Одного взгляда, брошенного на Мануэля Де Ла Серта хватило, чтоб понять: дела его идут дурно, очень дурно. Будто черный плащ укрыл молодого человека, понемногу отрезая от мира.

Ему нужно было помочь. Как можно скорей. Но как же подойти мне к постороннему мужчине вот так запросто? А ведь для того, чтобы снять проклятие нам придется еще и наедине остаться. Надолго.

Ах, все было бы куда проще, будь я и впрямь просто бедной девушкой, цыганской шувани. Но благородная леди по рукам и ногам связана условностями и обязана блюсти родовую честь.

Только бы Шанта оказалась права… Только бы мне удалось спасти его. И заодно не погубить себя.

— Не волнуйся, Первая, ты невозмутимей мраморной статуи, — поспешил заверить меня близнец, беря под руку.

Брат решил, что я разволновалась, как бы не выдать свои чувства. И я не стала его разуверять. Рядом с ним стало спокойней. Казалось, вместе с Эдвардом я могу сделать непосильное.

Молодые иберийцы не стали нас избегать, и поприветствовали, как и было прилично.

Я воспользовалась случаем и представила Де Ла Серта Эмму, и с огромным удовольствием понаблюдала за тем, как у молодых людей в глазах загорается охотничий азарт.

Верно. Красавица с глазами лани, стройная как кипарис… Младшая завораживала. И улыбалась она так ясно и светло, как святые на иконах.

— Каков контраст… — вполголоса на иберийском сказал Мануэль брату. — Такой ангел — и вдруг сестра этой угрюмой дурнушки.

Я не подала вида, что понимаю их язык, хотя стало и горько. Эдварду притворство далось куда трудней: ведь Второй любил меня всей душой и готов был вызвать на дуэль любого, кто посмел бы обращаться с его Первой без должного уважения.

В неведении осталась только Эмма, которая восторженно вздохнула:

— Какой прекрасный язык. Мне бы так хотелось научиться на нем говорить!

Хорошо, что ей не пришло в голову заявить что-то вроде «а то Ева и Эдвард на нем разговаривают, а я — нет».

Подобные слова моей сестры иностранцам польстили, и они наперебой принялись уверять, что с огромным удовольствием возьмутся обучать прелестную сеньориту. Я едва не ухмыльнулась. Вот и попались. Никто не удивится тому, что старшие брат с сестрой будут постоянно присматривать за совсем юной младшей.

Ко взаимному удовольствию сторон обучение началось тут же.

— Первая, ты гений, — шепнул мне на ухо Эдвард. — Теперь эти двое приговорены к нам.

Я довольно вздохнула.

— Истинно так. Только бы они не сцепились за нашу сестру на дуэли. Эмма для этого достаточно очаровательна, — с улыбкой произнесла я.

Ревновать к сестре не удавалось. Даже внимание к Глории и то вызывало во мне больше недовольства, пусть она и был как родная.

— А что скажешь о Мануэле? — еще тише, чем прежде, спросил Второй.

Вся радость мигом ушла.

— Не жилец, если ничего не сделать.

Но кто же проклял этого молодого человека? И зачем? Несмотря на то, что Де Ла Серта повел себя со мною не как джентльмен, я могла с уверенностью сказать, что он не дурной человек и вряд ли нажил себе много врагов. Это месть его родителям? Или же моему отцу? Ведь случилось все в нашем доме.

И как мне добраться теперь до Мануэля Де Ла Серты так, чтобы не вызывать лишних пересудов?

— Нужно что-то придумать, — вздохнул Эдвард, ласково перебирая мои пальцы. — Ты без перчаток, Первая. Надень их, пока никому не пришло в голову разглядывать твои ладони. Я присмотрю за младшей.

О, Создатель… Руки! Я уставилась на них едва ли с ужасом. Мои ладони мало напоминали руки благовоспитанной леди: слишком много времени мне доводилось проводить с травами и зельями. Кожа не была нежной, в нее намертво въелся сок…

Это были руки цыганки Чергэн, а не леди Евы. Поэтому их всегда приходилось прятать. Перчатки я не снимала в гостях даже за трапезой, что породила бездну слухов о моем возможном уродстве. Но уж лучше так, чем правда.

Но как я, впитавшая с молоком матери правила этикета, вдруг забыла перчатки? Не иначе, переживания последних дней так сказались… Прежде не допускала подобных оплошностей.

Я поспешно отправилась к экипажу, где, должно быть, и обронила свои перчатки. Я даже не решилась никого послать за ними, слишком уж много вопросов вызвали мои ладони, если бы их кто-то разглядел. Ноги несли вперед так быстро, как только позволяли приличия, поэтому кузена Феликса Грея, моего дальнего родственника я едва не снесла.

Увидеть его на пикнике я никак не ожидала. Говорили, что дела заставили кузена отбыть на юг страны, в поместье.

— Куда же вы так несетесь, кузина Ева? — со смехом спросил мужчина, удерживая меня за плечи. — Словно за вами гонятся черти из преисподней.

Шутку я оценила, одарив кузена Грея улыбкой. Тот улыбнулся в ответ, сверкнув светлыми глазами. Лет в пятнадцать мне казалось, будто Феликс украл мое сердце. Я даже призналась ему в своих чувствах. Но для него, джентльмена двадцати двух лет, я казалась сущим ребенком, неспособным на подлинные сильные чувства.

Феликс тогда не ошибся. Оказалось, любовь, она совершенно другая. Не тот тихий свет, который дарила мне привязанность к нему.

— Вы почти угадали, дорогой кузен, — откликнулась я, не скрывая радости от встречи. — Прошу простить за невежливость, но меня и правда ждет одно неотложное дело. Через несколько минут я вернусь, и мы наконец как следует поговорим. Ведь я не имела счастья видеть вас уже целый месяц.

Грей кивнул, отступая в сторону.

А я вдруг вздрогнула, ощутив чей-то взгляд. Словно бы кто-то целился мне в спину…

Стало жутко, но оглядываться я не стала, и уж тем более не захотела испуганно озираться. Леди Дарроу не ведут себя таким образом. Они просто шепчут тихо под нос заговор, отвращающий зло. Именно так я поступила, шагая к экипажу.

Никто не причинит вреда шувани, если она сама этого не пожелает. Почему-то в такие моменты я всегда думала о себе как о цыганской колдунье Чергэн, а не о благородной леди.

Перчатки нашлись там, где я и ожидала. А ощущение того, что за мною наблюдают, так и не исчезло. Но кому же только могла я понадобиться? Ведь ничем не выделяюсь среди прочих девиц на выданье моего возраста и положения. Так почему сейчас все изменилось?

Вернулась к брату и сестре я с поселившимся в душе волнением. Оказалось, что кузен Феликс решил дождаться меня подле Эдварда и Эммы. Общий язык он нашел и с молодыми Де Ла Серта.

Вся компания с комфортом устроилась на пледе под деревом. Младшая просто светилась от удовольствия, окруженная со всех сторон мужчинами. Сестра словно расцвела еще больше. Оба иберийца не сводили с нее глаз и наперебой предлагали то фрукты, то сладости, совершенно завороженные Эммой.

— А вот и дорогая Ева, — улыбнулся Феликс, заметив меня первым и поднимаясь навстречу, чтоб помочь мне усесться.

Я приняла руку кузена, и села подле брата. Феликс Грей остался все таким же очаровательным, как и прежде, неудивительно, что я, будучи еще совсем юной девочка, не устояла перед его чарами.

— Может, ты все-таки ошибся, братец? — усмехнулся Теодоро Де Ла Серта, от которого не укрылось та особая нежность, которой мы с кузеном оделяли друг друга. — Если эти двое не обручены, то в шаге от этого.

Увы, но романтического увлечения не было в наших с кузеном Феликсом отношениях. Я лишь благоговела перед ним, сумевшим так тонко и деликатно сказать о своей нелюбви, что мое сердце не было ранено. А он… он ценил мою дружбу и доверие превыше всего прочего. Как и терпение и спокойствие.

Мой дорогой друг не знал о том, что под маской разумной леди Евы прячется и бешеный огонь цыганки Чергэн. Эту тайну я не открыла ему, несмотря на сильную привязанность и безусловное уважение.

Сестра внимала чужой, непонятной ей речи с восторгом. В отличие от нас с братом она иберийский не учила. Эмма не проявила стремления изучать языки, а отец посчитал лишним принуждать ее к этому. Младшую в доме исключительно баловали, оберегая от лишних тревог и забот. Строгость и требовательность досталась на нашу с Эдвардом долю.