А закончил свое выступление Р. А. Руденко следую щими словами:
Выступая на этом суде от имени народов Союза Советских Социалистических Республик, я считаю полностью доказанными все обвинения, предъявленные подсудимым. И во имя подлинной любви к человечеству, которой исполнены народы, принесшие величайшие жертвы для спасения мира, свободы и культуры, во имя памяти миллионов невинных людей, загубленных бандой преступников, представших перед судом передового человечества, во имя счастья и мирного труда будущих поколений — я призываю суд вынести всем без исключения подсудимым высшую меру наказания — смертную казнь. Такой приговор будет встречен с удовлетворением всем передовым человечеством.
Как видим, во всех четырех выступлениях подчеркивалась уверенность прокуроров в справедливости судебного разбирательства.
Р. А. Руденко как-то удивительно удавалось культивировать в комитете обвинителей дух союзничества. Высококвалифицированный и политически острый юрист, человек, от природы щедро наделенный чувством юмора, очень живой собеседник, умеющий понимать и ценить тонкую шутку, он импонировал всем своим партнерам, и они преисполнились к нему чувством глубокого уважения, искренней симпатии. Это, конечно, очень облегчало совместную работу. У каждого прокурора в Нюрнберге был свой стиль допроса. Стиль Руденко отличался наступательностью, и, выражаясь спортивным языком, нокаут у него всегда превалировал над нокдауном.
АРКАДИЙ ИОСИФОВИЧ ПОЛТОРАК, участник Нюрнбергского процесса
Заключительные речи защитников
Всего в Нюрнберге работали 32 адвоката, а вместе с помощниками и секретарями штат защитников составлял 153 человека. И вся эта адвокатская армия всеми силами пыталась отложить слушания. Адвокат Германа Геринга Отто Штамер от имени своих коллег написал в трибунал письмо с просьбой сделать перерыв после изложения обвинения — перерыв, способный дать адвокатуре время для подготовки. Прокуроры обсуждали вопрос об отсрочке, и Дэвид Максуэлл-Файф с Робертом Джексоном посчитали уместным дать им неделю. Потом адвокаты повторили запрос об отсрочке, но судьи единогласно отказали. В результате защитники вместо того, чтобы сосредоточиться на опровержении конкретных выдвинутых обвинений, посвящали невероятно много времени попыткам доказать преступный характер действий других лиц, например чиновников СССР и Великобритании. Плюс в своих заключительных речах защитники каждого из обвиняемых рассчитывали не только охватить конкретное дело, но и обсудить применимость закона в каждом конкретном случае.
Эд Вебелл. Этюды портретов адвокатов в Нюрнберге. 1945 год
29 мая 1946 года судьи выяснили, что каждый из адвокатов предполагал, что он сможет выступать, по крайней мере, целый день. Трибунал был шокирован подобной перспективой, и 24 июня, при несогласии Фрэнсиса Биддла и И. Т. Никитченко, судьи приняли составленное Джоном Паркером уведомление, в котором устанавливался максимальный срок в полдня на одного адвоката. Дополнительные четыре часа один из специально выбранных адвокатов мог использовать для изложения общего мнения защиты по каждому из юридических принципов, задействованных в процессе.
Подведение итогов защиты началось 4 июля и продолжалось 16 дней. Адвокат Альфред Зайдль в своей речи от 5 июля в очередной раз начал с «несправедливости Версаля», то есть условий Версальского договора, завершившего Первую мировую войну. Судьи отказались слушать его и отправили переделывать речь. Но протесты трибунала не смогли помешать Курту Кауфманну, защищавшему Эрнста Кальтенбруннера, заявить, что «феномен Гитлера кроется в метафизической сфере, магии, которой ни один человек не мог сопротивляться».
Кстати, Курт Кауфманн не любил своего подзащитного, и Кальтенбруннер в частных беседах с тюремным психологом постоянно жаловался на своего защитника. Он говорил: «Мой адвокат слишком уж совестливый человек. Взбучка, которую он мне дал, — это больше, чем можно было бы ожидать даже от обвинителя». «Взбучкой» Эрнст Кальтенбруннер назвал прямой вопрос своего адвоката по поводу Освенцима: «Когда вы узнали, что Освенцим является лагерем уничтожения? Не увиливайте. Отвечайте ясно и кратко!»
Но все старались тянуть время. Таким образом, в Нюрнберге шли продолжительные историко-философские дискуссии о природе Германии, начавшиеся еще в XIX веке: часть участников дискуссии видела нацистский режим не как отклонение Германии от западной нормы, а как практически неизбежный результат хода всей немецкой истории.
Исторические справки, включавшие ссылки на произведения древнеримского историка Тацита, были наиболее популярной формой изложения позиции адвокатов: так, например, работа Курта Кауфманна содержала такие разделы, как «История развития интеллектуальных поисков в Европе» и «Эпоха Возрождения, субъективизм, Французская революция и национал-социализм».
Это выглядит как курьез, но трибуналу с огромным трудом удалось убедить адвоката Густава Штейнбауэра, защищавшего Артура Зейсс-Инкварта, удалить из своей речи полторы страницы о вкладе Бетховена и Брамса в культурную жизнь Вены.
Кроме того, Густав Штейнбауэр попытался вызвать сразу 37 свидетелей, чтобы продемонстрировать, что его клиент якобы смягчал жестокость оккупации Нидерландов.
Только адвокат Рудольф Дикс, представлявший интересы Ялмара Шахта, потребовал оправдательного приговора для своего клиента. Остальные защитники ограничились перефразированием показаний своих клиентов об их подчиненном положении в нацистской иерархии и отсутствии возможности влиять на выработку решений.
Если факты позволяли, некоторые защитники старались представить своих подопечных противниками Гитлера и пострадавшими от нацизма. Лучше всего эта тактика удалась тому же Рудольфу Диксу: бывший президент Рейхсбанка Ялмар Шахт из-за конфликта с Гитлером потерял свой пост, был даже арестован органами имперской безопасности и обвинен в государственной измене. Кстати, тогда, в 1944 году, именно Рудольф Дикс защищал Шахта перед немецким судом.
Большинство адвокатов пытались говорить от имени всей немецкой нации, заявляя о невиновности немецкого народа. Так, например, адвокат Фриц Заутер призвал к вердикту, который открыл бы путь для восстановления немецкой экономики, «немецкого духа и истинной свободы».
В своих заключительных речах адвокаты, не зная об этом, возобновили дебаты, которые уже имели место на Лондонской конференции, то есть фактически продолжили дискуссию, начатую юристами из стран Антигитлеровской коалиции при составлении устава Международного военного трибунала. Но при этом трибунал редко прерывал выступления адвокатов, позволяя каждому из них повторить или развить положения, уже высказанные до этого коллегами.
Резюме юридических аргументов 4 июля 1946 года представил профессор Герман Яррайс, являвшийся помощником адвоката Альфреда Йодля. Изложение Яррайса, выступавшего от имени защиты в целом, было детально аргументировано с опорой на мнение как американских и британских, так и немецких юристов. В основе аргументов Яррайса лежало то, что трибунал якобы не может вынести справедливый вердикт ввиду обстоятельств, в которых он проводился, то есть сразу после войны и с раскрытием зверств, которые, как опасалась защита, вдохновят судей на месть, а не на справедливость.
Другие защитники критиковали устав Международного военного трибунала, составленный только четырьмя державами-победительницами, а также отсутствие в составе трибунала судей из нейтральных стран.
Генералы Йодль и Кейтель в столовой суда. 1945 год
Адвокат Отто Фрейгер фон Людингхаузен и ряд его коллег полагали, что чувство справедливости усилилось бы, если бы одновременно с Нюрнбергским шли другие судебные процессы: в частности, по поводу варварских бомбардировок Дрездена и жутких ядерных ударов по Хиросиме и Нагасаки.
