– Иду уже, иду!

Наш разговор прервал телефонный звонок. На стационарный телефон мне могут позвонить лишь родители, да и то не в столь поздний час. Я уже хотел было не отвечать, но мысль о том, что с родными могло что-то случиться, заставила поднять трубку.

– Антон Эдуардович? Лепницкий? – Строгий мужской голос.

– Это я. Слушаю.

– Говорит следователь Голованов. Скажите, вам знакома гражданка Маслова Анна Анатольевна?

Перебрав в картотеке памяти с пару десятков родственников и знакомых, честно ответил:

– Нет, не припомню такую.

В трубке помолчали.

– Скорее всего, она представилась другим именем. У нас есть основания полагать, что вы стали жертвой мошенницы и воровки прошлым вечером.

Вот это да! Я ведь даже заявление не писал, не верил, что смысл есть. А тут такое! Ай да полиция, ай да молодцы, удивили.

– Да-да, но как вы узнали?

Следователь вздохнул, трубка затрещала:

– Гражданка Маслова сегодня утром попала в происшествие.

– Она цела? – Вещи вещами, но человеческая жизнь всё ещё слишком большая плата за воровство.

– Частично. Ну, то есть жить, конечно, будет, но вот заниматься промыслом навряд ли. Она положила свои руки на трамвайные рельсы. И потеряла обе кисти.

– Зачем? – тупо спросил я.

– Обстоятельства выясняются. Придя в себя в больнице, она первым делом попросила вызвать полицию. Сказала, что хочет покаяться. И назвала имена и адреса всех своих жертв. А также указала, где хранятся украденные вещи. Вам надо будет приехать для урегулирования некоторых формальностей. Я продиктую адрес. Вы меня слышите, Антон?

– Слышу, диктуйте.

Закончив разговор, я откинулся на спинку кресла. Ощущение было отвратительное. В некоторых странах за воровство отрубают руку. Здесь возмездие также не заставило себя долго ждать. Странное, жестокое возмездие.

– Слышал, Котангенс? Береги лапки, дружище.

Кота в комнате уже не было. Из кухни донёсся шум. Включив свет, я обнаружил, что металлические консервы с кошачьей едой валяются на полу развороченными. Будто их в спешке вскрывал Фредди Крюгер. Котангенс спокойно доедал разбросанный паштет прямо с пола.

***

Обычно, мое утро действительно начинается с кофе. Не с того дерьмового, что в рекламе, а с нормального, молотого, сваренного в любимой турке.

Это утро началось с воя сигнализации под окном. Черт бы тебя драл, владелец старого француза, что орёт вот уже третий раз за неделю. Пять утра, выходной… Ненавижу. По предыдущему опыту я знал, что эта колымага может надрываться часами.

Набросив на голову подушку, чтобы хоть как-то сбавить шум, тянусь рукой к одеялу. Туда, где мирно дремал мой необычный кот, свернувшись калачиком. Пусто.

Котангенс, видимо, также разбуженный неисправной сигнализацией, спрыгнул с кровати и побрел в сторону окна. Одно быстрое движение, и вот он сидит на подоконнике, смотрит на улицу.

– Выспаться, видимо, не получится, – замечаю я.

Сигнализация умолкает. Наконец-то! Котик возвращается ко мне. Можно ещё поспать.

Спустя несколько часов меня снова будят, на этот раз телефон. Хорошенько зевнув и потрепав за ухом шерстяной комочек, я отправился к стационарнику.

– Антон? По мобильному до вас не дозвониться. – Узнаваемый голос милой секретарши директора.

– Его украли.

– Знаю, что у вас выходной, но вас ждут в офисе.

Я-то думал, утро не может быть хуже. Но нет. Наверное, жирный босс опять лютует.

– Зачем? – аккуратно спрашиваю я.

– Руководителя торговой сети, то есть вашего начальника, сегодня уволили. Генеральному срочно нужна замена. Он готов рассмотреть вашу кандидатуру. Сегодня в двенадцать, успеете?

—Да-да, конечно! Успею, я буду! – затараторил я, не веря в то, что слышу. – Постойте, а почему уволили-то?

Девушка замялась, а затем перешла с делового тона на заговорщицкий.

– Вообще-то мы не должны распространятся на эту тему. Но… – она коротко хихикнула. – Вчера на совещании ваш начальник.... Он заразил генерального и инвесторов блохами! Говорят, чесался всё время, а потом они словно из него посыпались. Такого никто из руководства терпеть не стал. Не опаздывайте, Антон.

Отойдя от телефона, я закурил. А ведь мой босс еще на Котангенса грешил! Хотя у того блох нет, я его тщательно вымывал вчера, ни одной не встретил. Странно это, конечно.

Подойдя к окну, я замер с тлеющей сигаретой в зубах. Внизу, полностью обгоревшая, залитая пеной, ещё слегка дымящаяся, стояла колымага соседа. Точнее то, что осталось от мешающей всем спать машины. Рядом, схватившись за голову, метался безутешный хозяин.

Неужто кто-то из соседей не выдержал и поджёг? Или она могла загореться сама, скажем, из-за неисправной проводки? Не успел я додумать мысль, как сзади раздалось:

– Мяу!

Время кормить кота.

***

Возвращался домой я в приподнятом расположении духа. Мою новую должность утвердили, с понедельника можно было принимать дела. Ко мне вернулись украденные вещи, даже что-то из денег. Кредитки не придётся восстанавливать, уже хорошо.

Немногое сейчас могло испортить мне настроение. Разве что черная тонированная “бэха” у подъезда кольнула своим видом куда-то под ложечкой. Поднявшись на свой этаж со смутной тревогой, я открыл дверь квартиры. Закрыть её уже помешала чья-то здоровенная волосатая рука.

– Здравствуй, Антошка! – Во всю улыбаясь, в дом протиснулся двухметровый амбал. Следом ещё один. – Соскучился?

– Да не очень, – бросил я раздраженно, но страха прикрыть не сумел. – Чаю?

– Бабки, Антошка. Бабосики! Лаве, капуста, зеленые. Можно и деревянными, мы не придираемся. – Мужчина подмигнул.

Я уже успел отступить на кухню.

– Мужики, сказал же, всё отдам. Надо только подождать. Меня на работе повысили, деньги хорошие. Всё отдам!

– Отдашь, милый, как не отдать-то.

Последствия крупного кредита нависали надо мной в своих кожаных куртках, будто с приветом из девяностых. Истории успеха знаменитых бизнесменов мелькают на каждом углу как образец мотивации. Про истории прогоревших никто не рассказывает, ведь на этом не сделать деньги.

Я мог бы рассказать одну, про взятый кредит на своё дело, бизнес, что пошёл в гору, про ещё один взятый кредит, еще больший, на расширение. И про кинувшего поставщика, машину бюрократии и ненадёжных партнёров. Про огромные долги, часть которых погасил, продав остатки дела, а часть пытался выплатить, впахивая на дядю уже второй год.