— Я передам ему. — кивнул Анатолий сдержанно.

И на этом кабинет пропал, сменившись непроглядным мраком бетонных стен.

По добру поздорову Чёрный решил свалить подальше от того, кто мог его почуять. И в принципе, правильно сделал.

Напоследок он старательно пробежался по этажам и комнатам, подслушивая и подглядывая, но ничего сверхважного больше не услышал. Охраны попадалось немного, обитателей и того меньше и судя по услышанному, большая их часть сейчас находилась на каком-то международном и, вне всяких сомнений, чрезвычайно важном симпозиуме.

По крайней мере обсуждаемое количество тамошних женщин, веществ и напитков точно тянуло на грандиозный уровень.

Последним, что Чёрный не преминул посетить, так это медицинский блок, где на кушетке под капельницами находился горе племянник. Его разорванную кисть методично сшивал и восстанавливал в прозрачной колбе с гелем роботизированный ультра-механизм. И хоть процесс шёл автоматически, вокруг аппарата этого витало живое облачко, похожее на те, что у людей за спинами болтались.

Поближе разглядеть не удалось, ведь аккурат с кроватью дежурил худощавый медработник, чей заплечный дух был хоть и мал, но тоже на один глаз зрячий, на одно ухо слышащий и на одну ноздрю обоняющий. И только рот, как и у большинства сущей, плотненько зашит.

И вот таки дела…

Когда воспоминание прекратилось на моменте обратного полёта с заруливанием в сторону перелётной стаи молодых ворон, меня Чёрный любезно одарил болезненным клевком в макушку. Но я даже браниться не стал на эту выходку, сознанием возвращаясь обратно на крыльцо.

Наоборот, за труд поблагодарил его сердечно и задумался крепко.

Вот это я влип, конечно, в дела бандитские по самую макушку. И если мужества хватило не струхнуть пред сущностями низкого порядка, то перед той пламенной громадой под ложечкой захватывало прямо как в полёте.

И если б знать наверняка, можно ли с такими бороться тем же методом, то мне бы стало поспокойнее. Пока что же увиденного мне хватило, чтобы предпринять решение.

— Итак, коллеги — судари. Товарищ Белый, давайте к нам! В переплёт мы попали, конечно, лютый, но думается мне, что выбраться сумеем. Короче, слушайте…

Глава 8 «Порохом пахнущая»

«Если можешь улыбаться, тебе нечего бояться.» Советы Белого.

Вороны ржали.

Гнусно, безалаберно и безжалостно ржали.

Катались по земле, закидывали головы и клекотали так громко, будто друг друга пересмеять пытались. Чёрный аж под крыльцо закатился и там найдя ведро погнутое каркал в неё вдвое громче, чем обычно.

— И что вы ржёте то, валенки⁈ Чем плоха моя идея? — уязвлёно вопросил этих пернатых мудрецов, но те лишь заново прыснули.

— Ке-кхе-хе! «В Столицу письмо напишет!» — смеялся Чёрный.

— Кха-кха-ка! «Самому Президенту письмо напишет!» - ухахатывался Белый.

— Кер-ке-кер-вер! «Здравствуйте пожалуйста, выйдете из жалости!»

— Вер-ке-кер-кер! «Письмецо подзаберите, не побейте, помогите!»

Слушать скабрезные частушки в свой адрес было выше моих сил и потому взяв веник, начал этих перьевых балбесов гонять. В итоге ещё лучше подмёл двор им же на потеху. И тот и другой просто проходил сквозь веник, становясь нематериальными.

— Да ну вас в баню! — кинул инструмент подметальный и рукояткой попал аккурат в оконце на двери туалета уличного. Не то, чтобы туда прям целился, но вороны восхищенно воскликнули «Оооо, Ловкость качает» и дальше продолжили потешаться. — Ууу, пернатые! Обсмеять горазды, а сами попробуйте что-то путное предложить. А я посмеюсь над вами.

Отсмеявшись наконец и хлебнув воды из лейки, они мне и предложили единственно верное, по их мнению, разумное и адекватное предложение.

— Кур-вур. Вэрр! «Выход тут один. Бороться!» — по боевому поднял в небо клюв Белый.

— Вэрр-Эреер! «Бороться и победить!» — столь же гордо вознёс клюв Чёрный.

— Легко вам говорить, — не согласился я с ними, чувствуя нарастающую на сердце тревогу. — Вас то и тронуть нельзя, вмиг исчезнете. А мне что прикажете делать, если тот огненный явится?

— Ке-ке-рер, врер «Не явится, богатый слишком» - заявил Чёрный.

— Ка-ряр. Керке. Верке. «Тебе страшно. Подыши. Подумай» — посоветовал Белый и я лишь в бороду окладистую хмыкнул.

Вот же птицы-тупицы!

Легки на подъём и также легко к жизни относятся.

Но коли к себе приглядеться, то как-то уж рьяно меня по старым дрожжам развезло. Впечатлился сущей той и дегдраднул видать до привычки злой и беспомощной.

Дабы уверенность к себе вернуть, пошёл к сараю и сызнова дедовскую наковаленку поднять попробовал.

Поднялась она так же легко, как и вчера. Даже подкинул её чуть вверх, ловя над головой, уводя за спину и по широкой дуге обратно её на пенёк плюхая. Пыль трухлявая поднялась, что аж отплёвываться пришлось. Пенёк давно под замену был, но зато припомнил он мне кое-что. В детстве далёком батька мой с него тоже наковальню снимал и прям сверху как раз гирьки свои и ронял в упражнениях ежеутренних.

И пойдя на поиски, нашёл я их там же, где и оставили, в самом дальнем углу сарая. Вот их то на белый свет я и вытянул, одну на двадцать четыре килограмма, другую на тридцать два. И ох и завертелись они в моих руках, ох и залетали словно пёрышки.

Думать, значит предложил товарищ Белый?

Ну если так подумать, то против такой силы домик мне не отстоять. Разумно было бы согласиться на новое предложение, но как только касался этой мысли, так тошно становилось, что проще на месте помереть. После такого решения я жить не смогу и от стыда сгорю раньше чем от того их родственничка.

Как пить дать, он пирокинетик, если новомодными словечками из реклам пользоваться. Постоянно их по планшету то тут — то там подпихивали — «Откройте в себе скрытый потенциал. Обретите невероятные способности с нашими новейшими средствами от компании МЭД-Глосс. Теперь возможности человека раскрыты полностью…»

— Тьфу, чтоб им! — как вспомнил, так и сплюнул. Вот жеж слова на половину лживые, а впихивают честной правдой. — А ну ка… Хиэээть!

От вспышки злости подкинул гирьку так высоко, что с трудом подхватить сумел.

Но злость это хорошо. Злость лучше страха. А лучше злости только продолжать думать.

Пока вращал, подкидывал и перекидывал снаряд, два ворона на уголок сарая сели и не мешали, шепчась о чём-то своём. Всплывающие символы на фоне голубого неба были практически неразличимы, но в целом-то особого смысла подслушивать пернатых у меня теперь и не оставалось. Друг от друга нам не отвертеться. И что надо, скажут, а что не надо, сам у них спрошу и выпытаю.

Бороться, значит?

Как именно бороться и с кем конкретно, вопрос конечно же второй. Зубами намертво в свой кусок вцепиться и бока по дружески намять, это у меня в жизни бывало, хоть и редко. Зачастую терпел конечно же, если силы не в мою сторону складывались, но чтобы прям в открытую, кулак на кулак, такого никогда. Даже тот же Грей по юности себя бойцом показал получше моего.

От чувства стыда гирька снова вверх взмыла на добрых два роста человеческих и на излёте я её за рукоятку подхватил и ловким поворотом снова вверх закинул. И ещё раз. И ещё. Потому что после воспоминании о своей юности вспышкой в голове прозвучали слова отца, который тогда только-только вернулся из психоблницы.

Злые слова. Страшные слова.

«Мир ад…Меняйся или сдохнешь».

Будучи подростком я сильно испугался, сразу к мамке побежал, расплакавшись. И после этого отец никогда такого не говорил и сознание детское всё больное и пугающее сгладило, а после и вовсе позабыло.

Вот только не теперь… отец был прав… Меняйся или сдохнешь.

— НнннннХА! — на месте раскрутившись что есть мочи, я гирьку отпустил и полетела она родненькая далеко далече, прямо за забор, в чисто поле, где с хрустом проломила старый сгнивший бак, в который я и метил. На сердце сразу полегчало и захотел взять снаряд побольше, как вдруг оказалось, что им то я и начал тренировку и в полёт его отправил. — Вот жеж ср*нь.