– Зачем весь шприц?! У тебя же там двойная доза! – бросился к нему Рубин.

Бурунов бросил пустой шприц на пол и с усмешкой взглянул на него. Улыбка на лице коллеги свидетельствовала о том, что укол начинает действовать, и Рубин сделал шаг назад.

– Григорий Степаныч, он же умрет! – подошла Лена.

– Ему так лучше, – ответил он и, быстро развернувшись, взял ее за руку.

– Что случилось? – Медсестра обратила внимание на его взгляд.

– Лен, ты как себя чувствуешь?

– Морозит немного и в пот бросает. Просто устала сильно, – ответила она.

Грохот за спиной заставил их обернуться. Тело врача Бурунова свалилось со стула, и, слегка подергиваясь, его ноги вытянулись в струну. Рубин повел медсестру своего отделения к выходу.

– Пойдем в коридор, чего тут стоять.

– Григорий Степаныч, давайте посидим, отдохнем. Что-то усталость навалилась. Почему нас не выпускают?

– Давай-ка присядь, – подвел он ее к скамейке в коридоре.

– А что вы на меня так глядите? Что случилось?

Рубин снял с Лены маску и показал.

– О боже. Я… я что… – Она смотрела на маску со следами крови и рукой провела по губам.

– Из носа. На, прижми. – Он дал ей носовой платок.

– Мамочки, я что, заразилась? – испугалась девушка.

– Нет, что ты. Просто устала, но это и немудрено, такое навалилось. Ты посиди, отдохни.

– А вы куда? – Лена схватила врача за руку.

– Не бойся, я пойду журнал посмотрю и сфотографирую, – ответил он и погладил ее по руке.

Рубин достал сотовый телефон, сделал несколько фото и короткое видео лежащих в разных местах человеческих тел, после чего вернулся в кабинет и запечатлел страницы журнала. Все снимки и видео он отправил сообщением на номер Калугина. Потом сделал фотографии Бурунова и тоже выслал. Через минуту ответил на виброзвонок:

– Слушаю тебя, Дима. Да, согласен с тобой, это ужас. Я себя чувствую нормально. Боюсь, что Лена заразилась. Андрей? Да, он умер у меня на глазах. Я тебе отправил то, что он записал в журнале, это может помочь в изучении. Хорошо, я понял. Пока больше живых не встречал. Сейчас пойду дальше. Хорошо, буду осторожен. Все, до связи.

Он вышел в коридор к медсестре. Девушка с красным от крови платком у носа слегка дрожала и тяжело дышала. Пот крупными каплями выступил у нее на лбу. Верить не хотелось, но сомнений не было: она больна.

– Лена, давай вон в комнату персонала пойдем. Там диван есть. Ляжешь, отдохнешь, – Рубин попытался приподнять ее.

– Не могу, Григорий Степаныч, ноги не держат. – Девушка приподнялась, опираясь на его руку но тут же опустилась на скамейку и прильнула спиной к стене, вытянув ноги.

– Ладно, ты тогда отдохни тут, а я схожу проверю, может, кого найду.

– Нет, Григорий Степаныч, не оставляйте меня. Мне страшно. – Она держала его за руку и сильно закашлялась.

– Подожди, я сейчас. Ты ложись, отдохни прямо на скамейке, – ответил он и помог ей лечь.

Рубин вернулся в кабинет приемного покоя и достал из ящика стола ампулы. «Десять. Чтобы гарантированно по две. Значит, пять. Пять шприцев. А если?.. Нет, другого выхода нет. Пять шприцев», – размышлял он, глядя на ампулы с надписью «Морфина гидрохлорид». Его раздумья прервала вибрация сотового. От неожиданности Рубин вздрогнул и чуть не выронил шприц. Он ответил на звонок:

– Да, Дима, слушаю тебя.

Продолжая наполнять шприцы, включил громкую связь и положил телефон на стол.

– Гриша, через пятнадцать минут группа военных собирается заходить в больницу для разведки и, если надо, эвакуации оставшихся в живых, – слышался голос Калугина из трубки.

– Зачем, Дима?! Этого делать нельзя! – громко ответил Рубин.

– Почему? Почему, Гриша? Ты слышишь? Почему? – спрашивал главврач.

– Подожди! – ответил Григорий Степанович, затем положил в карман пиджака пять наполненных шприцев, взял телефон и продолжил: – Дима, вы потеряете людей. Этот вирус очень опасен. На мой взгляд, смертность составляет сто процентов. Свяжись с Москвой, сообщи все данные. Он передается воздушно-капельным путем и очень агрессивен. Посмотри страницы журнала, которые я тебе отправил. Никого не посылайте сюда. Это действительно очень опасно.

– Гриша, мы тебя слышим, я включил громкую связь. Передаю телефон одному человеку. Он хочет с тобой поговорить, – сказал Калугин.

– Давай.

– Григорий Степанович, это подполковник Дроздов.

– Слушаю вас.

– Я отошел и нас никто не слышит. Вы абсолютно точно определили, что вирус очень опасен. Я просто хочу, чтоб вы поняли: этот вирус не должен покинуть больницу. Прошу вас, записывайте и фиксируйте все, что посчитаете необходимым. Все сведения о течении вируса важны для наших ученых.

– Понял. Вы считаете, что я тоже заражусь?

– Пока не готов вам ответить. Мы как раз и посмотрим на вас. Время вашего контакта с медсестрой я зафиксировал. Прошло сорок семь минут. Как вы себя чувствуете?

– Нормально. Пока ничего не ощущаю. Но я в респираторе и медицинских перчатках.

– Надеюсь, что это поможет. В любом случае, Григорий Степанович, из больницы никому выходить нельзя. Примите все меры, чтобы те, кого вы обнаружите живыми, не паниковали и не старались выйти. Если вирус вырвется наружу…

– Я вас понял. Результат воздействия вируса на человека вижу сам, его реальную опасность понимаю. Буду держать вас в курсе, – перебил его Рубин и закончил разговор.

В коридоре он осмотрел медсестру. Она лежала на скамейке, тяжело дышала и, прижимая платок ко рту, кашляла.

– Ну как ты, Лена? – спросил он и присел рядом с ней.

– Мне очень плохо, Григорий Степаныч. У меня, кажется, высокая температура. А еще кровь из носа и этот кашель с привкусом крови. Григорий Степаныч, они нас спасут? Они же нас не бросят? – тяжело дыша, негромко спросила она.

– Конечно, нет. Что ты, девочка? В Москве уже лекарство придумали. Нам надо чуть-чуть продержаться, через два часа его привезут, – едва сдерживая слезы, отвечал он.

– Слава богу. Два часа. Дождемся, правда? – слегка улыбнулась девушка.

– Конечно. Два часа ерунда. Давай я тебе укол сделаю, чтоб кашель, спазм снять. Сразу легче станет.

Лена в ответ кивнула и закрыла глаза. Рубин достал шприц и замешкался.

– Ну, чего вы? Забыли, как укол делается? – слегка улыбнулась она.

– Да, давно не делал, – ответил он тоже с улыбкой и снял с иглы защитный колпачок.

Сделав укол, Рубин погладил девушку по волосам, встал и, отвернувшись, прижал руку к мокрым от слез глазам. Он пошел по коридору, бросив на пол пустой шприц.

Проверив все открытые кабинеты, подошел к отделению интенсивной терапии. Заглянул в окошечко и дернул дверь на себя. Закрыто. Он постучал и заметил в коридоре силуэт.

– Юля, это я, Григорий Степаныч! – громко сказал Рубин.

– Ой, Григорий Степаныч! Я сейчас открою! Татьяна Михайловна, Григорий Степаныч пришел! – послышалось из-за двери.

– Стой! Не смей открывать! – закричал Рубин, когда девушка стала отпирать замок.

– Почему?!

– Не смей, говорю! Закрой обратно! – потребовал он.

– А что нам делать? – медсестра повернула замок.

– Скажи мне, как вы себя чувствуете?! – заглядывая через окошечко, спросил Рубин.

Девушка обернулась назад, посмотрела на коллегу, женщину лет сорока пяти, и ответила:

– У нас все нормально. У Татьяны Михайловны давление скачет от всего происходящего.

– Давление это ничего. Самое главное, дверь не открывайте.

– Григорий Степаныч, Лена пошла узнать, что происходит. Вы ее не видели? Она должна вернуться.

– Лена не вернется. Вам, наверное, предстоит просидеть в отделении еще сутки, а может, и больше. Температуру у себя измеряйте каждый час.

– Григорий Степаныч, у нас еще шесть больных. У них тоже измерять каждый час?

– У них не надо. Они же не ходят никуда. Насколько я помню, трое на аппаратах ИВЛ и остальные тоже еще слабы. Главное, за своим самочувствием наблюдайте. Вирус, который в больнице, очень опасен. Надеюсь, вы сможете дождаться помощи.