Влюблялся обильно, даже родственниц не щадя,

Стрелялся, недолго лежал в психбольнице.

Любил рисовать подсолнухи, ночь, себя,

Картошечку, птиц над полем с пшеницей.

В нём, как в «Икее», столько всяких вещиц,

Но главное – совесть и сила духа.

Сперва на друга напал (не каждому хватит яиц),

Потом раскаялся и отрезал ухо.

Та драка случилась с неким Полем Гогеном,

Герой наш был молод и вечно пьян.

А Поль был тоже художником, а не бизнесменом,

С именем посерьёзней, скажем, Павел Гогян.

Не надо было, конечно, Поля атаковать,

Ведь на карьере могла быть поставлена жирная точка.

Но наш № 9 – один из отважнейших дядь,

Пошёл на риск, ради хайпа пожертвовав мочкой.

Ещё три подсказки, и раскрываю карты —

Он (один) проповедовал и (два) беременной тёте помог,

Так выпьем за тех, кто родился (три) дцатого марта,

Среди которых великий Винсент Ван Гог!

Над рыжим художником из Нидерландов

Мы начинаем вершить торжественный суд,

Одним из тех самых великих гигантов,

Разбросанных по страницам тут.

Тысяча восемьсот пятьдесят третий год, тридцатое марта.

Рождается, соответственно, Овен,

Место – деревня Грот-Зюндерт на карте.

Сейчас мы выясним, кто виновен!

Отец – протестантский пастор, Ван Гог Теодор,

А мама – Карбентус Анна,

Я на их месте мальчика бы назвал Егор,

Но когда нет поэтов в семье, то ладно.

Имя Винсент для первого сына досталось,

Но тот, к сожалению, и дня не прожил на свете.

Анна и Тео родили снова, и вы догадались,

Они не бросали имён на ветер.

Начнём, пожалуй, стандартно, с детства,

Ведь уже там у Винса не всё в порядке.

Спасибо за информацию её массовым средствам,

Но больше всего – его гувернантке.

Она говорила, что Винс ей приятен мало,

Ну точно меньше, чем все остальные дети,

Наверняка, конфет совсем ему не давала

И отравляла разными ядами плети.

Бывало, из дома сбегал наш парень,

Но каждый раз возвращался к родным.

Пожалуй, сравню его дом и родную гавань,

Пожалуй, сравню Винсента и Крым.

А если всё то же самое без политики всякой,

То можно даже и без сравнения —

Мрачной, тяжёлой и грустной бякой

Выдалось детство рыжего гения.

В художественно-торговую фирму дяди

В шестьдесят девятом году по блату попал,

Быстро прошарился, на картины всё время глядя,

Всего за четыре года – в Лондонский филиал.

Сняв комнату здесь, он запнулся о кочку,

Ещё не упал, но познал страдания,

Влюбившись то ли в хозяйку, то ли в её любимую дочку,

Точно одно, что в кого-то в том самом здании.

Любви не вышло, и он обратился к Библии,

На второй план отошла работа.

Казалось, прощай всё то, что было незыблемо, —

ЗП, соцпакет, перерыв на обед, отчёты.

У нас был бы сразу расчёт и прощание,

Ему же в отделе кадров сказали: «Парниш!

Ты сбился с пути и получишь жестокое наказание,

Ты едешь в другой филиал – в Париж».

Пока пылится у дяди в столе трудовая,

Винсент во Франции пробует рисовать.

«Торговцы картинами – враги искусства», – он заключает

И начинает другую работу искать.

Видно, что Гогыч был знатным стратегом,

Находит вакансию сразу, причём не «водитель»,

Сегодня такую можно найти по хэштегам —

#неоплачиваемая, #интернат, #учитель.

В семьдесят шестом году Ван Гог, господа,

Прочёл свою первую проповедь, якобы.

Четвёртое ноября – легко запомнить – тот день, когда

Избавились от поляков мы.

Потом началась полоса, хотя нет,

Скорее, тут лучше сказать «качели».

Винсент пытался найти на что-то ответ,

Но как это сделать без чётко поставленной цели?

То он пытался работать в книжном магазе,

То поступить на теолога в универ,

Все «то» – не в гармонии, скорее в противофазе —

Учитель, художник, пастор, миссионер.

Не суждено было Винсу ни обучать детей,

Ни посещать больных, ни проповедовать беднякам.

От всех этих искренних, добрых и светлых идей

Остался лишь вред, причинённый душе и мозгам.

В двадцать семь лет Ван Гог задумался об учёбе

В Королевской Академии изящных искусств,

Как задумался, так и бросил, ещё бы,

Его захлестнула новая буря чувств.

Влюбился в свою кузину, ещё и с ребёнком,

Вы думали – всё? Нет-нет, ещё и вдову!

Был снова жёстко подвинут в сторонку,

Закончив своей личной жизни, пока что, главу.

Камень с плеч, и он с новыми силами

В живопись окунулся, уехав в Гаагу,

Мел, перо, сепия, акварель – короче, мясилово,

Пробовал всё, мне даже жалко бумагу.

Вспомним, что было выше на несколько строк,

Гог с личной жизнью, мол, завязал.

Так вот ему жизнь подарит ещё цветок,

Не заставляя сидеть на диете или идти в спортзал.

В тот день Амур забыл стрелы, сидя в буфете,

И тут Винсент на улице видит Христин.

Огонь! Она беременна, есть дети,

Чем не жена и модель для новых картин.

Подумал Амур, под рукой была только вилка,

Хоть что-то, и он метнул её, взяв со стола.

В итоге любовь была страстной и пылкой,

Но, как и с козлом, оказалась зла.

Ужасный характер Христин доставал,

И счастье их длилось, как эта строчка,

Теперь, уехав в Париж, он действительно рисовал,

На остальном поставив жирную точку.

Тогда в отсутствии жизни личной

Родился уже настоящий Винсент Ван Гог

И характерный для него динамичный,

Струящийся, Боже ты мой, мазок.

Парижский период стал ключевым,

Больше двухсот картин родилось у Винсента,

Его заливали критикой, а он себя – змеем злым,

Зелёным таким – абсентом.

Винсент и абсент, всё становится на места,

А я предлагал нормальное имя – Егор,

С ним наш герой дожил бы до ста,

По вечерам попивая французский кагор.

Тема с абсентом – идея для Рен-ТВшных профи,

Ещё одна сразу для них, раз такая пьянка —

«Крестьянин и крестьянка, сажающие картофель»,

«Едоки картофеля» и «Крестьянка».

В названиях этих картин загадка,

Хотелось бы выяснить, в чём причина,

Сажали и ели вместе, так что не в порядке?

И почему не выжил, в итоге, мужчина.

Вернёмся, пик творчества из его головы вопрошал:

«Ну что? Когда там мой выход на сцену?»

В то время картины Гога мало кто покупал,

Казалось бы, даже за адекватную цену.

Ван Гог едет в Арль, его ждут перемены,

В планах создать «Мастерскую Юга»,

Главная роль в которой для Поля Гогена,

Спонсора, ну и, конечно, друга.

Позже немного «Жатва. Долина Ла-Кро»,

«Кресло Гогена» и «Жёлтый дом».

Много других, но устаёт и Гог, и его перо,

Что-то совсем ломается в нём.

Ссора, припадок, в одну из ночей

Сам себе режет то самое ухо,

С диагнозом «эпилепсия височных долей»

Винс попадает в палату для буйных.

Он всё рисует, не теряя тяги к красивому,

В больнице он смог депрессию превозмочь,

На свет появляются «Поле с оливами»,

«Пшеничное поле с кипарисами», «Звёздная ночь».

1990 год – «Пшеничное поле с воронами» —

Последняя из его гениальных картин,

Через неделю после неё Винс запасся патронами,

Пошёл гулять и стрельнул себе в сердце. Блин.

Напрасны попытки спасения Вангожьего организма,

Он от потери крови скончается скоротечно,

Ну а последняя фраза – квинтэссенция оптимизма:

«Печаль будет длиться вечно».

Такой сделал вывод и навечно затих.

Теперь скажу свои мысли, надеюсь, не перегну,

Винсент к миллиарду своих ошибок

Вот этой фразой добавил ещё одну.

Туда, где Винсент сейчас, дошла информация,

Почём картины его сегодня, наверное,

И как его называют… «гений цивилизации»,

«Первопроходец искусства модерна».

Ну что, поделившись судьбою Винсента с вами,

Кратко поведал о том, как шёл бой

Не со стихией и не с врагами,

А исключительно только с самим собой.

Каким бы ни был неоднозначным маэстро,

Его история будет компасом для людей,

Который укажет искать им скорей своё место,

Много не пить и не бить друзей.