– И?

– Что и, Сашенька? Когда через пару лет у тебя начнется маразм, я буду помогать искать твою вставную челюсть, – прошептал, и она вспыхнула.

– Кретин! – выпалила, и… рассмеялась над глупой шуткой.

У меня к ней миллион вопросов, на которые нужно получить ответ. Они мне необходимы. Точно ли уйдет от Ильи? Любит ли меня, или просто забыться хочет? Правда ли верит? Я ведь не смогу по-другому, с ней не смогу. Только по-настоящему, чтобы вместе навсегда, и если я ей не нужен…

Да кого я обманываю? Даже если решит от мужа не уходить – заставлю. Не любит – вытерплю. Не верит – переживу, лишь бы рядом была.

– Ко мне пойдем, – потребовала она, когда мы вошли в лифт.

– Нет, – прижался к ней всем телом, наплевав на парочку соседей, явно ошарашенных нашей близостью. – Там не твой дом, мы пойдем ко мне. И, если ты моя, если решилась, то мы соберем твои вещи, и ты переедешь. Сегодня же! И сообщишь ему все, не станешь ждать возвращения.

– Но…

– Это не просьба, – отрезал, и вытащил из лифта.

Руки тряслись, как у малолетки. Еле с замком справился, не верится, что сейчас ее в квартиру заведу, и сделаю своей так, как мечтал хренову тучу лет. Саша стояла, и терпеливо ждала. Она вообще понимает, что сейчас произойдет?

Даже если и не понимает, назад нет дороги.

Едва в коридоре оказались, прижал ее к себе. И поцеловал – грубо, на грани насилия, но я ждал ее губы целую вечность. Сейчас напиться не мог, мучимый жаждой, и терзал, сминал, пожирал ее рот.

– Назови мое имя, – потребовал, оторвавшись.

И Саша послушно прошептала:

– Дэээн, – и всхлипнула.

Потянулась ко мне уже сама, зарылась руками в волосы, и в этот момент никого счастливее меня, уверен, не было на свете. Руками ее тело сжимал, упиваясь ее близостью, ее запахом. Нежнее бы, ласковее, да не могу.

– Хочу тебя, маленькая моя… сдохну сейчас… хочу, – шептал, перемежая слова поцелуями, на которые она отвечала.

Дико, страстно, не сдерживаясь.

Она меня хочет, дьявол, она хочет меня! Моя Саша, в которую всю жизнь влюблен, на которую дрочил ежедневно, и даже не думал, что вместе будем. Она. Хочет!

– Идем скорее, – она ударила меня по рукам, и, рассмеявшись, понеслась ко мне в спальню.

Мимо пепельниц с окурками, оставленными на полу тот тут, то там. Мимо пустых бутылок, мимо всей этой грязи, в которой ей не место. Остановилась у дивана, скривилась мимолетно от запаха чужих духов, и вызывающе на меня взглянула.

А затем быстро стянула с себя одежду.

И я задохнулся от восторга. Она идеальна! Тяжелая, сочная грудь, округлые бедра и талия, которую ладонями обхватить можно. Простое белое белье, без кружев и излишеств. Черные волосы спадают на белый бюстгальтер, оттеняя сливочную кожу. И ни грамма косметики, сейчас Саша выглядит младше меня, девчонкой совсем.

– Ты обещал показать мне татуировки. Дай я раздену тебя, – она преодолела расстояние между нами в один шаг, и скользнула ладонями под мою футболку.

– Тебе не стоит видеть, – покачал головой, перехватывая ее руки. – А вот на тебя я хочу смотреть, ты идеальна, знала бы ты, как ты красива.

Не поверила, и снова за футболку дернула. Яростно, сердито. Разозлилась, хорошая моя, что сам не собираюсь раздеваться.

– Шрамы? Я почувствовала их, это ничего, Дэн, – сказала упрямо.

– Это ты так думаешь. А я себя в зеркале видел, тебе не стоит.

И знал, о чем говорил. Шрамы шрамам рознь, а я, когда в колонию попал, был малолеткой – дерзким и борзым, диким. И правил не знал, за что и поплатился. Не раз платился, лицо ведь не трогали. А вот исполосовать, мясо выдрать, и наживую зашить, а потом в карцер кинуть – такие метода практиковались часто. С такими, как я.

На спине, на груди и животе не просто глубокие борозды, там месиво. Зажившее как попало, и ни одним лазером, и одной операцией этого не исправить. Урод, настоящий Франкенштейн, а Сашу просто стошнит, если увидит.

Думал, она спорить будет, упрямица моя, но она снова вскинула голову, и отошла к дивану. Глаза шальные, блестят пьяно. Мы оба и правда как пьяные, плюем на завтра, когда есть сегодня.

– Я твоя. Теперь только твоя, пока не надоем, – сказала, и легла на диван. – Трахни меня, Денис. Все, что хочешь делай!

Нельзя женщинам говорить такие слова. От них крышу рвет, как от смеси герыча и кокса, и по венам не кровь, а огненная лава бежит. Яйца ломит, стоит колом так, что боюсь прикоснуться к ней, и кончить, как мальчишка.

Никого ведь не было до нее. Узнает – засмеет, я бы и сам угорел над лохом, который в двадцать три до сих пор целка. Черт, мудак-Илья ее лучше трахал, чем я смогу, и это пздц бесит.

Это – единственная причина, по которой я могу сейчас от Саши отказаться.

– Иди же ко мне, – она раздвинула ноги бесстыже, и накрыла обтянутую белыми трусиками промежность. Дразнит меня, дразнит себя. И я проиграл самому себе.

Денис одет, и это раздражает.

Накрыл меня своим телом, глаза бешеные. Грешные глаза, и сама я – грешница, ничем не лучше Ильи. А Денис дышит жадно, он мною дышит, и так откровенно наслаждается, что и я завожусь еще больше.

– Разденься, – попросила, но Дэн не услышал.

Поцеловал – больно, укусил почти, и ниже начал спускаться. Он как оголодавший зверь обнюхивает свою добычу перед тем, как наброситься, и сожрать. Влажный поцелуй в шею заставил вскрикнуть, до того это остро, и пульсацией отдает между ног.

Лифчик он с меня сдернул, как досадную помеху, и зарычал. Боже мой, меня никто так не хотел еще! Никто и никогда! И вот, горячий рот накрыл острую вершину груди, и я подалась навстречу этой ласке.

– Да, давай же, прошу… Дениииис…

Я хнычу, я изнываю. И не выдерживаю, ладонью проскальзываю между наших тел, и прикасаюсь к себе. Трусики не влажные, они мокрые. Впервые в жизни. Я просто сгораю.

А Денис терзает мою грудь, и ласки его не нежные. Грубо, на грани боли, но как же мне нравится эта искренность в каждом движении. Бьет языком по горошине соска, кусает, урчит, и бедрами подает. Вжимается в мою промежность членом, который вот-вот во мне окажется.

Как же я этого хочу!

И терзаю пальцами сама себя, почти плачу, но не могу кончить. Мне мало этого, сейчас – мало.

– Саша, дьявол, Саша, какая же ты… ты мне душу рвешь, – шептал безумно, и ниже спускался.

Облизывал меня, пальцами своими шершавыми тело изучал, и прикасался, прикасался, прикасался! И каждое его касание для меня значило больше, чем все, что до него было. Больше, чем все ночи с мужем, которых было немало.

– Дениииис, – всхлипнула, когда он заставил меня убрать руку с промежности.

Клитор пульсирует, мне больно от неудовлетворенности. Черт, я сейчас даже насильников понимаю, сама готова на что угодно, лишь бы кончить! Именно с ним кончить, от его члена, который представляю, и облизываюсь, как кошка.

Приподнимаю бедра, чтобы стянуть с себя трусики, и в этот момент Денис утыкается лицом в мою промежность.

И вдыхает. Жадно, глубоко. Спина его дрожит, мускулы напряжены, он вот-вот сорвется.

– Вкусная, – прошептал, прижавшись губами, которые я ощутила через тонкую ткань. – Мокрая… моя…

И я затряслась, как безумная. Выгнулась в пояснице, и кончала так, как никогда в жизни – ярко, крышесносно. Это не фейерверк, это – взрыв атомной бомбы! Никогда мне не было так горячо, и так остро. И никогда я не умирала после оргазма, а сейчас я именно погибала.

Как Денис снял с меня белье, я не заметила. Он накрыл мое тело своим – крепким, молодым, голодным.

– Сашенька, – он произнес мое имя на удивление нежно, хотя в глазах – океан похоти, в которой я тонула.

И проник в меня. Сразу на всю длину – резко, выбивая из меня воздух. И застонал от кайфа, не стесняясь.

– Быстрее, – подстегнула его, с ума сходя от наполненности – я мокрая, но, кажется, по швам трещу, принимая в себя его член. – Денииис, дай мне это, пожалуйста, быстрее…