– Григорий Степаныч, а Лена где? Она что, смогла выбраться?

– Юля, я тебе сказал, Лена не придет! У тебя номер Калугина есть?

– Да!

– Держи связь с ним. И не открывайте дверь, если хотите вернуться домой. Ты все поняла?!

– Да!

– Всё, держитесь, девочки! – сказал Рубин и направился к лестнице, ведущей на второй этаж.

Поднявшись, он оказался перед хирургическим отделением. Дверь с прямоугольным окошком в середине, ведущая в отделение, тоже была закрыта. Сквозь стекло он увидел лежащие на полу тела в больничных пижамах. Сбоку от двери, у стены, стояла скамейка. На ней сидел мужчина лет пятидесяти, прислонившись спиной к стене и вытянув ноги. Глаза его были закрыты, но слышалось тяжелое прерывистое дыхание. Его хирургический костюм голубого цвета в нескольких местах был испачкан кровью.

– Игорь Дмитрич, вы почему без маски? – подошел к нему Рубин.

– А, Гриша. Ты как тут? – медленно открыв глаза, ответил тот.

– Пришел узнать, как вы здесь.

– Тебя, значит, прислали, – опять закрывая глаза, едва шевеля губами, сделал вывод сидящий.

– Игорь Дмитрич, почему без маски? Где остальные? Вы слышите меня? – Рубин тронул его за плечо.

– Слышу, Гриша, слышу. Сил нет, слабость дикая. Маска, говоришь? А что толку? Я заразился раньше, чем понял, что произошло. – Открыл он глаза и, взглянув на Рубина, продолжил: – Когда тут все началось, я оперировал. Вышел из операционной, а тут кто-то кашляет, кто-то кровью плюет, а кого-то рвет так, что стоять не может. Я понял: что-то не так, но было уже поздно.

– А Бурунов вам не звонил?

– Я же в операционной был, а Костя с девчонками, видно, всерьез не восприняли сообщение. Теперь все там. – Он показал глазами на дверь.

– Вы их закрыли? Догадались?

– Сразу вспомнил бумагу про вирус в Африке. Они хотели выйти из отделения, но я запретил. Пришлось даже драться. Смог забрать ключ и выскочить сюда, закрыв их. Они хотели стекло в двери разбить. Так пришлось ножкой стула пригрозить и уговаривать, чтоб ждали помощи в отделении. Через сорок минут бóльшая часть из них уже не могла ничего.

– Как думаете, сколько времени прошло, как вы заразились? – смотрел на него Рубин.

– Думаю, часа три назад. Сначала в жар стало бросать. Потом слабость по ногам ударила и дышать стало трудно. Я понял, что все, попал. Сходил наверх, а там еще хлеще. К ним вирус, видать, раньше попал. Не намного, конечно, минут на тридцать, но для него достаточно. Он же, Гриша, идеальный убийца, этот вирус.

– Да, он очень агрессивен, но если респиратор и перчатки, то, может, защитит?

– Вряд ли, Гриша. Ты помнишь, как коронавирус проникал? Тогда старались, закрывали руки, рот, нос. А глаза? То-то и оно, – смотрел на него коллега и сильно закашлялся.

– Вы считаете?.. – Рубин на мгновение задумался и тихо продолжил: – Как я мог забыть, идиот? Глаза, очки!

– Дышать не могу, грудь болит, – сказал коллега, сплюнул кровь и добавил: – Гриша, нельзя, чтоб он вышел из больницы.

– Знаю, Дмитрич. В инсультном не был? Может, там кто выжил? Они же всегда закрыты.

– Туда не ходил, не знаю, – ответил коллега и опять закашлялся.

Рубин достал из кармана и сунул в руку больного шприц. Тот вопросительно посмотрел ему прямо в глаза.

– Морфий, большая доза. Лучше так, – ответил Рубин, не отводя взгляд.

Дмитрич слегка улыбнулся, кивнул и зажал шприц в руке. Рубин повернулся и медленно пошел к лестничному проходу. Обходя отделение за отделением, он снимал на телефон и отсылал фотографии Калугину. Спускаясь по лестнице из терапии, почувствовал заметную усталость. Протерев рукой лоб, Рубин отметил про себя, что изрядно вспотел. Тело иногда бил озноб, и все чаще не хватало воздуха. В длинном коридоре первого этажа он присел на скамейку у стены и снял респиратор. Дышать стало легче, но сильно разболелась голова.

– Вот черт, похоже, зацепил. Надо идти, осталось проверить коридор к пищеблоку, – сказал он сам себе и поднялся.

Пройдя около тридцати шагов, Рубин остановился и обхватил голову руками. Спазм боли был невыносим. Вдруг завибрировал телефон, Рубин включил динамик.

– Да, Дим, слушаю.

– Гриша, тут люди из департамента здравоохранения области подъехали и заместитель губернатора. Через полчаса прибудут представители Минздрава, – слышался из трубки голос Калугина.

– О, у вас там довольно авторитетная делегация собирается. Можно даже симпозиум проводить, – Рубин улыбался.

– Ты что, шутишь еще? В такой ситуации? Действия всех разведывательных групп отменены. Сейчас все ждут информации только от тебя. Все, что ты передал до этого, очень важно.

– Все, Дима, уговорил, давайте Нобелевскую. Ладно, шучу. В реанимации медсестра и санитарка живые, все пациенты тоже. Они просидят там еще сутки, к ним вирус не попал. Мне тоже двери не открывали, поэтому, скорее всего, сможете их спасти. Теперь главное. Необходимо закрывать все тело, противочумные костюмы подойдут. Я думаю, москвичи знают, чем проводить дезинфекцию здания. Получается, попадая в организм, вирус запускает молниеносную реакцию и скорость протекания любой болезни, которой страдает человек, возрастает в сотни раз. Это больше похоже на биологическое оружие, чем на болезнь. Слышишь, Дима? В сотни.

– Да, Гриша. Мы все здесь слышим. Как твое самочувствие? Ты во всех отделениях был?

– Дим, обо мне потом поговорим. Симптомы начинают проявляться в промежутке от часа до трех. Первые общие признаки заражения схожи с ОРВИ: сильная слабость, скачки температуры, головная боль, нередко головокружение. У многих отмечается носовое кровотечение и кашель. Средствами от коронавируса не локализуется. Прежде чем сюда придут военные, необходимо провести обеззараживание всего здания. Живых, кроме отделения реанимации, в больнице нет. Сейчас иду по коридору к пищеблоку. Вижу два силуэта у окна.

– Григорий Степаныч, это Дроздов. Не отключайте телефон, – донеслось из аппарата.

– Хорошо, – ответил Рубин и положил сотовый в карман.

Недалеко от прохода к пищеблоку, у окна длинного коридора, стояли двое мужчин в пижамах. В тусклом освещении сложно было рассмотреть их лица, но больничную одежду Рубин определил безошибочно.

– Мужик, ты кто? – встретил его окриком один из силуэтов, когда расстояние между ними стало шагов двадцать.

– Я врач! Из реанимации! Рубин Григорий Степанович! – приближаясь, громко ответил он.

– У вас там живые есть? А то у нас все подохли, – спросил второй силуэт.

– Вы из каких отделений? – подошел Рубин к ним.

– Я из неврологии, там все умерли. Врач, ты это, объясни, что это за херня такая, что все дохнут как мухи? – пристально посмотрел на него мужчина лет сорока.

– Это вирус. Он пока еще не изучен, – спокойно ответил Рубин.

– Мужик, а ты точно врач? В костюме такой, респиратор в руках, что-то не похож на врача, – повернулся к нему второй мужчина в возрасте слегка за тридцать.

– Я действительно врач. Меня отправили узнать, что здесь происходит. Вам не выйти, больница окружена военными и полицией. Они никого не выпустят. Этот вирус очень опасен, – смотрел на них Рубин.

– Это что, типа коронавируса? Так я уже болел, и ничего! – Первый мужчина закашлялся и сплюнул на пол кровь.

– Этот вирус намного опасней. Из больницы выходить нельзя.

– Слушай, ты чего заладил «выходить нельзя», «выходить нельзя»? Лучше скажи, чем лечить, а то знаю я вашего брата, только рецептики за деньги выписываете, – бросил злой взгляд на Рубина второй.

– Вас не выпустят: этот вирус не изучен. Вам необходимо оставаться здесь, тем более у вас клинические признаки заражения, – объяснял Рубин.

– Да пошел ты, осел. Там, напротив пожарного выхода, меня друзья ждут. Сейчас солдатика отвлекут, и мы смоемся. Я его уже открыл. Ты с нами? – распахнув окно, сказал мужчина.

– Этого делать нельзя! Как вы не понимаете?! Вы же весь город убьете! – чувствуя, что слабость бьет его все сильней, закричал Рубин.