Тами рассмеялась.

— Думаешь, я не знаю о нем? ее презрительный смех утих, она прищурилась. Думаешь, Сын кошмаров заберет тебя отсюда?

Мари опустила взгляд. Злой румянец растекался по ее щекам. Она даже не думала о таком. Она знала, что не хотела. Не хотела выходить замуж. Идти во Дворец иллюзий. Она не хотела рожать детей, надеясь получить девочку. От этого могла спасти только свобода.

«Этого я хочу. Жизни без обязательств, без ожиданий».

— Тебе нечего сказать? рявкнула Тами. Ты непослушное и неблагодарное дитя.

«Хуже всего для женщины ее характер», — говорила Тами. Но белый гнев бил по груди Мари. Она могла умереть в состязании и не увидеть больше Цуму или мать. Зачем тогда подбирать слова? Зачем играть послушную дочь и дальше? Зачем притворяться? Скалясь, Мари прорычала:

— Может, я и непослушна, но это лучше, чем ты! Убийца детей. Ты бросила в реку двоих своих мальчиков, а сколько остальных? А теперь жертвуешь своей дочерью, — ее ладони и голос дрожали. Хоть она знала, что это не так. Мальчики не умерли в реке. Ее мать этого не знала. И Мари использовала информацию как оружие.

Глаза Тами расширились, она прыгнула над столом. Рис, чай, имбирь и хаси рассыпались по татами. Бам. Голова Мари повернулась от силы в ладони ее матери. Во рту появился вкус крови.

— Думаешь, ты знаешь все, — сказала мама хрипло. Слезы блестели в глазах Тами.

«Она никогда не плачет».

Тами обвила себя руками, качая головой.

— Но ты ничего не знаешь о жертвах. Ты не знаешь, как бросать сыновей в реку. Ты не знаешь, как это получить дочь и подумать, что твоя жизнь началась. Или как это смотреть, как дочь растет, получая жалеющие взгляды, когда ее простота становится очевидной, а ее зверь остается скрытым. Хотя ты считаешь ее самой красивой в мире, — ее мать раскачивалась. Гнев Мари рассеялся, осталось онемение. Слова вылетали изо рта Тами камешками, что сотрясали фундамент мира Мари. Ты не знаешь, как это, когда жены-звери шепчут о твоем ребенке. «Мари нужно отослать, она бесполезна для нас. Она не красива, она лишь отчасти зверь. Она не одна из нас». Так они говорили мне.

Горло Мари сдавило.

Ее мать продолжала, ее глаза потускнели, ладони раскрылись перед ней.

— Ты не видишь? Обучение, обещание сокровищ императора только этим я смогла убедить их. Только так я смогла сохранить тебя.

Мари раскрыла рот, но не было ни звука. Тами взяла себя в руки и вышла из комнаты. Мари тоже встала. Вес признания ее матери замедлял ее движения. Она подняла перевернутую миску и чашку, смела с пола липкий рис и имбирь.

«Хисса была права, — жены-звери были прокляты. Подбородок Мари дрожал, но она не позволяла себе плакать. Я тоже хорошая актриса».

* * *

Быстрый вдох, и глаза Мари раскрылись, остатки сна убежали от страха. Кто-то был в ее комнате. Она ощущала на себе взгляд. Ее мать? Вряд ли. После признания она будет держаться в стороне. Она остаток дня смотрела в окно на серое небо. Тишина в домике была тяжелой от всего невысказанного. Еще одно противостояние. Их отношения стали битвой их воль.

Страх сдавил горло Мари. Она замерла. Слушала. Ждала. Снаружи бил по окнам ветер, сотрясал стены.

Ее глаза привыкли к темноте, и в тенях появился силуэт. Она указала плавные движения, фигура вышла из-за угла. Акира.

Только Сын кошмаров мог проникнуть мимо врат Цумы незаметно. Он не был в ее комнате, но Мари как-то показывала ему домик.

— Моя комната выходит на восток. Я просыпаюсь с солнцем, — говорила она.

— Боги и богини, ты напугал меня до смерти. Еще вот столько, — Мари села и показала пальцами пару дюймов, — и ты встретился бы с клинком моей нагинаты.

Акира рассмеялся, прислонился к стене и снял маску.

От сухого смеха Акиры Мари нахмурилась. Что-то не так.

— Что ты тут делаешь?

Сын кошмаров посерьезнел.

— Мне приснилось, что ты ушла, — он прошел к деревянному сундуку, что она притащила в свою комнату. Сундук был открыт, в нем было полно тяжелых шелковых кимоно с вышивкой, оби, лент, золотых заколок вещи были достойны императрицы. Похоже, я был прав.

Ветер свистел, проникая сквозь ставни, принося холод. Мари сильнее укуталась в одеяла.

— Я отправляюсь на восток. В Токкайдо, город императора.

Акира кивнул.

— Мать заставила тебя, — он понимал долг Мари, но не мог принять. Он сжал свою шею сзади, хмурясь. Так не должно быть. Я говорил со своими родителями. Мы готовы

— У меня нет выбора.

— Всегда есть выбор, — сказал он, сжав кулаки по бокам.

— У меня нет, — Мари поежилась, зная, что это так. Даже без признания и угроз матери выбор Мари был ясен. Ее судьба была решена.

Акира прошел по ее комнате, наверное, подбирал верные слова в такте шагов.

— Почему? выдавил он.

«Такой простой вопрос. Такой сложный ответ», — она покачала головой и отвела взгляд.

— Моя мать ты не знаешь, на что она способна.

— Я знаю, на что она способна, — он шагнул вперед, половицы скрипели под его весом. Потому я хотел покинуть этот лес. Мы можем уйти вместе. Этой ночью.

Мари повернула голову к Акире. Как ярко горели его глаза, как они сияли, сколько обещаний было в их глубинах. Мари облизнула губы.

«Убежать с ним? мысль вспыхнула в ней фейерверком. Но быстро потухла. Ты не сможешь вернуться домой, — она не увидит Хиссу, мать, Цуму. У нее был шанс сделать кое-что великое, заставить их гордиться. Долг и дом. Выше себя. Служить своему клану честь», — учила ее мать.

Но она видела кое-что еще. Любовь. От Акиры.

«Акира тебя любит, — мысль ударила Мари стрелой в грудь. Я не люблю его, не так, как он меня», — было бы жестоко и несправедливо выходить за того, кого она не любит. Это сделало бы ее не лучше ее матери.

От молчания Мари Акира провел руками по волосам.

— Мои слова или действия не заставят тебя передумать, да?

Мари поджала губы. Она не хотела говорить, не хотела давать Акире надежду. Пространство и время тянулось между ними, пропасть шириной с море Ма-ни.

Акира хмурился. А потом прошел к ней, опустился на колени и сжал ее ладони. Пальцы Акиры были холодными и мозолистыми, грубыми от лазания по деревьям.

Она посмотрела на их соединенные руки, глубоко вдохнула для смелости.

— Я не могу принять твое предложение. Это много для меня значит, но это не честно. Я не лю

Он убрал руки. Сын Кошмаров пропал быстро, как и появился.

* * *

Мари еще долго лежала без сна, считала вдохи. Она моргнула, воспоминания звенели в ней. Ей было шесть, она была на первом дне тренировки. Тами попросила Мари прийти во двор.

— Мама, — она поклонилась, глядя на собравшихся жен-зверей.

«Зачем они здесь?».

Тами отдала нагинату Мари. Ее пальцы не успели обхватить оружие, ее мать бросилась с нагинатой в руках. Удар был быстрым и прямым, и ноги не выдержали Мари. Она присела, жидкость текла из ее глаз и носа. Тами решила ударить снова, но Мари вскинула ладошку.

— Мама, прошу.

И ее мать остановилась. Пальцы Тами сжали подбородок Мари, подняли ее голову, заставляя смотреть в стальные глаза. Она заговорила тихо, чтобы слышала только Мари.

— Ты не красивая. Но у тебя есть навыки тигра зимой. Ты понимаешь?

Мари зажмурилась, в грудь открылась пропасть.

— Нет, — простонала она.

Тами сжала ее подбородок, заставляя Мари открыть глаза.

— Ты тигр зимой. Важно только выживание. Бери нагинату и борись со мной. Ты должна сделать то, что считаешь невозможным.

Мари вытерла щеки, высморкалась в кимоно. Она встала с нагинатой в дрожащих руках. Жены-звери хихикали. Они пришли увидеть ее унижение, ее поражение. Мари провела остаток дня, падая, прикрывая голову, терпя удары. Между ударами Тами делилась мудростью:

— Вытерпев боль, ты достигнешь величия, — удар. Страдания принесут тебе честь, — удар. С жертвой ты поднимаешься, — удар.

Два года прошли, и Мари научилась владеть нагинатой, как продолжением своих рук. Она приближалась и отскакивала, отходила, взмахивала клинком с точностью мясника.