— Вижу, меня рады видеть, — оценил наши счастливые улыбки папа.

Мы дружно загалдели, выражая свой полнейший восторг от возвращения горячо любимого родителя.

— Как дела службы? — спросил с показной серьезностью Эдвард, которому наверняка предстояло вскоре начать службу в ведомстве отца, а когда тому придет в голову отойти от дел, и вовсе занять место нашего родителя за спиной их величеств.

Порой мне думалось, что я могла куда лучше подойти для этой должности, но, увы, наш мир был суров и несправедлив по отношению к женщинам, запирая их в круговороте будничных обязанностей. Дети, муж, ведение дома, походы в церковь и, если дама была из высшего света, благотворительность. Впрочем, матушка наша, кажется, была вполне счастлива своим положением и теми занятиями, что занимали ее время изо дня в день. Мне же было бы попросту тесно в этих рамках.

— Все прошло вполне благополучно, — кивнул отец и не стал более распространяться. Наверняка не пожелал мучить подробностями матушку и Эмму. Со мной и Вторым родитель делился многими подробностями службы, которые были не предназначены для чужих ушей.

— А что у вас произошло нового в мое отсутствие? — осведомился папа, глядя по большей части на меня и Второго, отлично понимая, у кого в нашей семье и дня не проходит без происшествий.

Мы с Эдвардом покосились друг на друга и слаженно выдали официальную версию, которая гласила, что в отсутствие отца не случилось ничего мало-мальски интересного, опасного или хотя бы заслуживающего его внимания. Разумеется, все это было лишь отвлекающим маневром для матери и младшей сестры, которая все-таки не удержалась и сообщила родителям и про предложение Мануэля Де Ла Серта, и про мой решительный отказ становиться его супругой.

Мама тихо вздохнула, но при этом только плечами пожала, будто ее ни капли не удивило ни первое, ни второе. Реакция папы оказалась более бурной. Но, разумеется, бурной по меркам обыкновений отца.

— Хвала Творцу. Этот безголовый фат слишком сильно влюблен в собственную персону, чтобы стать достойным мужем для любой женщины, а уж для нашей Евы и подавно. Она слишком хороша для подобных молодых людей.

Второй готов был поддержать отца и тоже считал меня идеалом во всех отношениях.

Пожалуй, подобный взгляд на произошедшее льстил чрезвычайно. Как бы ни смотрели на меня окружающие мужчины, чтобы ни говорили, но в своем доме, в своей семье я оставалась совершенством. Это примиряло с суровой реальность и изрядно успокаивало.

— Надеюсь только, наша дорогая девочка не окажется слишком хороша вообще для всех мужчин этого мира, — отозвалась мама и снова вздохнула. — Не за фэйри же ее отдавать, в самом деле.

После этой фразы рассмеялись вообще все, правда как-то нервозно, и едва не сплевывая через плечо. Шутки на тему нечисти, в существование которой образованные жители Альбина, да уже и не слишком образованные, давно не верили, в нашей семье всегда отдавали горечью и слегка паникой, слишком уж насыщенные отношения складывались у Дарроу, что с Неблагим двором, что с Благим.

— Вот фэйри в зятьях я точно не переживу, — отозвался отец.

После ужина я выскользнула вслед за отцом из столовой, и мы пошли в его кабинет. Второй, разумеется, не мог позволить, чтобы разговор прошел без него, даже при учете того, что я пересказала бы брату все до последней буквы.

— Ну так и что же тебя так сильно беспокоит, Ева? — осведомился отец, закрыв, а после и заперев за нами дверь.

Очевидно, не хотел, чтобы наш разговор прервали в самый неподходящий для того момент, причем все равно, кто решит войти, пусть бы даже и наша мать.

Я тяжело вздохнула, обняла себя за плечи и уселась на диван настолько неизящно, что наверняка бы произвело дурное впечатление на любого благовоспитанного человека.

— Фэйри приходил ко мне, папа, — решила я начать с менее важного, по моему мнению. — Охотник Неблагого двора.

Отец после моих слов явно расстроился, но не особенно сильно. Вероятно, спустя столько лет общения с выходцами из Страны Холмов, они уже не вызывали и десятой доли того благоговейного трепета, которого заслуживали от смертных.

— И что же понадобилось Охотнику на этот раз? Когда-то вмешательство подданных Неблагого короля было очень на руку нашей семье, да и когда недавно Охотник провел тебя к брату и Де Ла Серта, фэйри нам помогли. Однако не стоит рассчитывать, что фэйри всегда будут на нашей стороне, нельзя верить им, — в тысячный, наверное, раз повторил очевидную истину отец.

Он из года в год напоминал нам, его детям, не только мне и Второму, но и Эмме, что народ Холмов — существа настолько же опасные, насколько и прекрасные. Казалось, будто родитель наш всегда боялся, что кто-то из дивных однажды заворожит его детей и сманит в другой мир, где мы будем обречены вечно оставаться ручными зверушками потусторонних существ.

— Кажется, Охотнику пришло в голову, будто мне по силам сокрушить Благой двор, — пожала я плечами. — Весьма смелое предположение. Но он был до странного уверен в собственной правоте.

Оснований для которой я попросту не видела.

Мой рассказ о госте в зеркале Эдвард слушал рассеянно, поскольку все это я ему уже один раз поведала, а вот стоило мне заговорить о том, как сходила к тете Шанте, как близнец несколько оживился.

— Я ходила к тете в табор, хотела разузнать у нее про тот голос, который я слышала, тот, что обещал помощь и предлагал приворожить Мануэля Де Ла Серта. То существо называло меня шувани, и я посчитала, что это могло быть неспроста.

Мой отец, он как будто бледнел все сильней и сильней с каждым моим словом. Но чем именно могла я настолько напугать человека, которого признавали всемогущим и непоколебимым? Отец никогда и ничего не боялся. Прежде.

— И что же сказала тебе Шанта? — спросил отец, и его голос походил на карканье вороны.

Я вздохнула и беспомощно развела руками.

— Тетя словно бы чего-то испугалась, — продолжала я. — Мне показалось, она что-то как минимум предполагает, но ничего о своих догадках тетя Шанта не пожелала мне рассказывать, заявила, будто не стоит звать кого-то или что-то. А еще я получила от нее амулет, который тетя велела никогда не снимать. Папа, по-моему, она испугалась.

Отец устало закрыл лицо руками и на несколько мгновений словно бы сгорбился, став похожим на древнего старика.

— А я ведь думал наивно, будто все закончилось… — пробормотал папа под недоуменными взглядами моим и Эдварда. — Да что там, мы все думали, что победили, справились с ней раз и навсегда, однако, по-видимому, не так уж и легко справиться с кем-то настолько сильным. Даже умерев, можно не проиграть.

Вот уж тут и я, и мой близнец растерялись сверх всякой возможной меры. Мы попросту не понимали, к чему клонит мой отец. Он тоже что-то понял, как и наша тетя, и тоже испугался своего знания, однако не настолько, чтобы замолкнуть и скрыть от нас правду.

— Иногда прошлое становится настоящим, а временами… временами и будущим, — проговорил отец, снова выпрямляясь и возвращая себе привычный образ величия и силы. — Именно так случилось с нашей семьей. Вы помните, кто была моя мать, дети?

Мы со Вторым синхронно кивнули. Историю о шувани Лачи, на которой ради сохранения родового дара женился наш дед, лорд Джон Дарроу, мы знали с самого детства в мельчайших подробностях.

— Да, папа, мы помним, — отозвался Эдвард, явно с нетерпением ожидая продолжения.

Отец удовлетворенно кивнул и на мгновение прикрыл глаза.

— Но вы не знаете того, что Лачи вышла замуж против воли собственной семьи, всего табора. Против воли своей матери, самой могущественной шувани, какую мне доводилось встречать за всю мою жизнь.

В комнате повисла тяжелая напряженная тишина, которую мы трое просто боялись нарушить. Или же боялись призвать кого-то?

Можно было догадаться и раньше, что цыгане не слишком обрадовались выбору Лачи, однако истинный масштаб "не слишком обрадовались" прежде я, похоже, не представляла. Видимо, пришел черед узнать всю правду до конца, и не сказать, чтобы откровение принесло мне хотя бы малую толику радости.