Сегодня картина лишь чуть-чуть усложнилась. Но любому внимательному наблюдателю ясно, что лейтмотив тот же: женщина рассматривается как трофей, как рыбина, голова лося или медвежья шкура на стене. Самым лучшим, самым крутым и сексуальным мужчинам достаются самые лучшие, самые красивые женщины. Эта же логика работает и в перевернутом виде. Если вам удалось всеми правдами и неправдами заполучить самую красивую из женщин, тогда, считаете вы, мир должен признать в вас мужчину. Неудивительно, что мы, мужчины, иногда становимся идиотами.

Актер Рокк Хадсон издалека всегда выглядел победителем в подобных состязаниях. Почти в каждом его фильме именно ему в конце доставалась очередная красотка. Власть его чар над женщинами казалась безграничной. Тем понятней, почему мир онемел от изумления, когда раскрылось, что Хадсон был геем и умер от СПИДа. Как видите, нас все время дурачили.

У большинства мужчин в мыслях «про себя» присутствуют эти самые идеи мужественности, определяемой через успех у женщин, восходящие к очень древним временам.

Я довольно явственно припоминаю, как однажды, когда учился в седьмом классе, пришел на концерт школьного оркестра. На сцене, в первом ряду духовых инструментов, сидела самая очаровательная девушка (школьница), какую я когда-либо видел. Женская красота тогда была для меня открытием.

До того как сел за эту книгу, я не вспоминал о том концерте на протяжении сорока пяти лет. Но как мне кажется сейчас, вряд ли я за весь вечер услышал хоть одну ноту. Все мое внимание сосредоточилось на этой кларнетистке и на мечтах о наших с ней отношениях. Я едва ли был в возрасте, когда в сценарий могло войти что-либо сексуальное, но, вероятно, не так уж и далеко.

Музыка играла, и в моем разгоряченном мозгу разыгрывались живые картины внезапного пожара в школьном зале. Я видел, как через общую давку прорываюсь к сцене, беру кларнетистку за руку и веду к выходу. Но эта фантазия была недостаточно хороша. Поэтому в новой, значительно улучшенной версии пожар и паника бушевали в полную силу. Я прыгал на сцену, брал девочку на руки и нес к выходу (что было уже чистой игрой воображения, поскольку она, кажется, была крупнее меня). Следующие сценарии развивались в том же направлении: раз за разом я спасал ее, пока не исчерпал все мыслимые возможности и она не выразила свою безграничную благодарность тем самым способом, на какой только мог надеяться ученик седьмого класса (я уже подзабыл). Суть в том, что мое воображаемое геройство и ее благодарность были первым шагом в формировании моего представления о мужественности, определяемой успехом у женщин.

Вскоре последовали другие воображаемые сценарии, возможно, уже не такие стерильные. Многие из них были основаны на предпосылке, что женщины считают меня неотразимым и ищут моего общества. К счастью или к несчастью, в реальной жизни это было не так. Но в игре воображения выразилось главное: существует сильное искушение думать, будто привязанность и ласки женского пола являются свидетельством того, что ты принадлежишь к числу «настоящих мужчин». Перефразируя Священное Писание, такой образ мыслей предполагает, что «по женщинам их узнаете их» (ср.: Мф. 7:16,20).

В той мере, в какой мужчина отождествляет себя с покорителем женщин, мысль, что его могут отвергнуть, становится практически невыносимой. Таков плачевный итог самоопределения на этом пути. Не осознавая, что его ждет, он начинает суетливо формировать свой имидж, свою личность и свой путь в жизни таким образом, чтобы завоевать внимание, восхищение и привязанность женщин. Он вынужден соперничать; вынужден демонстрировать свою силу. И чем больше он «преуспевает» в этом, тем вероятней страх перед любой неудачей.

Наша культура нередко искушает мужчин определять свою мужественность через способность к борьбе. Это означает, что им нужен противник – враг или конкурент. Это также подразумевает наличие боевого духа в генах. Попросту говоря, ставится жесткий вопрос: есть ли кто-нибудь, кого ты в состоянии побить? Если да, то вот настолько ты и мужчина, победитель.

В примитивном обществе это решалось просто. Известно было, кто враг. А делом мужчин было напасть на него и уничтожить. Именно этим занимались мужчины. Мужчина-воин – это была простая и понятная профессия. Мужчина-спортсмен. Мужчина-защитник. Мужским миром в те бесхитростные дни были: поле битвы, арена состязаний, рабочее место. Любое место, где все решали мускулы и физические данные.

Это не для женщин, говорили мужчины. Это опасно, здесь занимаются опасным делом. Мужчины знали, что могут погибнуть или получить ранения. Но риск окупался выигрышем. И это считалось нормальным. Величайшей добродетелью была храбрость.

Победителю доставалась награда. Он мог получить царскую дочь, лучшие земли, знаки отличия или повышение статуса. Все, что от него требовалось – одолеть врага, победить или храбро погибнуть в борьбе (что, конечно, снимало вопрос о царской дочке).

Если охотник боится неудачи, а любовник боится быть отверженным, то чего боится воин? Поражения, конечно же. Оказаться бессильным.

Боязнь оказаться бессильным – необычная, но реальная проблема многих современных мужчин. Ушли те дни, когда определить врага было легко и можно было взять за глотку.

Сегодня врагом может быть гигантская корпорация, где начальство спускает вниз распоряжения об увольнении, от которых вы не в силах защититься. Врагом может быть система, которая не предлагает рабочих мест, не дает ссуду, не защищает ваш дом. Врагом могут быть средства массовой информации, которые словно сговорились отравлять детские души. Врагом может быть правительство, издающее закон за законом и указ за указом, только ухудшающие положение. Врагом может быть бездуховность, упорно проникающая в вашу жизнь и в жизнь ваших близких, которой непонятно как противостоять. В итоге мужчины все чаще и чаще ощущают свое бессилие. Врагов трудно определить и трудно понять, как бороться с ними.

Иногда мы даже рады открытым столкновениям только потому, что они дают возможность проверить нашу мужественность этим простым старомодным способом.

Вы едете по полосе обгона междугородной автомагистрали. Позади вас появляется водитель и мигает фарами, требуя, чтобы вы убрались с дороги и дали ему обогнать вас. Вы уже и так миль на пять в час превышаете скорость, но он хочет ехать еще быстрее. Пропустить его – означает съехать на более медленную полосу. Это, конечно, неприемлемо, и в вас просыпаются ваши воинственные инстинкты. Так что милю-другую вы игнорируете нахала.

Наконец, вы пропускаете его, но делаете это медленно-медленно, чтобы он подождал еще несколько лишних секунд. В эти секунды вы контролируете ситуацию, а пока вы контролируете ситуацию, вы – главный, вы выигрываете в этом состязании двух противников. В «дцатый» раз вы самоутвердились.

Но когда он обгоняет вас, наступает время реванша. Он косится в вашу сторону; подчеркнуто артикулирует несколько слов, которые нетрудно разобрать. А чтобы сомнений не возникло, показывает оттопыренный средний палец, проносясь мимо на своей тачке. Теперь он мужчина. Вы по-настоящему разозлились. В религиозном аспекте, вы начинаете чувствовать то же, что фарисей (из притчи о фарисее и мытаре, Лк. 18:9–14). Но прежде всего вы чувствуете себя униженным. Ваша мужественность на мгновение усохла. Борьба окончилась не в вашу пользу.

Это вариант старой, как мир, ситуации, помещенной в XX век. Он враг! В вас все зовет к отмщению. Вы мечтаете о машине с достаточным количеством «лошадей», чтобы догнать его. На минуту вы увлекаетесь фантазией, как подходите к нему на ближайшей стоянке («Эй, это ты тут меня недавно обогнал? Повтори-ка, что ты тогда сказал? Я что-то не разобрал!»). Возвращаясь к этой воображаемой сцене снова и снова, вы вкладываете в свои слова все больше сарказма, пока не удостоверитесь, что они способны задеть по-настоящему глубоко. Вы уже видите, как он идет на попятный, может быть, даже извиняется. Но затем вы в конце концов отказываетесь от всей затеи, подумав: он, наверное, вытащит ствол или сделает еще что-нибудь такое.