— Пишет, — вздохнула ижорка. — Мол, когда ещё вернётся, скучает. А тебе, если опять меня пугать станешь, я точно в лоб двину, не погляжу, что царевич.

— Хватит ворчать, пошли кренделя есть, матушка стол накрыла.

Гриша должен был подойти только через час — у него образовались какие-то дела в городе. Ходили слухи, будто сердечные, но сам он загадочно отмалчивался, обещал сюрприз.

Чаёвничанье снова удалось на славу. Трое молодых людей теперь исполняли обязанности круглосуточной охраны при государыне Дарье Васильевне и младших царевичах. Обязанности распределили так, чтобы Ксения ночевала в её покоях. Отсыпалась днём, а ночью бодрствовала. Иногда читала книгу, но чаще просто дежурила, погасив свечу и погрузившись в раздумья. Никакое занятие не могло отвлечь её от несения караула: егерская наука, которую сержант Артемий Сергеевич вколачивал в своих воспитанников «до коленного рефлекса». И этот день, 30 сентября, исключением не стал. Парни разошлись отдыхать, им ночью в комнате государыни было нечего делать, а Ксения осталась.

Новой книжки не нашлось, потому она задула свечку, села в кресло так, чтобы видеть и окно, и дверь, и принялась по обыкновению думать о том, о сём. Обычно приходили мысли о будущем — как вернётся из похода её жених, как они обвенчаются и заживут счастливо. Но сегодня почему-то на ум лезли только воспоминания, притом далеко не самые приятные. Ксения привычным усилием воли пыталась перебить их, думая о недавно прочитанной книге, но получалось откровенно плохо: то и дело перед мысленным взором возникала навсегда врезавшаяся в память картина, которую она застала в родной деревне после визита шведского карательного отряда.

Память о родной семье следует беречь, это она знала твёрдо, но предпочла бы вспоминать отца с матерью, братьев и сестер живыми. А картинка последствий кровавой расправы так и застила ей глаза, мешая сосредоточиться на чём-то другом… Гриша как-то говорил, что на такие вещи стоит обращать внимание. Мол, это подсознание каким-то образом чувствует тревогу и подаёт сигналы. Что ж, Ксения решила на всякий случай проверить весь этаж. Бережёного Бог бережёт.

Тётя Катя для несения этих караулов выдала им многозарядные пистолеты. Мол, эти почти не дают осечек и вообще «wunderwaffe» — «чудо-оружие» по нынешним временам. Пары обойм хватит, чтобы поднять тревогу и отстреливаться от супостата, пока подоспеют солдаты, а большего и не требуется. Ксения по примеру старшей «солдат-девицы» пристегнула кобуру к бедру, чтобы оружие всегда было в буквальном смысле под рукой. И сейчас, когда до её чуткого слуха донёсся тихий, едва различимый глухой скрежет металла по дереву, ладонь машинально легла на петлю застёжки.

Мышь? Или кто-то куда-то решил залезть? Ксения не стала гадать на кофейной гуще, а пригнулась и, скрываясь среди теней, выскользнула в коридор — туда, откуда доносился звук.

Коридор, в который выходили все двери жилых помещений этажа, заканчивалась тупичком, где находились комнатка нянек и маленькая кладовка. И как раз со стороны кладовки шорох и раздавался… Мышь там, или кто покрупнее, а Ксения решила не уходить, пока не убедится, что опасности нет. Затаилась в тени под окном, и холодная рифлёная рукоять пистолета словно сама скользнула ей в руку.

Когда шорох прекратился и всё стихло на добрых четверть часа, она уже было собралась облегчённо вздохнуть и вернуться в кресло, как вдруг дверь кладовки… начала открываться. И оттуда показалась нога — судя по едва видимым в темноте очертаниям, мужская, в чулке и башмаке с пряжкой. Сочтя это достаточным поводом поднять тревогу, Ксения щёлкнула снимаемым предохранителем и гаркнула «по-военному».

— А ну стоять!!!

Это мог быть слуга, решивший поживиться каким-нибудь добром. Это мог быть любовник фрейлины из Дарьиной свиты, дожидавшийся момента, чтобы проскользнуть к своей даме сердца. Это мог быть банальный вор с улицы — куда Девиер смотрит, непонятно. Но это мог быть и убийца. А значит, тревога. Привычка изгнала страх.

Обладатель ноги, услышав крик, не замер, не начал отговариваться и просить пощады. Он выкатился из кладовки весь, целиком, и в руке у него было нечто продолговатое.

Типа пистолета.

Недолго думая, Ксения открыла огонь. Она ещё успела услышать, как сдавленно вскрикнул незнакомец: видимо, одна из пуль его достала. Но одновременно с его криком раздался оглушительный в тесных стенах коридора грохот пистолетного выстрела.

Мир на мгновение вспыхнул алым протуберанцем боли, а затем рассыпался на куски и померк…

5

— Вон он, в окошко сиганул!

­­– Держи его! Хватай!

— Живым взять!

Последнее — это был приказ царевича Алексея, который тоже, как и все, выскочил из своей комнаты на поднявшийся шум. В одной руке шпага, в другой — пистолет. Нарушитель спокойствия, понимая, что ничего не выгорит, бросился к ближайшему окну и, разбив стекло, выпрыгнул со второго этажа. Хлопнули несколько выстрелов.

— Не стрелять!

Внизу тоже треснула и зазвенела битым стеклом оконная рама: кто-то на первом этаже тоже решил сократить маршрут и бросился следом за прытким убийцей… Алексей велел зажигать свет, где только можно. В коридор выскочили Дарья и две статс-дамы, ночевавшие непосредственно в её комнате — сёстры Арсеньевы. Варвара несла наспех зажжённый масляный фонарик. И даже его скудного желтоватого света хватило, чтобы государыня в ужасе застыла на пороге, зажимая себе рот, а женщины завопили во всё горло.

Ксюша была мертва. Пуля, выпущенная почти в упор, вошла в глазницу и вышла из затылка, разнеся его в клочья. Стена и пол рядом с ней оказались залиты кровью так, что тело в ней едва не плавало. А в руке так и был зажат пистолет.

Опомнившись первой, Дарья схватила визжащих от ужаса дам за шиворот и втащила обратно в комнаты, а сама, выхватив фонарь, бросилась к убитой. Всё-таки ещё теплилась надежда, что это всего лишь тяжелая рана и получится спасти… Но опытный взгляд медика не оставил никаких вариантов. Ксения погибла, притом мгновенно, не успев толком ничего осознать.

Холодное ожесточение — вот что почувствовал Алёша, так и застывший на месте. Не было смысла звать ту, которую он с детских лет почитал за сестру: и так всё ясно.

— Я ж его разорву… — только и смог сказать он, нервно сглотнув комок, ставший поперёк горла.

Он не сомневался: поймают. Он видел дальше по коридору пятна крови на полу: значит, Ксюша успела-таки его зацепить. А раз убийца ранен, то далеко не уйдёт. Не дадут.

Так, собственно, и произошло. Видимо, изловили его буквально в нескольких шагах от Летнего дворца, в парке. И скорее всего сделал это Гриша лично: он ночевал в караулке на первом этаже и имел возможность пуститься в погоню одним из первых. А поскольку бегал Григорий отменно быстро, то и исход этого спринта можно было предугадать заранее. Он и привёл свою добротно одетую добычу, зверски заломив тому руку за спину. Вторая висела плетью: пуля перебила плечевую кость.

Алексей видел, как быстро и страшно изменилось лицо друга, едва в поле его зрения попала мертвая Ксюша. Того аж затрясло. Было заметно, что он лишь титаническим усилием воли удержался от соблазна свернуть пленнику шею.

— Покажи его рожу, — страшным, свистящим шёпотом проговорил Алёша, который, сам того не зная, в этот момент стал удивительно похож на отца.

Гриша одним движением ухватил пойманного свободной рукой за волосы и дёрнул вверх.

— Кикин^[41]! — в ярости воскликнул царевич, тыкнув в его сторону пистолетом. — Ах ты ж сука! Тебе же Адмиралтейство батюшка доверил!

— Теперь-то понятно, как могли спокойно вербовать работников лесопилки, а никто о том не знал, — Гриша зло пнул пленника мыском сапога в пяточное сухожилие. Кикин заорал. — Кто тебя сюда послал? Кого приказали убить?.. А ну колись, сука, не то я тебя за сестрёнку своими руками на части разомкну!!!

Свой яростный крик он сопроводил таким ударом по ране, что пойманный завыл от нестерпимой боли.