Днем они миновали несколько небольших поселений, которые казались почти заброшенными; лишь серые плюмажи дыма, которые поднимались над несколькими домами, все еще окруженными туманом, говорили о том, что люди продолжали оставаться даже в таких мрачных местах. Впрочем, если здесь и жили фермеры, то доказательств тому было немного: поля заросли темными сорняками, и они нигде не видели домашнего скота. Мириамель понимала, что если наступили совсем плохие времена в других частях Эркинланда, то оставшиеся немногие коровы, свиньи и овцы наверняка тщательно спрятаны.

– Я не уверена, что нам следует и дальше здесь оставаться. – Мириамель прищурилась, подняв взгляд от широкой мощеной дороги к покрасневшему западному небу.

– Мы за весь день видели не более дюжины человек, – ответил Саймон. – И, если за нами следят, нам лучше оставаться на открытом месте – тогда мы заранее увидим любую угрозу.

– Мы скоро подъедем к окраине Стэншира. – Мириамель несколько раз бывала в этих местах вместе с отцом и имела представление о том, где они находились. – Это более крупный город, чем небольшие поселения, мимо которых мы проезжали. Там наверняка будут люди на дорогах. Возможно, стража.

Саймон пожал плечами:

– Наверное. И что нам делать, ехать через поля?

– Я не думаю, что кто-то станет обращать на нас внимание. Разве ты не видел, в каком плохом состоянии почти все дома? Сейчас слишком холодно, чтобы люди выглядывали в окна.

В ответ Саймон выдохнул облако туманного воздуха и улыбнулся:

– Как скажешь. Только нужно постараться не завести лошадей в болото или топи. Скоро стемнеет.

Они свернули с дороги и проехали сквозь изгородь из кустов. Солнце уже почти зашло, и на небе осталось лишь небольшое алое пятно. Ветер усилился, заставляя клониться высокую траву.

В холмах уже наступил вечер, когда они увидели первые признаки Стэншира. Городок расположился на обоих берегах реки, которые соединял центральный мост, дома на северной стороне практически упирались в лес. Саймон и Мириамель остановились на вершине холма и посмотрели вниз на мерцавшие огни.

– Стэншир стал меньше, – сказала Мириамель. – Раньше он занимал всю долину.

Саймон прищурился:

– Я думаю, он и сейчас такого же размера – посмотри, всюду дома. Просто огни или светильники горят только в половине. – Он снял перчатки, чтобы подышать на пальцы. – Ну, и где мы проведем ночь? У тебя есть деньги на постоялый двор?

– Мы не будем спать под крышей.

Саймон приподнял бровь.

– Нет? Ну, по крайней мере, мы можем рассчитывать на горячий ужин?

Мириамель повернулась к нему.

– Ты правда не понимаешь? Эта страна принадлежит моему отцу. Я бывала здесь раньше. На дорогах сейчас совсем мало путешественников, и, даже если нас никто не узнает, нам будут задавать вопросы. – Она покачала головой. – Я не хочу рисковать. Конечно, ты можешь попробовать купить еды – у меня есть немного денег, – но остановиться на постоялом дворе? С тем же успехом мы могли бы нанять глашатая, который шел бы перед нами.

В сумерках было трудно понять, но Мириамель показалось, что Саймон покраснел.

– Как скажешь, – ответил он, но в его голосе она услышала гнев.

Мириамель попыталась успокоиться:

– Пожалуйста, Саймон. Неужели ты думаешь, что я не хотела бы вымыть лицо, посидеть за столом и нормально поужинать? Просто я стараюсь сделать как лучше.

Саймон посмотрел на нее и кивнул:

– Извини. Ты рассуждаешь разумно. Я просто раздражен.

Мириамель вдруг почувствовала влечение к нему.

– Я знаю. Ты хороший друг.

Саймон бросил на нее быстрый взгляд, но ничего не ответил, и они спустились по склону в долину Стэншира.

С городом что-то случилось. Мириамель помнила после визита, который состоялся полдюжины лет назад, что это было шумное, процветающее место, где главным образом жили рудокопы с семьями и по ночам горели фонари – но сейчас редкие прохожие торопились поскорее покинуть улицы, и даже постоялые дворы оставались тихими, как монастыри, и пустыми.

Мириамель остановилась в тени у «Клина и Жука», а Саймон потратил часть медных монет на хлеб, молоко и луковицы.

– Я спросил владельца, нет ли у него баранины, а он лишь на меня посмотрел, – сказал Саймон. – Наверное, у них выдался очень плохой год.

– Он задавал тебе вопросы?

– Он хотел знать, откуда я приехал. – Саймон уже начал жевать хлеб. – Я сказал, что я свечник из Долины Асу, ищу работу. Он так странно на меня посмотрел, а потом сказал: «Ну, ты уже понял, что здесь ничего для тебя нет, верно?» Хорошо, что он не предложил мне поработать, потому что я забыл почти все, что Джеремия мне рассказывал о том, как делать свечи. Но он спросил, как давно я покинул Долину Асу и правда ли, что в горах полно призраков.

– Призраков? – Мириамель почувствовала, как у нее по спине пробежал холодок. – Мне это совсем не нравится. Что ты ему сказал?

– Я ответил, что ушел оттуда давно и направился на юг в поисках работы. А потом, прежде чем он успел задать мне новый вопрос, я сказал, что меня ждет жена в фургоне на Речной дороге и мне пора.

– Твоя жена?

Саймон улыбнулся:

– Я же должен был ему что-то сказать. Зачем еще мужчине покупать еду и спешить на холод?

Мириамель презрительно фыркнула и взобралась в седло.

– Нам нужно отыскать место для ночлега, хотя бы на одну ночь. Я ужасно устала.

Саймон огляделся по сторонам.

– Я не знаю, куда мы можем пойти, – определить, какие дома пустые, трудно, даже если в них не горит огонь, а из трубы не идет дым. Люди могли их покинуть, или у них просто нет дров.

В этот момент пошел легкий дождь.

– Нам нужно двигаться дальше, – сказала Мириамель. – На западной окраине города мы сможем найти пустой амбар или сарай. Кроме того, там находится большая каменоломня.

– Звучит превосходно. – Саймон откусил от сморщенной луковицы. – Показывай дорогу.

– Только не съешь по ошибке мой ужин, – мрачно сказала Мириамель. – И не разлей молоко.

– Конечно, миледи, – ответил он.

Пока они ехали по Дороге Мокрого дерева, одной из главных улиц Стэншира, Мириамель обнаружила, что ее странным образом встревожили слова Саймона. Было невозможно определить, живет ли кто-то в темных домах и лавочках, но у нее возникло ощущение, будто чьи-то глаза наблюдают за ними сквозь щели в ставнях.

Довольно скоро они добрались до расположенных за городом ферм. Дождь почти прекратился и теперь лишь тихонько моросил. Мириамель указала в сторону каменоломни, которая с высоты Дороги Мокрого дерева казалась огромной черной дырой. Когда дорога начала подниматься вверх, они увидели мерцавшие на нижних стенах каменоломни красные огни.

– Кто-то разжег там костер, – заметил Саймон, – и довольно большой.

– Возможно, они добывают камень, – ответила Мириамель. – Но нам совершенно ни к чему знать, что они там делают. Чем меньше людей нас увидит, тем лучше. – Она свернула с широкой дороги на одну из узких улочек, уходивших от каменоломни в сторону Речной дороги. Она оказалась грязной, и Мириамель решила, что стоит зажечь факел, чтобы не рисковать ногами лошадей. Они спешились, Саймон накрыл Мириамель и себя своим плащом, и Мириамель взялась за кремень. Наконец ей удалось зажечь пропитанную маслом тряпку.

Проехав немного дальше, они нашли подходящее укрытие, большой сарай посреди поля, заросшего сорняками и ежевикой. Дом, которому он принадлежал, стоял в нескольких сотнях футов, в долине, и выглядел заброшенным. Ни Мириамель, ни Саймон не были полностью уверены, что он действительно пустует, но сарай выглядел вполне безопасным местом, и они понимали, что в нем им будет теплее, чем под открытым небом. Они стреножили лошадей у старой и печально бесплодной яблони за сараем, так что из дома их не могли увидеть.

Внутри в свете факела они разглядели сырую солому на земляном полу, а также ржавые инструменты с треснувшими или отсутствовавшими рукоятками, ждавшими ремонта у стены. Проржавевшая бесполезная коса вызвала у Мириамель грусть, но говорила о том, что ею уже очень давно никто не пользовался. Успокоенные Саймон и Мириамель вернулись наружу за седлами.