— Оставьте! — опять начал сердиться Кузьмин. — Мне нужны факты, убедительные доказательства. Где они?

— Будут.

— Когда?

— Сейчас мне еще трудно сказать.

— Ах, трудно. Так что же вы морочите мне голову! Идите и занимайтесь делом, а не фантазерством.

Майор склонился над бумагами, давая понять, что разговор окончен. В тишине, воцарившейся в комнате, было отчетливо слышно, как, ударяясь об оконное стекло, надоедливо жужжит муха.

— Вы свободны, — не поднимая головы, бросил майор.

— Нет, я не могу так от вас уйти. Не имею морального права. Я настаиваю на немедленном освобождении Шамрая.

— Вы что? Вы думаете, о чем говорите?!

— Да, думаю. И повторяю: я настаиваю на немедленном освобождении Шамрая. Если вы этого не сделаете, я вынужден буду обратиться к прокурору.

Майор положил ручку, пронзил лейтенанта уничтожающим взглядом и ледяным тоном сказал:

— Вот как... Признаться, не ожидал такого от вас. Работник вы мыслящий, перспективный и вдруг... такое...

— Поймите же, я не могу иначе.

— Что ж, посмотрим, к чему приведет ваше фантазерство.

— Это не фантазерство.

— Хорошо, хорошо... Сколько вам надо времени, чтобы получить весомые факты?

— Как минимум, неделя.

В кабинете опять наступила тишина, нарушаемая жужжанием мухи. Майор, не глядя на оперуполномоченного, процедил:

— Даю вам ровно три дня. И если ничего не найдете, я отстраню вас от дела. Тогда можете жаловаться не только районному, а хоть областному прокурору. — В голосе Кузьмина звенел металл. И все же Турчин решил довести задуманное до конца:

— А как же с Шамраем?

— Все зависит от вас.

— Я просил бы...

— Я, кажется, высказался ясно, — вскипел майор. — Все зависит от вас.

В ПАЛАТЕ царили сумерки. В открытую форточку сочилась вечерняя прохлада и приглушенный уличный шум. Шамрай лежал с закрытыми глазами. На скрип двери он даже не повернул головы, на приветствие не ответил, и Павел подумал, что он спит, но, присмотревшись внимательнее, увидел, что веки чуть-чуть вздрагивают. Значит, он опять не желает разговаривать. Плохо. Оперуполномоченный еще немного постоял и громко сказал:

— Произошла неприятная ошибка. Вы действительно ни в чем не виноваты.

Лейтенант долго колебался, прежде чем решился на такой шаг и, решившись, обдумывал, с чего начать. Перебрал десятки вариантов, пока не остановился на этом. Надеялся, что такой поворот в следствии сначала ошарашит Шамрая, потом вызовет в нем бурную радость. Но ничего похожего не произошло. Шамрай повернул голову, безучастно посмотрел на лейтенанта и спокойно сказал:

— Я это знаю.

— Я понимаю ваше состояние, — продолжал Турчин. — Когда-нибудь, когда вся эта неприятная история кончится, вы сможете на меня пожаловаться. И я, конечно, буду отвечать. Но теперь... Теперь вы должны мне помочь.

Лицо Шамрая просветлело, хотя во взгляде все еще таилось недоверие.

— Шамрай, вы должны мне помочь, — настаивал оперуполномоченный, — и немедленно. Иначе дело очень усложняется.

— А мне, если хотите знать, все равно.

— Не надо так. Я разговаривал с хозяевами, у которых вы снимали комнату. И все знаю.

— Что именно?

— Все, Шамрай, все... Ганна очень милая и приятная женщина.

При этих словах Шамрай побледнел.

— Вы... Вы ее допрашивали?..

— Ну, что вы... Даже на глаза ей не показывался.

Шамрай облегченно вздохнул. Но лицо оставалось бледным. «Как жаль, что сейчас тут нет майора», — с горечью подумал лейтенант, а вслух сказал:

— Не растравляйте себе душу, Шамрай. Поверьте мне, все закончится благополучно. Надо только найти настоящего преступника. Если уж на то пошло, в том, что случилось с вами, виноват тот человек, о котором вы умалчиваете.

Шамрай продолжал неподвижно лежать, глядя поверх головы лейтенанта. Его левая бровь дергалась.

— Дайте закурить, — наконец произнес он.

Взяв сигарету, он жадно затянулся. Его лицо с каждой затяжкой смягчалось.

— Что вам от меня нужно? — спросил он совсем спокойно.

— Я уже говорил: мне нужна ваша помощь. Сведения о преступнике крайне скудны. Я лишь знаю, что он работает на строительстве телевизионной башни и что очень хитер и коварен.

— Чем я могу вам помочь?

— Переберите в памяти все, что связано с последними событиями. Может, кто-то вызывает у вас подозрение.

Шамрай продолжал жадно курить. Пепел с папиросы падал на белую простыню, но он не замечал этого.

— Что ж, я вам верю, — докурив папиросу, сказал Шамрай. — И попробую помочь. Я долго был вором. И должен вам сказать: никогда не действовал вслепую, всегда знал, что, как и где лучше брать. А с кассами разве не так? Их каждый раз обворовывали в день зарплаты. Вас это не наталкивает на мысль о наводчике?

— Наталкивает, — согласился оперуполномоченный. — Но мы проверили всех, кто имел хоть какое-то отношение к выдаче зарплаты.

— Извините, но вы плохо проверяли.

— Возможно.

— Тогда перепроверьте. Особое внимание обратите на банковских работников. Нет ли среди них такого, у которого связи с монтажниками.

— Что ж, воспользуюсь вашим советом. Однако надо найти и убийцу Антонюка. Хорошенько проанализируйте все факты... Никто вас не подбивал уволиться? Ведь тому, кто обокрал кассы и убил Антонюка, было выгодно, чтобы вы уехали из района. Нет сомнений, что кто-то позаботился и о том, чтобы вы в день ограбления кассы оказались вместе с Антонюком в ресторане.

Шамрай молчал, только тяжело дышал. Потом опять попросил папиросу.

— Имейте в виду, — счел необходимым подчеркнуть Турчин. — Ответить на эти вопросы можете только вы.

— Я вас понимаю, но ничем помочь не могу, — проговорил Шамрай.

— Но вы же кого-то подозреваете: я вижу это по вашим глазам. Почему же не хотите назвать имени?

— Вы угадали: я и правда имею подозрение на одного типа. Однако назвать не могу. Сперва я должен убедиться, что он действительно мерзавец.

— Но ведь время! Понимаете, время?! У меня его совсем нет. Я не могу медлить ни минуты.

Шамрай молчал, и Турчина начала разбирать злость.

— Что ж, не хотите говорить, не надо, — резко сказал лейтенант. — И все же обидно... Я верил вам... Верил, что поможете.

Павел встал и направился к двери.

— Подождите, — остановил его Шамрай. — Ваше возмущение мне понятно. Но и вы должны меня понять: я не могу без достаточных оснований обвинять человека.

— Вы боитесь, чтоб с ним не повторилась ваша история?

— Да, боюсь. Я на собственной шкуре познал, каково быть без вины виноватым.

— Можете быть уверены: это не повторится.

— Что ж, — после короткого раздумья согласился Шамрай. — Раскрою вам карты. Приглядитесь к Коротуну. Хорошо приглядитесь. Мне кажется, в то черное утро он умышленно задержал меня внизу, давая возможность Антонюку лезть на башню первым. И... вообще, его поведение настораживает. Ну, и поинтересуйтесь его связями с местными. Хотя, конечно, может быть и так, что они были не у него, а у Антонюка. Тогда вам будет труднее. И все же копните в этом направлении, авось что-нибудь и выкопаете.

НАЧАЛЬНИК отдела кадров строительно-монтажного управления, узнав, что Турчину нужны личные дела монтажников, с улыбкой сказал:

— Какие там дела... У нас имеются только трудовые книжки, а до недавних пор и их не было. Довольствовались одним заявлением. Еще и сейчас на некоторых объектах люди работают, а я о них ничего не знаю, — на всякий случай признался он. — Как-никак, мы ведем работы в нескольких областях.

Начальник был пожилой, с седой головой, открытым, приветливым лицом, и лейтенант сразу проникся симпатией к нему.

— Ладно, дайте, что есть.

Через несколько минут перед ним лежала стопка трудовых книжек, и он принялся тщательно изучать их. Почти все они были замусоленные, с вкладышами, свидетельствуя о том, что их владельцы не любят долго задерживаться на одном месте работы.