Фрейя оживляется и подаётся вперёд. Она шлёпает меня по руке, чтобы привлечь моё внимание.

— Новая подружка? А ну выкладывай.

Она копия мамы, и у меня складывается жуткое ощущение, будто это мама выпытывает у меня про девочек, как это было в старших классах. Светлые волосы Фрейи подстрижены в короткую стрижку пикси, ледяные голубые глаза как всегда пронизывают, и я заметил, что у неё новый пирсинг.

Я делаю «галочку» из двух пальцев и подношу большой палец к виску.

Фрейя щурится.

— Что?

Я усмехаюсь, печатая в групповой чат: «Бык. Твой новый пирсинг делает тебя похожей на быка».

Рен хрюкает и пытается скрыть это за кашлем, а Эйден поперхнулся пивом. Никто не задирает Фрейю. Кроме меня.

— Ах ты мелкий говнюк, — она наклоняется через стол и совершает тщетную попытку ущипнуть меня за сосок. Сев обратно на место, она аккуратно поправляет пирсинг в септуме. — Я выгляжу авторитетно.

За столом снова раздается хрюканье и смешки. Я прячу свой смех, прикрывая рот кулаком и позволяя плечам трястись. Желание заржать в голос раньше так и давило на рёбра, когда ко мне наконец-то вернулось чувство юмора, но я принял тот факт, что теперь лучше не издавать ни звука.

Внезапно смех угасает, и Эйден говорит:

— Проклятье.

Фрейя поворачивает голову в ту сторону, куда смотрит Эйден, и Рен тоже. Уилла Саттер входит в двери, но я понятия не имею, что они говорят про неё. В этот редкий момент они забывают, что им надо давать мне возможность читать по губам или же писать в телефонах.

Я дважды хлопаю в ладоши, привлекая их внимание и вызывая виноватые выражения на трёх лицах.

— Прости, Рай, — говорит Рен.

Эйден машет рукой, чтобы я посмотрел в его сторону и прочёл по губам.

— Здесь Саттер. Это будет выглядеть не лучшим образом.

Фрейя похлопывает меня по руке.

— Кто? Почему?

Я взмахиваю руками, затем показываю на Эйдена. «На него смотри». Я наблюдал за их разговором в классе, и пусть я пропустил большую часть реплик, я видел, как напряглись его черты, и как сурово он с ней разговаривал. Похоже, Эйден был строг, и я вроде как сочувствовал Уилле... пока она не наградила меня дьявольским взглядом и не решила возненавидеть. Тогда я решил, что Эйден может быть каким угодно мудаком. После этого она сама по себе.

Эйден вздыхает и берётся за телефон, так что все мы возвращаемся к групповому чату.

«Её зовут Уилла Саттер, моя студентка. Возможно, я был с ней чуточку суров, — печатает Эйден. — Но высокомерные спортсмены — это моя ахиллесова пята. Я решил, что компенсирую ей это, сказав попросить конспекты у Рая».

«И как она у него спросит? — пишет Рен. — Она знает, что он её не слышит?»

Эйден опускает глаза. Виновен.

Редкое рассерженное фырканье вырывается из моей груди. Я ударяю кулаком по столу и показываю на него пальцем. «Засранец ты».

«Наверное, поэтому она меня ненавидит, — печатаю я. — Она наверняка попросила у меня конспекты, я не услышал, а она подумала, что я игнорирую её как мудак. Теперь она увидит нас вместе и решит, что мы лучшие друзья, решившие запороть её средний балл».

«Притормози, — печатает Фрейя. — Почему она решит, что вы лучшие друзья?»

«Потому что Эйден даёт мне конспекты лекций, чтобы я мог следить за ходом занятия, — мои пальцы быстро порхают над клавиатурой, и злость нарастает, когда я понимаю, какой бардак он устроил. — Он постоянно говорит, стоя спиной к аудитории, а конспекты на слайдах не охватывают весь материал. Конечно, он не выделяет меня из общего числа, он по закону обязан сделать материал курса доступным, но она-то этого не знает».

Рен печатает: «То есть, эта цыпочка думает, что ты его любимчик, и он заваливает её, потому что ты не делишься конспектами».

Я киваю, бросив телефон на стол.

Рен с неверием смотрит на Эйдена.

— Ты всё ещё не отказался от этой затеи?

Эйден хмуро смотрит в своё пиво и ничего не говорит.

Эйден не хочет, чтобы из-за потери слуха со мной обращались иначе, и он злится, что я перестал говорить. Я знаю, он любит меня и хочет как лучше, но он слишком сильно давит. Он намерен взять меня измором, подсылая людей, которые не знают о моей потере слуха и потому донимают меня разговорами, как будто я по-прежнему могу слышать. Якобы от этого я начну носить свой ужасный слуховой аппарат и опять буду говорить.

Не бывать этому.

«Я бы хотел напомнить собравшимся, — печатаю я, — что это не первый раз, когда Эйден подсунул мне женщину и удобненько забыл сообщить ей, что я ни хера не слышу».

Фрейя разворачивается и отвешивает Эйдену подзатыльник.

— Я же говорила тебе перестать.

— Я сделал это всего один раз! — возражает он.

— Ему не нужен сводник, — рычит Фрейя. — Ты посмотри на него. Он перепихнётся в тот же момент, когда сам этого захочет.

Все мы, трое мужчин, содрогаемся по разным причинам. Я не хочу слышать, как моя сестра говорит о моём перепихе, Рен не хочет слышать о перепихе своего брата, а Эйден определённо не хочет слышать, как его жена признает сексуальную привлекательность своего брата.

Прежде чем я успеваю сказать что-либо ещё на эту тему, моё периферийное зрение, на которое я намного сильнее полагаюсь в последние годы, заставляет меня повернуть голову вправо.

Уилла стоит в паре метров от нас с выражением неверия на лице.

— Профессор МакКормак? — произносят её губы.

Боги, её губы. Они выглядят таким пухлыми и невероятно мягкими. Мне ненавистно, что мне приходится смотреть на эти пухлые губы, чтобы понимать её, особенно теперь, когда я знаю, что она не просто так ненавидит меня, потому что тогда было бы проще её игнорировать. Она ненавидит меня потому, что считает мудаком, который её нарочно игнорирует.

Теперь её намного, намного сложнее ненавидеть.

— Уилла, привет! — Эйден привстаёт, но Фрейя сидит рядом, тем самым не давая ему выйти из-за столика, и награждает его убийственным взглядом. Он медленно опускается обратно на своё место.

Взгляд Уиллы мечется между нами.

— Вау.

— Уилла, всё не так, как может показаться, — говорит Эйден. — Я знаю, что усложнил тебе ситуацию с конспектами и понимаю, почему ты в недоумении, ведь Райдер их получил, а тебе я их не дал, но дело в том...

Её рука взлетает вверх.

— Я не желаю слушать отговорки. Вы ясно дали понять, что мне надо самой о себе позаботиться, тогда как этот парень получает особое отношение.

Позади Уиллы стоит длинноногая блондинка, которая неодобрительно хмурится.

— Бесстыжий кусок дерьма, — говорит она, глядя на Эйдена. Её губы шевелятся так быстро, что я уже не могу за ней уследить. Рен это понимает, достает телефон и начинает писать в наш приватный чат то, что она говорит.

— Думаете, у женщин-спортсменок без того проблем мало? Каждый наш профессор предоставляет необходимое и не заставляет нас умолять. У меня сложилось впечатление, что быть приличным человеком не так уж сложно, но вы доказываете, что я ошибалась. Катитесь нахер и доброго вам вечера.

Прежде чем кто-то из нас успевает хоть рот раскрыть, высокая блондинка хватает Уиллу за руку, разворачивает их и вытаскивает за дверь.

Рен роняет телефон, искренне впечатлившись, и хлопает им вслед.

— Твою ж мать.

Эйден трёт лицо ладонью. Я не вижу его губы, но готов поспорить на свою правую ногу, что он чертыхается себе под нос.

Фрейя забирает его пиво, допивает, затем вытирает рот рукой.

— Я уже говорила это ранее и повторю ещё раз: мужики — идиоты. Напомни-ка мне, зачем я вышла за тебя замуж?

Эйден роняет голову на стол, но умудряется напечатать ответ в групповом чате. «Хороший вопрос».

***

Моё колено нервно дёргается, когда лекция начинается. К этому моменту всё кажется даже комичным, но единственное свободное место снова рядом со мной. Эйден тарахтит про формулу, которую я уже понял, когда вчера вечером готовился к занятию, а Уилла скатывается из верхней части аудитории, и её сумка подпрыгивает так же сильно, как и её дикие волосы, которые как будто не могут определиться, чем они хотят быть — волнами или кудряшками.