелью. Таким вот образом под середину следующего дня в Кататоде не осталось ни одного человека, заражённого пороком. И воины могли, наконец-то, отдохнуть.
Адин оценил обстановку и принял решение оставить тут 9000 вместо 7000. Город-врата был важным стратегическим пунктом в Западном государстве. И виран всеми силами хотел удержать эту позицию. Ведь, если воинство Гамиона ринется в нападение, то оно пойдёт, конечно же, через Кататод. Поэтому здесь должна быть усиленная оборона. Виран запланировал продолжить захват следующим утром, а потому у всех ещё было время отдохнуть. Правда, не отдыхал только Асаид. Юный воитель продолжал тренироваться, чтобы наверстать боевую форму, ведь походы пока что ещё утомляют его своей сложностью. Дракалес и Золина тоже тренировались. Девушка продолжала попытки познать способность менять свою личность. Но пока безрезультатно. Вихрь спал. Во время завоевания Кататода он также находился под действием зелья Индура, что отняло у него много сил, и организм нуждался в отдыхе. Это пока что был единственный изъян. Если алхимик планирует с помощью своего изобретения в дальнейшем одерживать победы, то нужно будет задуматься над тем, чтобы после окончания эффекта не наступала такая жуткая слабость. Конечно, целое воинство, усиленное с помощью этого чудодейственного отвара, в миг справиться с любым сражением, будь то столкновение лоб в лоб или осада города. Но, если уж битва затянется, то путь к триумфу сменится скорым поражением. Даже если от врагов останется всего один-единственный воитель, ему не составит труда перебить ослабших, изнемогших и беззащитных людей. Вихрь обо всём этом знал, а потому после возвращения из этого похода он обязательно сообщит обо всех этих наблюдениях Индуру.
