Почему свой перевод поэмы Кутба посвятил Таныбек-хану, правившему совсем недолго и убитому двоюродным братом Джанибеком? За что, за какие подвиги и деяния удостоился он этой чести?!

Прервав сына, Тохтамыш обратился к сидящему рядом с ним старому уйгуру – советнику Ниязу.

– Ты наверное, знаешь жизнь Кутба? Скажи нам, кто был он и как умер?..

Нияз разгладил морщины на своем большом выпуклом лбу сухой, маленькой рукой.

– Не много известно об этом достойном человеке, – сказал битекши.-Кутба был родом из Хорезма, когда достиг зрелых лет, долго жил в Сарай-Берке. Таныбек, еще не став ханом покровительствовал ему. Когда же Джанибек убил брата, он велел обезглавить всех, кто был близок к Таныбеку. Так всегда бывает в степи…

Последние слова уйгура не понравились Тохтамышу. Он нахмурился и кивнул сыну:

– Продолжай.

И снова зазвучал в тишине напевный голос Кадырберди. А хан все думал свою думу и не находил ответа на вопросы, что, подобно потревоженному пчелиному рою, кружились в его голове. Несправедливо была устроена жизнь. Проходят годы, исчезают с лица земли города, на месте песков поднялись леса, и сыпучие пески появились там, где еще недавно в человеческий рост стояли высокие травы, а Таныбека помнят, хотя он не совершил ничего такого, чтобы его помнили. Зато многих славных ханов, совершавших подвиги во имя Орды, народ или забыл совсем, или припоминает с большим трудом. Тохтамышу на миг захотелось заглянуть в будущее. Нет! Кого-кого, но его непременно должны будут запомнить потомки, потому что именно он совершил то, чего бы не смог сделать никто другой. Именно он, Тохтамыш, после того как Орда потерпела при Мамае сокрушительный разгром от русских и, казалось, никогда уже не сможет возродиться, вновь поднял и укрепил ее остов. Потомки обязаны приравнять его деяние к деянию самого Бату-хана, создавшего в свое время Золотую Орду. Теперь надо только победить Хромого Тимура, и все вернется на круги своя – он заставит снова русских вновь трепетать только от одного своего имени.

Чья-то рука откинула полог, закрывающий вход в юрту, и через порог переступил начальник ханской стражи:

– Мой повелитель, от Тимура прибыл посол.

Тохтамыш вскинул голову, в глазах его мелькнуло удивление:

– Кто он такой и чего хочет?

– Посла зовут Шемсаддин. Сам он родом из Алмалыка. Посол привез вам письмо от эмира.

На щеках хана появился румянец.

– Хорошо, – сказал он. – Примите его со всеми полагающимися в таких случаях почестями. Утром мы примем от него письмо и станем говорить… А сейчас… – Тохтамыш обвел сидящих в юрте взглядом, – все свободны. Пусть останется со мной только битекши Нияз…

Низко кланяясь, все покинули юрту хана.

Тохтамыш поднялся на ноги и стал расхаживать по юрте. Шаги его глушила разостланная на полу мягкая кошма. Наконец он остановился напротив своего советника.

– С чем приехал посол? – спросил он.

– Я не знаю, мой повелитель, но думаю, что Тимур станет предлагать мир.

– Что следует предпринять…

Битекши Нияз и на этот раз уклонился от прямого совета:

– Тебе виднее, мой повелитель… А потом, у тебя есть эмиры… В делах войны они понимают больше меня… Но если приехал Шемсаддин Алмалыки, то все это неспроста… Человек этот известен своим красноречием и умением плести словесные сети… Будь внимательным…

– Хорошо. Ты можешь идти…

Пятясь, низко кланяясь, битекши Нияз вышел из юрты.

Утром в просторную ханскую юрту собрались его эмиры, бии, огланы. Тохтамыш сидел на торе – почетном месте – в окружении Тастемира, Бекболата, Сулеймена Софы, Хасанбека, Алибека и брата Едиге – Исабека.

Посла приняли по всем правилам, полагающимся по этикету. Когда же с этим было покончено и Шемсаддин наконец передал хану письмо Тимура, тот, не задержав его в руках, передал битекши Ниязу.

– Читай, – приказал он.

Письмо было написано буквами уйгурского алфавита, но на джагатайском языке, на котором говорили в это время большинство тюрков, и потому всем сидящим в юрте смысл его был понятен. Тимур предлагал Тохтамышу решить спор миром и высказывал свое уважение хану. В письме не было ни одного непочтительного слова. Как равный равному писал эмир хану.

Битекши Нияз замолчал, и в юрте воцарилась тишина. Тохтамыш посмотрел на посла, и Шемсаддин понял: пора дать полагающиеся в таких случаях пояснения, передать то, что велено было передать на словах.

– Великий хан, огланы, эмиры и бии, вы собственными глазами видели письмо моего повелителя, вы собственными ушами слышали его слова. Эмир Тимур, по праву старшинства, призывает вас к согласию, потому что если кто-то стучится слишком громко и без почтения в чужую дверь, то может ли он быть уверен, что хозяин дома, которому нанесена обида, не станет бить в его дверь ногами. Об этом просит вас помнить мой повелитель, от необдуманного шага оберегает. Прежде чем вы дадите свой ответ, подумайте о том, что даст каждому битва… – Посол обвел всех глазами. Все молчали, выжидая, что скажет еще он. И Шемсаддин заговорил снова, теперь уже глядя только на Тохтамыша: – Мой повелитель, эмир Тимур был уже могучим орлом, когда ты, хан, еще был птенцом. И, когда буря разрушила твое гнездо, ты нашел защиту у него. Ребенок растет, бедняк становится богатым, при поддержке орла ты стал соколом. Ты, хан, можешь обидеться и возразить, что за эти годы у тебя окрепли крылья и выросли когти. Никто не станет с этим спорить. Твои крылья сильны, но крылья моего повелителя за это время стали железными, и их не перерубить даже булатным мечом. У тебя отросли крепкие когти, но когти эмира Тимура подобны острым кинжалам. И если сегодня он посылает тебе письмо с предложением мира, то делает это совсем не от страха, а потому что не хочет потерять себя совсем. Если ты пожелаешь, великий хан, то я расскажу тебе, как больно переживает эмир то, что сегодня ты не с ним. Это все я видел сам, а сказанные им слова слышали мои уши.

Не меняя выражения лица, бесстрастно глядя перед собой, Тохтамыш сказал:

– Говори, мы послушаем тебя…

– Вы, наверное, слышали, что совсем недавно этот мир оставил святой хазрет Мавераннахра, золотой купол исламской веры во всем Туркестане Береке Саид? Так вот, стоя у его могилы, великий воитель вселенной эмир Тимур сказал с глубокой печально: «На всем белом свете было у меня три самых близких человека. Первый из них – Хусаин-эмир – рано оставил этот бренный мир. Второй – имам Береке – только что навеки закрыл глаза. Третий, самый близкий человек, – хан Тохтамыш. Но он поссорился и ушел от меня».

Исабек, как и остальные, внимательно слушавший посла, шевельнулся и, не скрывая усмешки, негромко сказал:

– Если из трех близких к Хромому Тимуру людей двое уже оставили этот мир, то, быть может, хан Тохтамыш как раз и проявил большую мудрость, во-время расставшись с ним…

На губах собравшихся мелькнули улыбки. Всем было понятно, на что намекнул Исабек, и всем было интересно, что ответит на это ловкий Шемсаддин, какой найдет выход.

Но посла трудно было сбить с выбранного им пути. Искусный в интригах и словесных сражениях, он умел выходить победителем из любого спора.

Не меняя голоса, продолжая говорить все так же мягко, примиряюще, Шемсаддин повернулся к Исабеку:

– Уа, Исабек. Зачем великому хану терять дружбу с моим повелителем? В дружбе не отнимают друг у друга жизней. Только вражда приносит несчастья. У эмира Тимура острый, никогда не тупящийся меч…

За мягкими словами посла каждый почувствовал тень скрытой угрозы. А Шемсаддин продолжал:

– Разве тебе не известна легенда о лебедях, достопочтенный Исабек? Если нет, то я расскажу. – И, не дожидаясь согласия, начал: – В очень далекие от нас времена жили два неразлучных лебедя. Но однажды острая стрела злого человека поразила одну из птиц. Долго и безутешно плакал над умирающим другом второй лебедь. И тогда умирающая птица спросила:

«Отчего ты так безутешен? Зачем льешь горькие слезы?»

«Как мне не горевать? Ведь тебя скоро не станет…»