Сигиец впервые повернул к нему голову. Доброжелательная ухмылка медленно сползла с губ вышибалы. Он заметил что-то такое, что поколебало его уверенность, но отступаться не решился, чувствуя за собой хотя бы численное превосходство.

— На вот тебе, — вышибала придвинул стопку к бутылке, — на ход ноги за счет заведения, чтоб нервы успокоить.

Бармен нехотя наполнил ее. Сигиец посмотрел на стопку. Посмотрел на бармена, опершегося о стойку, на его руки. Краем глаза видел нож и ухмыляющуюся физиономию вышибалы. Видел и других, внимательно следящих за развитием событий из-за своего стола.

Сигиец взял стопку и быстро выпил. Вышибала несколько расслабился, убрал руку с ножом, дружески похлопав сигийца по спине.

Тому показалось, что он начинает понимать смысл потребления алкоголя.

Что и как произошло дальше никто не понял вообще. Вышибала стоял — и вдруг резко согнулся, прикладываясь лбом о стойку с сочным шлепком. Бармен лишь вздрогнул от неожиданности, с запозданием отметил, что в руке сигийца оказался нож вышибалы, а потом услышал глухой стук, с каким обычно лезвие вонзается в дерево. Он невольно скосил глаза на стойку, на свою руку. Захотел крикнуть, но горло сдавило ужасом — бармен лишь беззвучно раскрыл рот. Вышибала тяжело сполз на пол.

Двое других повскакивали со стульев.

Сигиец обернулся на носках ботинок, распахивая плащ и выхватывая из кобур на груди два пистолета.

— Не советую, — сказал он.

Вышибалы смекнули, что лучше не нарываться, чтобы намечающаяся кабацкая драка не обернулась резней с несколькими трупами. Их трупами уж точно, а им не за это платят.

За ближайшими столами сделалось тихо.

Музыкант особо мерзко сфальшивил, сбил хор, тянувший какую-то другую песню.

Сигиец медленно повернул голову к бармену, до которого наконец-то дошло. Он поднес трясущуюся руку к лицу. Крови не было, а фаланги бармен лишился много лет назад.

— Деньги, — напомнил сигиец.

Тот послушно закивал и выгреб из кармана все, что было.

Сигиец мельком окинул несколько купюр разного достоинства и рассыпавшуюся по стойке мелочь. Убрал один из пистолетов в кобуру. Взял сверху пятьдесят крон, засунул в карман плаща, схватил бутылку водки, развернулся и вышел, оставив бармена в недоумении.

Скользкий тип дожидался за ближайшим углом. Даже не удивился, когда сигиец подошел, не изменил своей скучающе-расслабленной позы подпорки стены. Возможно, он зарабатывал себе этим на жизнь, спасая ветхие анрийские здания от разрушения.

— Чегой-та ты долго, — отметил тип.

— Компенсировал моральный ущерб, — сказал сигиец.

— Ага.

— Ты чего-то хочешь от меня.

— Я? — возмутился менншин. — От тебя? Нееее. А вот ты…

Тип отлип от стены, воровато огляделся, хотя подслушивать могли только крысы.

— Я тут смутно слыхал, ты кое-кого ищешь…

— Ты хорошо слыхал, кого ищу, — сказал сигиец.

— Ну че начинаешь, э? — кисло поморщился менншин. — Не ломай беседу…

Сигиец терпеливо ждал, однако тип разглядел в нем что-то такое, что не понравилось и побудило перейти сразу к делу.

— Тебе нужен ван Блед, так?

— Так.

— Насколько сильно? — оживился менншин. — Сколько заплатишь?

— Сколько нужно.

— М-м-м-м… — тип потер руки, напряженно размышляя. Перемены в физиономии заставили усомниться в чистоте его крови. — Топку!

— Что это значит?

Менншин недовольно выпятил губу.

— Ты откуда такой свалился? — проворчал он. — Топка значит топка, всосал?

— Нет.

Мутного явно обуревали чувства, возникающие обычно при необходимости объяснять очевиднейшие вещи, рискуя раскрыть какие-то сакральные тайны.

— Топка это… — забормотал тип, ища взглядом подсказку. — О! Это десять бумажек с портретом Сигизмунда Льва, вот.

Если у сигийца и возникли какие-то чувства, его лицо никак это не отразило.

— Тысяча крон? — перевел он.

Тип, только что светившийся энтузиазмом, враз угас. Многозначительно хмыкнул и прилип к стене, скрестив руки на груди.

— Видать, тебе ван Блед не сильно-то и нужен, — пожал плечами он с безразличным чувством собственного превосходства.

— Это было уточнение, — сказал сигиец.

— А.

— Где он?

— Ба, какой ты быстрый, — хитро прищурил левый глаз тип. — Сперва гони монету.

— Сперва говори, где Гирт ван Блед.

— Э не, — упрямо помотал головой он, — так дела не делаются. Почем знать, есть у тебя топка иль нет?

— Почем знать, где Гирт ван Блед?

— Слышь, фремде, — менншин вздохнул, выгоняя раздражение, отчаяние и злость; он чувствовал, что это может продлиться вечность. — Тебя кто переговоры вести учил? Зеркало?

— Это не переговоры, — сказал сигиец. — Ты не знаешь, где он, но хочешь тысячу крон.

— Ну и катись тогда, мне-то че? — демонстративно отвернулся менншин. — Не мне ж надо!

Выждав несколько секунд и не дождавшись ничего, кроме тишины, он скосил глаза и уперся взглядом в спину сигийца.

— Эй-эй-эй, стой! — подорвался менншин и схватил его за рукав плаща. — Обидчивый какой, а?

Сигиец опустил глаза — тип послушно поднял руки и отступил на шаг.

— Ладно, не знаю я, где твой ван Блед, — признался он. — Я и не говорил, что знаю. Но я знаю, кто знает, и могу к нему провести, а бесплатно делать этого не буду. Надо ж мне тоже чего-нибудь с тебя поиметь.

Сигиец достал из кармана бутылку.

— Ты смеешься? — поморщился менншин.

— Еще получишь портрет Вильгельма Первого на месте.

Менншин поболтал пальцем по нижней губе.

— Маловато как-то, не находишь?

— Нет.

Менншин провел в задумчивости больше минуты, оттягивая нижнюю губу и демонстрируя кривые, желтые зубы.

— Вот они, свирепые к мелкому предпринимательству законы рынка! — сокрушенно всплеснул он руками. — У кого капиталы — тот и диктует цены. Где ж ваша хваленая свобода?..

Сигиец терпеливо промолчал. Но так, что менншин прервал причитания о политике ценообразования.

— Ладно, давай сюда свой задаток.

Схватив бутылку, он торопливо выдернул пробку и отхлебнул с горла.

— Ох, хороша! — крякнул менншин и рыгнул. — Ладно, пошли. Тут недалеко.

Двор был самым обычным. В таких дворах живут самые обычные люди, далекие от внешнего мира, озабоченные только своей семьей, работой и тем далеким днем, когда можно беззаботно нянчиться с внуками, повторяя самому себе, что жизнь удалась и не о чем жалеть.

Это был именно такой двор, в котором на солнце сушилось свежевыстиранное белье, а из окон пахло поспевающим обедом. Где-то капризничал ребенок. На ветках тополя чирикали воробьи, а к входу одного из домов слетелась стая голубей, жадно клевавшая густо рассыпанные хлебные крошки. На карнизе крыши сидела ворона, стащившая горбушку.

— Жди здесь, — распорядился менншин. — Я обо всем договорюсь, а ты готовь портрет.

Он скрылся в парадной. Сигиец не стал смотреть ему вслед. Видел все, что нужно, и всех, кого нужно, еще на подходе. Одного сигиец не понимал: кто настолько нерационален, чтобы тратить столько времени ради очевидных действий?

Когда они вышли, сигиец не стал на них смотреть. Он уже видел их сули, их настрой. Их было четверо. Вооруженных, хотя вооружение не имело особого значения.

Сигиец несколько отступил, не давая себя окружить. Четверо остановились полукругом. Один из них явно нервничал. Другой был неестественно спокоен. Оставшиеся двое подрагивали и пульсировали, в азартном предвкушении.

Скользкого типа среди них не было.

— Кто из вас знает, где Гирт ван Блед? — спросил сигиец.

— Все знают, — рассмеялся кто-то из них. — Только тебе-то какая разница? Все равно отсюда не уйдешь.

Сигиец услышал скрежет вынимаемой из ножен сабли или палаша. Сбоку щелкнул курок.

— Не стоит этого делать, — сказал он.