И Колька, не то чтобы испугался, но подумал так, примерно: конечно, Быстров не звал его. Да и нужен ли он, Колька, этому Быстрову? Там вон и так полный зал. А если возьмёт его Быстров – побьют Кольку на первой же тренировке, он же ещё ничего не умеет, а там вон уже какие…

Он и сам не заметил, что уже не просто поглядеть хотел, а совершенно точно – хотел заниматься у этого Мастера спорта Игоря Быстрова, учиться боксу, быть своим в том, пока загадочном и закрытом для него мире. Ну, и пусть – побьют сначала! Не так-то это и просто его, Кольку Журавлёва, побить. Ещё посмотрим кто кого… И он уже представлял, что драться ему предстоит именно с тем парнем, что выходил из зала пить и так «борзо» смотрел на него…

– Хочешь боксом заниматься? – на плечо Кольке легла тяжёлая ладонь. Он обернулся и увидел Быстрова, опустил глаза и буркнул:

– Угу. Хочу.

В Быстрове Колька почувствовал силу. Но не пугающую, как у Зубы. И хоть он ещё совсем не знал этого человека, но знал уже, что Быстров, конечно, сильнее Зубы, хотя тот вроде бы тоже какой-то чемпион по каратэ.

Теперь Колька боялся лишь одного, что Быстров по какой-то причине не возьмёт его тренироваться.

Тренер взглянул на часы и спросил:

– Ты во вторую смену учишься?

– Ага, – не моргнув, соврал Колька.

– Значит, с утра будешь заниматься?

Колька замешкался с ответом, и тренер усмехнулся:

– Что-то ты, брат, темнишь.

– У нас на следующей неделе смена в школе меняется, – нашёлся Колька.

– Ясно. Тогда с семнадцати часов будешь тренироваться. Приходи в понедельник.

Под мышкой Быстров держал те «подушки». Они были толстые, плоские, обтянутые коричневой кожей, формой походили на след какого-то большого зверя.

– А это что? – набрался смелости Колька.

– Лапы, – ответил тренер и улыбнулся, – зовут-то тебя как?

– Колька.

– А меня Игорь Степанович.

– А я знаю!

– Хорошо, что знаешь, – Быстров усмехнулся. – Ну, будь здоров, Колька, жду в понедельник.

И уже отходя от мальчишки, обернулся:

– Да, справку от врача возьми обязательно. От участкового или хотя бы от школьного, что тебе можно заниматься боксом.

– Ладно, – ответил Колька.

Из раздевалки выходили переодевшиеся боксёры, и все они были чем-то похожи на своего тренера. И Колька, окрылённый тем, что Быстров взял его, позвал на тренировку, решил, что обязательно станет настоящим боксёром, может, даже Мастером спорта и смотрел на этих парней-боксёров смело и даже вызывающе…

В понедельник на тренировку! Легко сказать – была-то ещё пятница. А уже хотелось боксёром быть.

Колька поболтался ещё по городу, и когда уроки в школе закончились, пошёл к своему приятелю-однокласснику Олегу Окуневу.

Тот как раз только из школы пришёл. Родителей дома не было. Окунев не очень обрадовался приходу Кольки, но впустил в квартиру.

– Чего в школу-то не ходишь? – спросил Олежка, жуя булку и запивая молоком прямо из пакета.

– А! – Колька махнул рукой. – Я на бокс хожу.

– Ври давай, – отмахнулся Окунев.

– Чего? Смотри! – Колька прижал кулаки к подбородку и запрыгал с ноги на ногу, замахал руками. – Я правой сбоку – наповал бью!

– Да ладно, хватит тебе. Верю, – сказал Олег, но в голосе чувствовалось недоверие. – Хочешь молока?

– Давай!

Потом они слушали музыку, любимый их реп, смотрели телик, валяясь прямо на ковре. Олег показал журнал про культуристов с фотографиями накачанных красавцев, и сказал, что будет заниматься культуризмом, что отец пообещал купить ему разборные гантели.

– Боксёр любого культуриста отметелит, – гордо заявил Колька.

– Тебе бы только отметелить кого. Это от культурной ограниченности, – ввернул Окунев умную фразу.

– Сам-то понял, чего сказал? – Колька презрительно скривил рот.

– Чего-чего… Родичи скоро придут, вот чего, – ответил Олег. И Колька стал собираться уходить.

– В школу-то придёшь завтра? – Окунев спросил.

– Наверное, приду, – не очень уверенно ответил Колька.

А уже потом и действительно решил сходить в школу – к врачу зайти, взять справку, да и время до понедельника, до первой тренировки, глядишь, быстрее пролетит.

Хотелось курить, но Колька решил, что больше не будет. А то – что же это за спортсмен? Не стал курить. Дал себе команду: «Не хочу курить!» И хотя курить всё равно хотелось, безжалостно выбросил початую пачку сигарет в урну.

Мать была дома. Трезвая и злая.

– Где шляешься-то? Из школы звонили опять… Пороть некому…

Колька не слушал её ругань, а сказал:

– Мам, а давай генеральную уборку сделаем, вымоем всё.

Он помнил, как раньше по выходным мать устраивала «генеральную уборку», а он ей помогал, и отец помогал, было интересно и весело.

Мать вдруг села на диван и заревела. Колька стоял и не знал, что делать. Было жалко её и обидно, что диван без покрывала и с прожженной утюгом спинкой. И мать в нечистом халате на этом диване…

До позднего вечера они скребли полы, протирали мебель, мыли посуду.

Пустые бутылки мать собрала в старую коробку из-под телевизора.

– Сдам.

– Нет, мама, давай я выкину…

И мать положила руку ему на голову, прижала к груди лицо его. Колька смутился, отклонился, повторил:

– Выкину бутылки.

– Выкидывай, конечно.

Колька уложил бутылки в два больших непрозрачных пакета, старался нести их так, чтобы не звенели… Аккуратно, без шума положил их в мусорный контейнер.

Два бомжа, будто ждали, тут же откуда-то появились. И когда Колька быстро шёл к подъезду, за спиной слышалось позвякивание бутылок.

– Ты давай, Колька, завтра в школу иди. А я с понедельника на работу выхожу, устроилась… – сказала мать, когда он, сняв в прихожей кроссовки, по непривычно уже чистому полу прошёл в комнату. – Да, – вспомнила она, – заходил парень какой-то, нагловатый такой, чернявый, лет восемнадцати, тебя спрашивал.

По спине Кольки холодок пробежал. «Зуба это. Точно. Узнал, где живу. Отдать деньги?.. Подожду пока, может, выкручусь…»

Потом они смотрели старые фотографии. Их было немного, они хранились в потрепанном альбоме без верхнего листа: мама со своими, уже умершими, родителями у деревенского дома; она же – учащаяся техникума; отец в солдатской форме; мама и отец с бокалами в руках, улыбаясь, смотрят друг на друга (фата с искусственными цветочками поверху до сих пор хранится в шкафу); а вот и Колька – крохотный и безволосый на руках отца… И не верится Кольке, что был он когда-то такой… А эта фотография… Он с матерью в деревне. Ему лет восемь, вихор торчит из-под белой матерчатой кепчонки, улыбка от уха до уха. У мамы на голове белая косынка, она тоже улыбается. У обоих в руках корзинки.

Колька вспомнил: ездили все вместе – отец, мама, он – в деревню. В тот дом, в котором выросла и жила, до того, как уехать в город, мама. Дом был пустой, большой, интересный. Колька лазал на чердак, на поветь, в погреб – везде было пусто и таинственно. Посреди единственной большой комнаты стояла печка. Её долго не могли растопить. Отец потом залезал на крышу, чистил трубу – только тогда растопили… А на следующее утро пошли в лес, за грибами. Отец и сфотографировал их с мамой. Какое это было счастье – первый гриб! А был потом и второй, и третий. По полной корзине набрали тогда. Не часто, но ездили в деревню и позже, но те поездки Колька почему-то забыл. Когда отца забрали, через год, кажется, мать продала тот дом…

Мать вдруг нахмурилась, захлопнула альбом, убрала.

– Давай спать, – сказала.

Колька пошёл спать. Умываясь в ванной, он смотрел на себя в зеркало, щупал бицепсы. Парень он, вообще-то, не хилый, но у тех парней, что в зале занимались, такие мускулы… Курить хотелось. И он яростно чистил зубы (остатки пасты выдавил из старого измятого тюбика), будто хотел разом вычистить из себя табачную гадость…