Припав к луке седла, словно вражеская стрела ударила его в грудь, Тохтамыш еле слышно прошептал:

– В Дешт-и-Кипчак… Скорее…

Стоящие рядом, быть может, не услышали, а скорее догадались, о чем говорил хан, потому что каждый уже почувствовал, что спасение отныне только в отступлении.

Поднятое на древке копья, заплескалось на ветру траурное знамя, подавая воинам знак к отходу.

Последний раз глянул на поле битвы Тохтамыш. Повсюду, насколько хватал глаз, мчались его воины, препоручив свои жизни быстроте конских ног, а за ними с поднятыми над головой саблями неслись воины Мавераннахра и без пощады и жалости рубили каждого, кого могли настигнуть.

Тохтамыш изо всех сил хлестнул камчою своего коня. Он мчался в окружении своих верных нукеров, а в голове, отчаянная и тревожная, билась мысль о том, что неведомое проклятие тяготеет над землями Золотой Орды с той поры, как русские разбили на Куликовом поле войско Мамая. Как будто еще были силы, способные подмять под себя, покорить любой народ, но, куда бы ни бросали свой взгляд Орда, нигде ее уже больше не боялись, никто не хотел быть покорным. Творилось непривычное и невероятное. После Куликовской битвы народы словно прозрели.

Садилось солнце, и сам Тохтамыш, и отступающие воины молили сейчас аллаха, чтобы скорее наступила ночь и спасла их от преследователей, коням которых удача словно бы дала крылья.

Небывало богатой была в этот раз добыча Хромого Тимура. Тохтамыш бежал так поспешно, что вынужден был бросить всю свою казну, все свои сокровища. Эмир подарил Шейху-Нуритдину своего знаменитого коня Коянсана, дорогой халат, вышитый золотом, пояс, украшенный золотыми бляшками, и кинжал с золотой рукоятью. Тимур умел быть щедрым к тем, кто, не щадя своей жизни, бросался защищать его жизнь. Богатые подарки получили мирзы, и батыры, и даже простые воины. Нагрузив караван, состоящий из бесчисленного количества арб и верблюдов, добычей, эмир под большой охраной отправил его в Самарканд, сам же, оставив при обозе сломавшего в битве руку Мираншаха, с отборными кошунами бросился в погоню за Тохтамышем. Тимур хотел пленить самого хана и добить остатки его войска, чтобы уже навсегда покончить с угрозой, которую бы могла представлять для него Орда.

Днем и ночью, почти не слезая с коней, не зная усталости, мчались вперед кошуны эмира, но степь словно поглотила и войско, и самого хана Тохтамыша. Страх придавал им силы, а коням резвости. Тимур не знал, что Тохтамыш, потеряв почти всех близких ему людей, забыв о войске, поспешно уходил в землю булгар.

Воспользовавшись Туратурским бродом, эмир переправился на левый берег Итиля, но и здесь не нашел золотоордынского хана. Дав отдых своему войску, Тимур призвал к себе Куйричак-оглана, сына Урус-хана, которого все это время возил с собой, и, одарив его золотым поясом и шитым золотом халатом, провозгласил ханом Золотой Орды. Дав ему сильный и многочисленный отряд воинов, эмир велел Куйричак-оглану набрать войско из живущих на левобережье народов и править совсем недавно еще принадлежавшими Тохтамышу землями.

После этого, посчитав, что он сделал все как надо, Тимур пошел к золотоордынскому городу Укеку и разграбил его, а вскоре к главным силам присоединился и Мираншах, который не хотел отставать от отца.

Не зная, что Тохтамыш совсем покинул пределы Орды, Тимур тревожился, что враг его сможет вновь набрать войско, так как земли, подвластные ему, обширны и многолюдны. И потому он повернул свои кошуны в западные улусы Орды. Именно там, по мнению эмира, могла таиться для него опасность, потому что улусы эти принадлежали близким к Тохтамышу людям: Бек-Ярык-оглану, эмиру Актау и Тимур-оглану. Но те не приняли боя и отступили.

Не встретив сопротивления, Тимур неожиданно повернул свои кошуны к реке Тан и двинул их на русские земли. Вторгнувшись в пределы Рязанского княжества, он захватил город Елец, сжег его, разграбил окрестности. Узнав о нашествии, великий князь Василий Дмитриевич быстро собрал полки и двинулся с ними к городу Коломне, занял все переправы на реке Оке. Видимо, наслышанный в свое время о поражении Мамая, Хромой Тимур не решился на битву с русскими. Грабя рязанские земли, захватывая пленников, он через низовья Тана направился к Итилю. Захватив на пути город Азак, эмир разграбил его, а из попавших в плен горожан даровал жизнь только мусульманам, велев всех остальных предать «мечу джихада».

Подобно сытому волку, с отвисшим от обильной добычи животом, бродил с огромным войском Тимур по бескрайним землям Орды, не встречая нигде сопротивления и отпора. Да и кто бы посмел стать ему на пути в степи, где после исчезновения Тохтамыша каждый род стал кочевать сам по себе, как это было много веков назад?

Отдохнув после грабежа Азака, эмир приказал своему войску отправиться в земли, которые поила своей водой река Кубань. Но живущие здесь черкесы не пожелали добровольно подставить свои головы под меч Тимура. Подожженная со всех сторон, запылала вдруг степь, и перед эмиром предстала черная равнина, по которой сизыми змеями ползли пряди дыма – это дотлевали заросли кустарников и небольшие рощи, спрятавшиеся в низинах.

Восемь дней, задыхаясь от черного праха, поднятого копытами коней, шло по выжженной степи войско Хромого Тимура. От бескормицы начали гибнуть лошади.

Гнев охватил эмира. После тех побед, что одержал он над Тохтамышем, никто не смел заступать ему дороги. И потому он приказал убивать каждого встречного и забирать в селениях все, что можно забрать, а что нельзя было приторочить к седлу, следовало предавать огню.

Вместо того чтобы идти в низовья Итиля, Тимур повернул свои кошуны в Дагестан и осадил горные крепости Кулы и Таус. Надо было обладать большой дерзостью, чтобы решиться на подобное, потому что крепости эти были действительно неприступны и напоминали орлиные гнезда, устроенные на взметнувшихся к небу скалах. Разум отказывался верить, что их когда-нибудь можно покорить. Но Хромой Тимур верил в свою звезду и потому приказал начать штурм.

Перекидывая длинные лестницы со скалы на скалу, срываясь в пропасть, воины Мавераннахра бесстрашно шли на приступ. И горные твердыни пали…

Надвигалась осень. Печальную весть принес гонец Хромому Тимуру с берегов Итиля. От простуды скоропостижно скончался объявленный по воле эмира новым ханом Золотой Орды Куйричак, сын Урус-хана. Весть действительно была печальной, но Хромого Тимура она не расстроила. По опыту он хорошо знал, чем заканчивается усиление того или иного чингизида, даже если он посажен на трон Орды твоей волей, – пройдет какое-то время, и новый правитель возомнит себя могучим и всесильным и попытается перегрызть горло тому, кто взрастил и вспоил его. Разве не так же было с Тохтамышем? Поэтому, быть может, Золотой Орде больше вообще не нужно хана? Пусть рвут ее на части, делят на улусы и грызутся между собой, подобно волкам в холодную зимнюю ночь, потомки Чингиз-хана – бии и батыры родов? Пока найдется – да и найдется ли? – среди них такой, кто сумеет силой оружия, коварством или лисьей хитростью объединить вокруг себя жадных и корыстных степных владык, Орда не будет опасна ни землям, подвластным Тимуру, ни его замыслам.

Земли в среднем течении Итиля и по Каме-реке, ограниченные с севера рекой Казанкой, а с юга – горами Жигули, с юго-запада – речками Мокша и Вада, с северо-востока – долиной реки Белой, издавна назывались землями булгар. Люди, жившие здесь, говорили на тюркском языке. Задолго до монгольского нашествия возводили они города, пахали землю, изготовляли глиняную посуду. Делали они кольца, браслеты и ожерелья и украшали их изображениями водоплавающих птиц. Изделия булгарских ремесленников охотно покупали живущие в низовьях Итиля кипчаки, лесные люди – башкурты и мордва. И на русских молодухах можно было увидеть булгарские украшения. Главным городом этих земель был Великий Булгар.