– Здесь есть подвал или погреб? – спросил Устюгов у якута.

– Нет.

– Максим, мы просто оставим ее здесь. За закрытой дверью тело не достанется зверью, а на улице достаточно холодно, чтобы она пролежала неделю-другую.

Я закрыл дверь, бросив на Подчуфарову последний извиняющийся взгляд. Все произошло слишком быстро, чтобы мы могли среагировать. На ее месте мог быть любой из нас.

Мы снова включили фонарь и направились в поселок.

– Что это было, Эрхан Кундулович?! – спросил Устюгов, толкнув арестованного так, что тот едва устоял на ногах.

– Убийство, – хмуро бросил через плечо Алдан.

– Да ну?! А почему ты ее убил?

– Я не знаю.

Устюгов раздраженно выдохнул.

– Просто так?

– Я не помню.

– Удобно.

– Я серьезно. Я уснул вчера в Добром, а проснулся здесь, с винтовкой в руках. Я даже не помню, как стрелял.

– Пил вчера?

– Нет, спал.

– Какая чушь!

Охотник пожал плечами – не хотите, не верьте.

– Думаю, он не обманывает, – сказал я. – В избе он был какой-то заторможенный, спокойный и доброжелательный. Как будто укуренный.

– Ты курил? – спросил Устюгов у Алдана.

– На хер пошел, – якут был не в настроении продолжать разговор.

– Не надо так делать. Закон – тайга, прокурор – медведь.

– Угрожаешь? Хотел бы убить – кончил бы меня в избе.

– Так я думал, ты что-то полезное скажешь, а ты – «ничего не помню». Какой с тебя прок? Ты зачем ребят отравил? Иди-иди, не оборачивайся.

Пока они разговаривали, мне послышалось, как лес шепчет мне что-то неразборчивое. Остановившись и прислушавшись, я понял, что это дождь. Вскоре капли дождя мелко зашлепали по одежде.

– Я никого не травил. Разве они не заболели?

– Не делай из меня идиота.

– В городе меня допросишь.

– Ты до города можешь не доехать.

Алдан усмехнулся.

– Если только ты будешь спать. Ты или этот парень.

– Что ты сказал? – заинтересованно спросил Игорь.

– Не спи, пока ты здесь, говорю.

– А что такое?

– Сны здесь плохие.

– Ну вот Максим спал, пока мы сюда ехали, и ничего. Тебе что снилось, Максим?

– Не помню, – ответил я.

– Не обязательно помнить сны, чтобы они навредили. Все изменилось дня три назад. Просыпаешься, голова раскалывается, трудно соображать, все злые, как собаки. И при этом я не помню своих снов.

– Но все ж таки друг друга не убивали?

Якут вздохнул.

– Ладно, вы мне, конечно, не поверите, это ваше дело. Но я должен предупредить, а там уж вы сами решайте.

– Давай, просвети нас, – внешне насмешливо сказал Устюгов, но мне показалось, что он заинтересован.

Алдан стал рассказывать, не оборачиваясь, но в темном и пустом лесу его было хорошо слышно, несмотря на шум дождя.

– Есть много разных историй, у разных народов, и по большей части это все мифы и сказки. Но в основе некоторых есть и кое-что реальное. Мама еще в детстве рассказывала мне о давящем, угнетающем духе, что приходит порой ночью во время сна, садится на грудь жертве и высасывает из него жизнь, пока он не может даже пошевелиться. Наука называет такое состояние сонным параличом. Человек находится в сознании, но мозг еще не вышел из фазы быстрого сна, из-за чего невозможно пошевелить ни рукой, ни ногой. Это явление достаточно широко распространено и, в общем-то, безвредно. Однако зачастую люди, пережившие сонный паралич, рассказывают об ощущении присутствия чего-то потустороннего и безусловно злого.

– Я понял. Ты планируешь заявить о своей невменяемости. «Я убил человека, потому что в меня вселился злой демон». Боюсь тебя разочаровать, вряд ли тебе поверит хотя бы один вменяемый человек.

– Я не сумасшедший. И вам бы стоило меня выслушать.

– У тебя какое образование? – спросил Устюгов.

– Якутский государственный университет, неврология и психиатрия.

– Отлично, значит, про мозг что-то изучал, сказочник. Должен понимать, что нельзя делать обобщающие выводы на основе субъективного опыта.

– Согласен. Только практически одинаковые свидетельства о злых духах, нападающих на человека во сне, встречаются в мифологических текстах от Японии до Южной Америки. В народах с самыми разными культурами, совершенно друг с другом не соприкасавшимися. Поверьте, наука пока перед человеческим мозгом пасует. Да, мы в общих чертах понимаем, какой отдел за что отвечает, но до сих пор не можем отыскать в этой белковой массе такую мелочь, как сознание. Человек – это совокупность электрических импульсов в нейронах головного мозга? Даже такая обыденная вещь, как сон, на самом деле совершенно непростая. И природа сновидений современной наукой изучена очень приблизительно.

– Подожди, – прервал его Устюгов. – При чем здесь сонный паралич? И как все связано с этим местом?

– Я занимался этой темой в университете, прочел массу специальной литературы. Хотел понять природу, выявить закономерности. Изучал этот вопрос научным методом, как полагается. Когда стал выявлять статистику распространения случаев сонного паралича, выявил ряд аномалий. В мире есть несколько мест, где частота этих случаев превышает среднюю в пять-семь раз. Есть такое место и в России – это Энск. Я решил изучать этот вопрос подробнее и переехал сюда.

– Так ты врач?

– Работал до этого года врачом. Мое исследование – это уже личный вопрос.

– Подождите, я что-то не понимаю, – я решил встрять в разговор. – Вы говорите о параличе, но вы двигались и стреляли.

– Это называется сомнамбулизм. Противоположное по сути явление. Когда мозг еще спит, но уже восстановил контроль над телом. Возможно, я увидел сон, что на меня напал медведь, и защищался. Я не помню, что я видел. Сонный паралич – сознание не может контролировать тело, потому что отключены связи с мышцами. Сомнамбулизм – сознание не может контролировать тело, потому что отключено сознание.

Якут добавил после небольшой паузы, обращаясь к Устюгову:

– Ты должен немедленно вывезти всех отсюда.

Начался настоящий ливень. Желтые от луча фонаря капли дождя сыпались на нас, как из рога изобилия.

Мы больше не могли вернуться назад на «буханке» прежним путем.

До Энска было «пятьсот километров». На моём языке «пятьсот километров» значит «довольно далеко».

VII

– Как вы считаете, можно ли воспринимать всерьез слова товарища Алдана? – спросил Егоров.

– Нет, пожалуй.

– А как вы восприняли?

– Никак. Чем эта теория лучше той, что предложил Драчев – о медицинском эксперименте с наркотиками? Она ничего не объясняла. За любым плохим явлением можно разглядеть волю злых сил. Даже лучше, если они имеют сверхъестественную природу – так проще. Непонятное объясняет все.

– Как вы считаете, Алдан имел отношение к первому убийству – с сибирской язвой?

– Не думаю, если честно. Да, Подчуфарову он застрелил у меня на глазах. Но он прибыл в поселок недавно, и вроде бы не знал про законсервированный объект. Вряд ли у него был доступ к спорам сибирской язвы.

– «Не думаю», «вроде бы», «вряд ли». Вы сомневаетесь.

– Разумеется. Разве установление истины – не ваша задача? Моя задача – все честно вам рассказать.

***

Когда мы пришли в поселок, было уже раннее утро. Дорога полностью раскисла. Зато снег в округе окончательно растаял.

Мы устало ввалились в кафе – теперь это было место для сбора. Завьялов и Резцова уже находились там. Не хватало только Драчева. Очевидно, что они плохо спали – об этом говорили мешки под красными глазами и общее ощущение разбитости.

Наручники на руках Алдана и отсутствие Подчуфаровой сразу бросились присутствующим в глаза.

– Что случилось? – спросил Завьялов.

– Боюсь, у меня для вас дурные вести. Юлия Семеновна мертва. Ее убил – вот он.

Екатерина Витальевна всплеснула руками.

– За что?!

– Простите. Я не знаю, как это вышло, – не стал ничего отрицать якут. Он сел за столик.