Он проспал до обеда, а проснувшись и наспех перекусив, уже не торопясь рассматривал открывшееся ему во всей красе книжное богатство. Многие обложки и авторы казались знакомыми. Доставая книги одну за другой, он пролистывал каждую и с первых глав вспоминал сюжет, героев и финал. Лихорадочно просматривал вещь до конца и, убедившись, что оказался прав, радовался как ребенок. К вечеру от переполнявших эмоций в голове немилосердно гудело и ухало, в ушах был странный гул, и перед глазами периодически появлялась черная пелена, мысли крутились в бешеной круговерти, тасуя всплывающие из ниоткуда изображения, больше похожие на старые помутневшие от времени фотографии, вновь проваливавшиеся в тягучий мрак забвения. Внезапно перед глазами всплыл яркий образ толстощекого, белобрысого, смеющегося во все горло карапуза. Саня пошатнулся, будто от удара. На мгновение ослепнув, он протянул вперед руку, стараясь схватить ребенка, и упал на пол.

– Саня, Саня, – раздался, как сквозь вату, приглушенный женский голос. – Вы живы?!

– Ну, конечно, он жив, – произнес другой голос, тоже явно женский.

– Может, пьян?

– Он не пьет.

– Это он так сказал, а чего ни придумаешь, чтобы произвести хорошее впечатление.

– Ему больше не надо было стараться, он уже и так его произвел.

– Девочки у вас все хорошо?

Аня, вздрогнув, как от удара, рванулась в гостиную и тут же встала грудью на пути Аркадии Сергеевны. Высокая и худая, та была похожа на сухостой с длинными, жилистыми руками вместо ветвей и узловатыми из-за артрита пальцами с ярким маникюром. Тонкие нити выщипанных бровей, от любопытства улетев вверх, остановились где-то у границ волос, собрав кожу лба во множество складок. Очки, чудом державшиеся на кончике носа, готовы были бежать впереди хозяйки. Видимо, вспомнив боевую комсомольскую юность, она рвалась вперед с напористостью ледокола, штурмующего вековые льды.

– У нас все хорошо. А что, собственно, произошло, Аркадия Сергеевна?

Анна стояла насмерть, решив ни при каких обстоятельствах не пропускать соседку на кухню, где Люся колдовала над их сторожем.

– Звонила Марина Игоревна. Знаете ли, она очень обеспокоена тем, что у вас здесь происходит.

Аркадия Сергеевна, и так на голову выше Ани, встала на цыпочки, стараясь

рассмотреть,

что же там на кухне происходит и почему ее туда не пускают.

– Мы с Люсей готовимся к шабашу, – таинственным шепотом сообщила соседке Аня.

– Чего?! – потеряв на мгновение свой музейный лоск, опешила Аркадия Сергеевна. – Какой шабаш?

– Будем вызывать духов. Но не волнуйтесь, никаких там жертвоприношений и поедания некрещённых младенцев.

Увидев, как мгновенно побелела соседка, Аня поняла, что с младенцами переборщила и семидесятилетнюю соседку вот-вот хватит удар, и тут же дала задний ход.

– Аркадия Сергеевна, все хорошо, я пошутила. Просто недавно нашла старую книгу о ведьмах и разной нечисти, теперь всякая ерунда лезет в голову.

– Анечка, – дрожащим голосом начала бывший музейный работник, сразу забыв о цели своего визита. – С такими вещами не шутят. С черной магией надо быть крайне осторожной. Я, конечно, ни во что такое не верю, но мало ли… Я, пожалуй, пойду, а то там Платон Петрович один… А зачем я заходила? А да, мама просила тебя позвонить…

– Ой, у меня же звук выключен, – вскинулась Аня. – Спасибочки, сейчас перезвоню.

Аркадия Сергеевна кивнула и с деревянной спиной, на негнущихся ногах двинулась к выходу. Анна закрыла за ней дверь и, на всякий случай для полной уверенности подергав ручку, вернулась на кухню.

Там была полная идиллия. Саня со свежим пластырем на лбу пил крепкий чай и ел бутерброд. Люся варила кофе, непрерывно рассказывая о разных вариантах течения амнезии, и дошла до момента, что полное ее излечение редко, но встречается, и память может возвращаться отрывками и постепенно, или полностью и внезапно, что бывает значительно реже.

– Я знаю точно, что меня зовут не Саня. Не помню, как, но точно не Саня, и еще у меня был… и, наверное, есть маленький сын…Тогда был маленький… Но, может, это был и не мой сын… Просто ребенок, но я его вспомнил…

– Я знаю, что нам делать, – Аня решительно прошла к столу и протянула Люсе свою чашку для кофе. – Мы возьмем у вас отпечатки пальцев. Люся, ты попросишь Александра I. Он же, кажется, имеет какое-то отношение к следственным органам…

– Патологоанатом…

– Ну вот видишь – это же где-то рядом. Он пробьет отпечатки по базе потеряшек – и вуаля! Все встанет на свои места. Саня обретет свое настоящее имя и прошлое.

– Простите, что вмешиваюсь, а почему Александр I патологоанатом?

– Не хотел общаться с пациентами и выслушивать жалобы, – думая о чем-то своем, ответила Люда и тут же добавила пояснение: – Это не тот Александр, который победил Наполеона. Это мой бывший муж, а первый, потому что второй муж тоже был Александром. И чтобы не путаться, я их пронумеровала.

– Мудро, – согласился Саня.

– Ань, а ты пока придумай, чем мы можем испачкать ему руки, чтобы получить качественные отпечатки.

– Сажа из камина подойдет?

– Тащи. И еще чистый лист А4. При случае с Первым поговорю. Это же не к спеху? Так долго человек не знал, кто он, продержится в неведенье и еще некоторое время. А сейчас позвольте я вас осмотрю. Думаю, вы достаточно долго пролежали в беспамятстве.

– ???

– Саня, вы же не думаете, что мы просто так сюда прилетели? Вы почти сутки не отвечали на звонки. А беспокоить соседей мы не рискнули. Они здесь все возрастные и весьма впечатлительные.

– Ой, соседи! Люсенька, мне надо своим позвонить, а то Аркадия сейчас прискачет вместе с Платоном Петровичем и Джесом.

– А Джес это кто?

– Взрослый и огромный как слон неаполитанский мастиф.

***

Новая машина еще пахла автосалоном. Люда физически наслаждалась ездой – внутри все пело и ликовало. Не машина, а мечта.

– Кстати, как Марина Игоревна отреагировала на твой звонок?

– Не спрашивай, – в очередной раз выныривая из сумки и отвлекаясь от изучения ее содержимого, наморщила нос Аня. – Поинтересовалась, готова ли я в тридцать шесть лет стать сиротой, и добавила, что если буду продолжать в том же духе – моя мечта скоро исполнится.

– Суровый подход. Твоей маме надо было не филологом стать, а хирургом или патологоанатомом.

– Может, поэтому она и вышла замуж за медика…

– Саня спрашивал о тебе, – внезапно сменила тему Люда. – А именно – о твоей атаке на вожака этих малолетних уголовников.

– Да? – Аня искренне удивилась и тут же по пояс залезла в свой баул.

– Вылези наконец из своего рюкзака – по-настоящему раздражает, – и, не обращая внимания на отсутствие реакции со стороны подруги, Людмила продолжила: – Я ему рассказала, что защищать сирых и убогих, несмотря на значительное превосходство противника, – это особенности твоего характера. Мол, ты с детства малость не в себе: помнишь, как в школе старшеклассника ранцем лупцевала за то, что тот у первоклашки пытался деньги отнять? Он от удивления тогда чуть богу душу не отдал – еле отбили. А ведь был на голову выше тебя. Слышала легенду, а может, это и правда, о том, как Петр I себе солдат набирал: если испытуемый в стрессе бледнел, то его отправляли в обоз или в технические помощники, а если краснел – то пожалуйте в ряды славной русской армии.

– Это почему? – Аня, оставив поиски неизвестно чего, с интересом уставилась на Люсю.

– Бледность – это спазм сосудов, кровь от головы отлила, мозг не получает кислород, и человек, вместо того чтобы идти в атаку, падает в обморок. Ну а если краснеет – выброс адреналина, кровь бьет в голову – человек впадает в ярость, горизонтов не видит и с голыми руками на танки, «За Родину, за Сталина». Особенно если видит какую-нибудь несправедливость, и особенно относительно других.

– Это ты обо мне?

– О тебе, догадливая моя, и имей в виду: подобные героические личности если и умирают собственной смертью, то преимущественно от инсульта – то бишь кровоизлияния в мозг.