— Сложно спорить с человеком, который столь многое знает об истории, — рассмеялся Карл, заменив этой учтивой фразой короткое: «Уела». — Но упомянутые вам события случились столь давно…

— Не столь уж и давно, при жизни деда нынешнего государя. Внук просто пришёл забрать то, что было отнято у его предка… Или ваше величество полагает, что если над какой-то территорией хоть один час развевался шведский флаг, то это уже неотъемлемая часть Швеции?

— Спор за эти земли идёт, если я не ошибаюсь, лет шестьсот, — Карл уже догадался, что историческими отсылками он только помогает оппоненту в споре. — Они переходили из рук в руки, но… Должен признать вашу правоту: Шведское королевство воспользовалось слабостью Русского царства и взяло под своё покровительство то, чем Россия тогда не могла управлять. Мы сберегли эти земли.

— Ну, если под термином «сберегли» вы подразумеваете истребление и изгнание их православного населения и замену его финнами… — Катя как обычно «залепила в лоб»: с Карлом иначе было нельзя разговаривать. — За девяносто лет такого «сбережения» русских здесь не осталось совсем, а последних ижор мы едва успели спасти от поголовной резни… Кстати, вы вполне разумно услали Рудольфа Горна подальше. Если бы мне довелось встретиться с ним ещё раз, и без всех этих переговорных условностей… Иными словами, я таких вещей не прощаю никому.

Карл угрюмо смолчал: последние слова явно были адресованы не только бывшему коменданту Нарвы, но и ему самому.

— Мы с вами старые враги, сударыня, — сказал он, оценив откровенность госпожи Меркуловой. — Таких врагов ценят никак не менее, нежели друзей: по крайней мере хоть какая-то определённость в отношениях. Но сейчас ситуация изменилась.

— Да, я знаю, что у нас есть общий враг, — кивнула Катя. — А вы знаете, что они здесь?

— «Здесь» — значит, в Петербурге? — новость для Карла была ещё менее приятной, чем разговор с этой дамой. — Да, подобные известия меня радовать не могут.

— Мы потому сейчас с вами, ваше величество, — почтительным тоном, но достаточно твёрдо произнес господин Меркулов, до того молча слушавший острые пикировки короля и его дражайшей половины. — Всё дело в том, что их намерения нам ведомы совершенно точно. Вы им ещё за каким-то чёртом надобны, а моя жена — нет.

— Похоже, полковник, вы восприняли от супруги манеру общения со мной, — недовольно заметил Карл.

— Уж какая есть, ваше величество. Я долго служил в провинции, политесам не обучен, — Алексей не остался в долгу, ответив шведскому королю в стиле «Я старый солдат и не знаю слов любви»^[39]. — Мне надобно уберечь и вас, и жену, и делать сие я стану так, как разумею.

— Есть ли у меня выбор? Вопрос, пожалуй, риторический, — едко заметил Карл, переведя взгляд на новостройки за набережной. — В прошлый раз они хотели убить меня.

— И, если вы помните, им это не удалось, — сказала Катя, опираясь на руку супруга. — Мужу я доверяю в полной мере: когда у вашего величества возникло желание взять меня в плен в Полтаве, вам это тоже не удалось. Во многом — благодаря его усилиям. Посему давайте оба доверимся его умениям и продолжим разговор на более насущные темы… Мы получили известие, что государь взял Крым под полный контроль. Хан и несколько его родственников пленены, остальные татары либо рассеяны по степи, либо изгнаны на Кубань к черкесам… Вы догадываетесь, что это означает?

— Войну, конечно же, — кивнул Карл. — Возможно, уже в будущем году.

— А вы догадываетесь, что означают турецкие армии, разоряющие Польшу и коронные земли императора?

— Тому придётся направить принца Савойского против турок, что поможет французам завершить кампанию этого года с оптимизмом, — рассмеялся швед. — Ловко придумано, притом наверняка не вами — здесь чувствуется восточное коварство. Ведь уже весной Евгений Савойский снова примется за подданных короля Луи Пятнадцатого, султан займётся вами, и помочь французам смогут только…да, несомненно, наверняка уже идут сепаратные переговоры между Версалем и Лондоном о выходе Англии из войны. Не могут не идти, в такой-то весёлой обстановке.

— Вот вы это понимаете, а прочие монархи Европы — нет, — вздохнула Катя. — Я отчаялась до них достучаться. И если Август Саксонский ещё готов идти нам навстречу — ради Польши — то Фредерик Датский завёл такие амуры с английским посланником, что я стала сомневаться в его репутации дамского угодника… Как вам такой расклад?

— Ничего не имею против ещё разок наведаться в гости к брату Фредерику^[40], — Карл сходу понял намёк. — Но понадобится предлог, который позволит обойти статьи договора, подписанного вами же в Копенгагене. Вы ведь наверняка что-то эдакое предусмотрели, не так ли?

— Мы не сможем вмешаться в конфликт, если Дания атакует Швецию первой. Та же статья может удержать от вмешательства и Саксонию. Фредерик Датский это прекрасно знает, но если на него надавят, либо соблазнят ложной надеждой, то всё может быть. Вы же знаете, как англичане любят воевать чужими руками.

— Вы ещё больший солдат, нежели я, — швед с какой-то странной весёлостью посмотрел на неё. — Ведь таким договором вы сделали новую войну на севере Европы практически неизбежной!

— При этом Россия в ней участвовать не станет… во всяком случае, на первых порах, — холодно усмехнулась госпожа Меркулова. — Пока не обезопасим свой южный фланг. Но я не думаю, что вашему величеству понадобятся помощники в датском вопросе. В прошлый раз вы и в одиночку справились блестяще. Вот когда английские союзники будут разбиты, тогда настанет наш черёд…

— Я бы советовал вашему величеству спуститься в комнаты, — напомнил Меркулов, возвращая обоих подопечных на грешную землю. — Ветер поднимается.

— Мне безразличен ветер, полковник, — отмахнулся Карл.

— Зато дама может простудиться.

— О, я не настолько жесток, чтобы подвергать даму такой опасности, — насмешливо согласился швед. — Продолжим разговор под крышей.

Катя намеренно не рассказала королю о письме Петра Алексеевича, которое лежало у неё в кармане. Государь писал ей лично, и сведения, содержащиеся в послании, были из разряда «совершенно секретно». Знать о том, что в Молдавии разгулялась чума, занесенная туда заболевшими турецкими аскерами, пока полагалось лишь считанным людям. Шутка ли: государь нынче в Тавриде и собирается отправляться в обратный путь, притом ради скорости — с малым сопровождением. Тут либо чума достанет, либо неприкаянные ногаи из числа недобитков ханского воинства подсуетятся. Потому чем меньше народу будет о том знать, тем лучше. Катя шепнула только двоим — мужу и сестре, и то только после данного ими слова молчать об услышанном.

А кого государь в Крыму на хозяйстве оставит, ему виднее. Не Алексашку точно: тут пусти козла в огород. Светлейший ему ещё в Петербурге сгодится.

Интермедия.

— Всё ли готово?

— Да, Старший Брат. Исполнитель вхож во дворец.

— Его не остановило даже то, что целью…акции являются женщина и дети?

— Старший царевич однажды зло высмеял его, там личная обида. Вот младшие… Могут возникнуть затруднения.

— Не знаю, хватит ли у него духу поднять руку на безвинных младенцев, но их тоже быть не должно.

— А он?..

— Он должен претерпеть воистину адские мучения, хороня тех, кто ему дороже жизни. Следует указать ему его место.

— Что ж, следует позаботиться, чтобы всё прошло гладко.

— Все следы должны указывать на прежнюю супругу царя. Ведь именно она уже устраивала покушение на молодую царицу и детей.

— А об этом я уже позаботился…

4

— Дурак ты, Лёха, и шутки у тебя дурацкие, — хмуро буркнула Ксения, когда царевич с замогильным воплем «Ууу!» неожиданно выскочил из-за угла, а затем расхохотался. — Всё с детством не расстанешься.

— Ладно дуться, я просто повеселить тебя хотел, — сказал Алёша. — Ходишь мрачная, будто твой Антоха тебе не пишет.