– Я с ней порвал.

– Боже, Алан. Пошёл ты! Я больше видеть тебя не желаю. Уходи, – но он стоит, как вкопанный и не двигается. Я взрываюсь и начинаю кричать ещё громче: – Слышишь? Уходи, и больше не появляйся, не хочу тебя даже знать!

В плату вбегает мама и врач. Мама подбегает ко мне, а мистер Эндрюс начинает выпроваживать Алана.

– Что, что ему нужно? – мама держит меня за плечи.

– Всё в порядке мам, – я немного отстраняюсь.

Успокоившись, я замечаю, что мама привела себя в привычное для моих глаз состояние. Волосы расчесаны и аккуратно уложены, мятую чёрную кофту она сменила на белую рубашку с ромашками на воротничке, а на заплаканном и усталом лице появился лёгкий макияж.

– Мама, ты прекрасно выглядишь,– мама теряется, и спустя пару секунд расплывается в улыбке.

***

День был насыщенный. Узнав всю правду, мне стало намного легче. Было больно, от того, как Рэйчел обошлась со мной и от вранья Алана, но я решила оставить это. Нужно пытаться жить дальше, привыкать, к новой себе.

Мама уехала домой, около часа назад. Я сидела у окна, и ждала медсестру с уколом и ещё одной капельницей. Когда днём приходил врач, он сообщил, что моё лечение почти скорректировано, завтра мне сделаю рентген шеи и МРТ (МРТ – магнитно-резонансная томография) головного мозга, так как наблюдается частичная потеря памяти, и тогда смогут окончательно принять решение насчёт моего нахождения здесь.

– Здравствуй, Элина, – в палату заходит пожилая медсестра; с ней я ещё не была знакома. Она очень высокая, волосы короткие и кудрявые, кожа на лице и руках усыпана мелкими веснушками.

– Здравствуйте, миссис Марч, – фамилию я прочла на бейджике.

– Сегодня мы поставим тебе два укола, врач добавил в твоё лечение витамины, – Миссис Марч говорила, словно, на распев и имела при этом резко-заметный британский акцент.

– Хорошо.

– Как ты себя чувствуешь, Элина, есть жалобы?

– О, извините, я Элиан. Спасибо всё хорошо, за исключением жуткой головной боли.

– Элиан?– я киваю, – Прошу прощения, это врачебный почерк, я не правильно прочитала твоё имя.

Воткнув два укола, довольно неприятных, и поставив, на этот раз переносную, капельницу, Марч молча удалилась, махнув на прощание рукой и подмигнув. Я улыбнулась ей в ответ.

Когда содержимое уколов разошлось по ногам, и боль ушла, я села опять у окна, придерживая капельницу, и уставилась во двор больницы, рассматривая абсолютно всё.

С высоких деревьев свисали огромные листья, изумрудного цвета. Кусты и деревья поменьше были коротко пострижены. Налево от выхода виднелась тропинка, уходившая за левый корпус.

Я на мне был белый свитер, и я надела к нему чёрные джинсы. Волосы завязала в хвост. Делать что-то с капельницей, пусть и переносной, был е так удобно, но я справилась и отправилась изучать здешние красоты.

Оказалось, тропинка вела на поляну для прогулок. Там было много пациентов: кто-то медленно прогуливался вдоль кустов, а кто-то сидел на лавочке и играл в настольные игры.

День сегодня теплый, но солнце, что так светило в моей палате, и одаривало нас своими лучами, спряталось за пеленой туч. Небо было хмурым: вот-вот, и из этих комков туч польётся дождь.

На одной из лавочек сидела девочка. Она отличалась от всех больных. Волосы были фиолетовые, на ней был синий свитер, а на ногах джинсы и кеды. Сначала я подумала, что она посетитель, но потом я разглядела возле нее инвалидную коляску. Меня бросило в жар, я сразу же вспомнила тот день, когда я упала. Я могла остаться без возможности самостоятельно передвигаться, но, как сказал мистер Эндрюс, мне повезло.

Мне захотелось познакомиться с ней. И я медленно направилась к лавочке, где сидела эта девочка.

Деревья, на фоне такого хмурого неба, смотрелись ещё более зелёными, словно они не отсюда, их просто вырезали из другой картинки и вставили сюда.

Я присаживаюсь рядом с девчонкой, что привлекла моё внимание. Она кинула на меня быстрый взгляд и вновь уткнулась в одну точку. Её внешний вид пугал: кожа высохшая, и бледнее даже моей; вокруг глаз чёрные пятна и мешки; губы синие, очень потрескавшиеся.

–Привет, будешь?– решившись, я не придумываю ничего лучше, чем предложить жевательную резинку.

От неожиданности она вздрагивает, за что я тут же извиняюсь. Секунды спустя, она всё же протягивает свою худенькую ручку, и берёт одну штучку.

–Как тебя зовут?– я не сдаюсь, а всё пытаюсь затянуть с ней разговор.

–Лесли,– отвечает она, тихим и охрипшим голосом.

–А я Элиан, красивые волосы, они такие необычные.

–Спасибо,– выдавила она.

Затем мы молча сидели где-то минут пятнадцать. Я разглядывала окна, они далеко не идеальные, где-то трещинки, где-то пятна. Я совсем забыла о капельнице, и вспомнила только когда, от резкого движения рукой, что-то кольнуло. Я проверила капельницу, ещё немного, и нужно будет вытаскивать. Хорошо, что медсестра меня не потеряла.

Больница находилась в ужасном состоянии, начиная от внешнего вида, заканчивая работниками. Врачи в этой больнице возомнили себя богами. Творят, что вздумается, а к больным относятся «на отвяжись».

– Это ужасное место, – от неожиданной реплики Лесли, я немножко вздрогнула.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что люди здесь теряют смысл жизни. Они ходят угрюмые и унылые. Без цели, без смысла, без всего.

– Но ведь не каждый человек.

– Да? Ну, и какая твоя цель, ради чего ты живешь?– её слова, как пощёчина. Да, здесь я действительно потеряла смысл жизни, на это же не конец. Ведь так?

Так и не найдя, нужных слов, я просто молча пожала плечами. Дальше мы сидели молча.

***

Мне сделали последние обследования, взяли нужные анализы, и, наконец, мама получила на руки моё лечение. Плюс к этому огромный список того, что мне строго настрого запрещено.

Я пролежала в больнице ещё неделю. Теперь наша команда состояла из трех человек. Я, Майк и Лесли. Лесли была больна раком, на последней стадии. Ей сложно ходить и есть. И кроме воды, она почти ничего не может проглотить. Ей скоро семнадцать, и она любит смотреть фильмы с Джаредом Лето.

Последнею неделю я провела с ребятами. Пусть наши дни были одинаковы, но по- своему чудесны. Мы встречали рассвет, шли на завтрак. Потом процедуры, лекарства. Затем у нас был свободный час, который обычно мы проводили на улице. Ужасные бед и ужин и снова лекарства. Так из дня в день… Всю оставшуюся неделю.

И вот настал этот день, которого, теперь, я ждала меньше всего. Сегодня меня выписывают, я возвращаюсь домой, где меня ждёт новая жизнь. Без танцев, но с кучей запретов и опасений.

Мне предстоит вернуться в школу к тем людям, которых мне не хотелось видеть, которые лгали мне… Общаться с людьми, которые думают, что я намеренно спрыгнула с моста. Уж Алан об этом успел позаботиться.

***

Обед. Мама приехала за мной в больницу, мы сидели в кабинете мистера Энрюса.

– Как вы себя чувствуете?– спросил меня доктор.

– Хорошо, – отрезала я.

– Миссис Дэвис,– обращается он к моей маме,– я советую вам записать её к школьному психологу, попытка, – он делает паузу, и смотрит на меня, я в ответ закатываю глаза, – ну, вы сами всё понимаете. Попытка, в её возрасте…

–Я тут и всё слышу, и я не пыталась покончить с собой!

–Элиан, так будет лучше, – мама берёт меня за руку, и сдерживаю себя, чтобы не отдёрнуть её: в порыве злости не хочется обидеть маму.

– Да, и вот, миссис Дэвис, это нужно отдать школьному учителю физкультуры, там все ограничения в занятиях спортом.

–Спасибо Вам большое,– произносит мама.

– Что вы, это мой долг!– он с гордым лицом жмёт маме руку.

Не больница, а цирк.

***

Мама дала мне пять минут, попрощаться с Лесли и Майком. Она забрала мои сумки, и пошла к машине, папа уже приехал за нами с работы.

Я побежала на нашу поляну, к нашей лавочке, где мы постоянно сидели.