Ее руки тянутся к моей руки с такой дрожью, что мне кажется, сейчас она и сама вся трясется, как осенний лист на ветру.

– И я хочу сделать это…

Она резким движением руки дотрагивается до моего ремня и это, кажется, зашел слишком далеко.

– Арина, прекрати! – говорю ей и отодвинув стул, вскакиваю с него.

– Но я… мне… Я думала, что…

– Арина, застегнись! – требую я, и так нехотя, поднявшись с колен, застегивает свою блузу.

– Вы.. вы всегда так добры ко мне, – начинает она с жалостью в голосе. – Я думала, что вы…

– Что я что-то чувствую к тебе? – сдержанно спрашиваю у нее, а Арина кивает головой.

– Да.

– Арина, иди домой, пожалуйста, – прекращаю я этот разговор, и отворачиваюсь к окну. В свете заказа, замечаю ее отражение в стекле. Ассистентка по-прежнему стоит и смотрит на меня.

Дьявол. Я что-то упустил из виду… Я знал, что я ей нравлюсь, но не думал, что до такой степени.

– Виктор Дмитриевич… – тихо роняет та позади меня. – Простите…

– На сегодня твой рабочий день окончен.

Разворачиваюсь к ней лицом и вижу, как в ее глазах вырисовываются слезы.

Вот только не плачь еще, прошу тебя!

– Завтра, чтобы ровно к девяти была на работе, – добавляю, как можно строже, и киваю головой в сторону двери. – Ты свободна.

– Простите, – склонив голову вниз, Арина разворачивается и пулей вылетает из кабинета.

Я еще с минуты стою и смотрю на закрывшуюся дверь, и тяжело вздохнув от комичности этой ситуации, обратно сажусь на стул. Снимаю очки и тру глаза рукой.

Нет, ну что это только что было?

Мои раздумья прерывает звонок телефона, который вдобавок, мерзко вибрирует на столе. На экране высвечивается имя Артема. Я поднимаю трубку.

– Да?

– Ты готов? – спрашивает он, и я понимаю, что совершенно забыл о том, что мы решили сегодня посидеть в баре.

– Да.. я только закончу кое с чем.

– Я жду тебя внизу, – добавляет тот и кладет трубку.

Мне ничего не остается, как сохранить в программе свой отчет, накинуть на плечи пиджак и выйти из кабинета.

В доме, как-то, опустело. И заметила я это лишь тогда, когда Миша ушел. Почему-то раньше, приходя домой, мне хотелось тишины, хотя бы на пять минут. А теперь, эта тишина сдавливает виски.

Нет споров, нет упреков. Просто тишина, в которой слышится гул мотора холодильника, который так хорошо сливается с общим фоном.

Сижу и смотрю на смартфон. Нажимаю на сенсорную кнопку на нем, чтобы активировать экран.

Шторка уведомлений пуста. Точнее, я не вижу в ней того, что хотела бы. Миша не пишет. Ни привета, ни ответа.

Делаю глоток вина из бокала. Оно стало безвкусным. Делаю еще один, будто бы пытаюсь распробовать его. Это происходит на автомате, и мне не хочется сегодня этого контролировать. Горестно вздыхаю, стараясь не поддаваться затаившейся истерики. К еде я так и не притронулись. Тарелка с овощным салатом не опустела ни на грамм. Да и мне не хочется ничего. Однако, я переубеждать себя внутри, что нужно хоть что-то съесть. Хотя бы одну ложечку…

Телефон вибрирует и на экране высвечивается: «мама».

Нервно сглатываю слюну и поднимаю трубку.

– Алло?

– Доча, привет! – встревоженный голос мамы меня настораживает. – Как твои дела?

А как мои дела? Я не знаю.

– Да потихонечку, – говорю неуверенно и мама это слышит. По крайней мере, мне так кажется. – А у тебя?

– Все хорошо, – говорит она и сразу же добавляет, – наш уговор в силе?

Сжимаю губы в плотную трубочку и не знаю, как набираться сил подыскать правильные слова. Как не поддаться щемящей боли в груди и не расплакаться на ровном месте?

– Зоя? – голос матери звучит так далеко, что ощущаю, как ухожу в себя. – Зоя, все хорошо?

– Нет, – выдыхаю из себя это слово, почувствовав горькое послевкусие. Щемящая боль изнутри, как запертая птица в клетке, норовит проломить ребра и вырваться наружу.

– Солнышко, что случилось?

Набираю по болте воздуха в легкие и вздымаю глаза на часы, что виски на стене кухни. Подступающие слезы щиплют глаза.

– Зоя? Не молчи!…

– Миша ушел.

Легче после произнесенных слов не становится.

– Как ушел? – переспрашивает мама, будто бы не верит моим словам.

Да и кто в это поверит? Мы всегда были примерной семье для всех, хотя, никто и подумать не могу, что творилось за закрытыми дверями нашей квартиры. И я об этом никому не рассказывала. Не набиралась смелости и сил, чтобы вынести ссоры из избы.

– Вот так вот, – тихо отвечаю маме. – Собрал вещи и ушел…

– Но, куда? Зоя, куда ушел Миша?

– К другой…

В трубке повисает молчание. Я слышу, как мама шумно вздыхает. Секунд десять, а то и меньше, мы молчим. Я не сдерживаю селение слезы, что скатываются по моим щекам.

– Зоя…

– Он бросил меня, – жалобно говорю в трубку. Жмурю глаза от слез, а потом, набираю шумно воздуха в легкие и вновь устремляю взгляд на часы. – Просто собрал вещи и ушел…

– Зоя… Милая моя, – мама по всей видимости ошарашена новостью не меньше, чем я сама. – Это…

– Вчера я приехала к нему в офис… – фраза слетает с моих уст так скоро, что я просто отпускаю ситуацию и позволяю себе выговориться. – А он…с другой… на столе… трахается.

Хнычу горючими слезами. Колющая боль в сердце, как отбойный молоток отдает в виски. Дышать становится сложнее.

– Господи боже… – горько замечает мама.

– А как только я их застала, – продолжаю хныкать, да так, что слюни появляются на губах, – он выставил меня за дверь… Я даже не успела понять, что произошло.. Я.. я не верила своим глазам, – вновь ощущаю, как хлыст печали ударяется в самое сердце, – а потом… мы как-то доехали до дому и я стояла и смотрела, как он собирал вещи…

– Милая моя, – охает мама в трубку.

– Он сказал, – практически заикаясь, говорю, – что я убогая… Что… разлюбил…

– Вот же мудак, – говорит мама, и сразу же добавляет, – прости, господи. Полнейший козел!

Я ничего не отвечаю, продолжая горестно реветь в трубку. Еще никогда прежде, я не ревела настолько горько. Настолько отчаянно, практически, складываясь пополам от боли саднящей в груди.

Не знаю, сколько продолжался разговор, но мама пыталась отвлечь меня веселыми историями, вечно хвалила за то, какая я молодец у нее выросла. И я успокоилась. Правда, на это бы потребовалось больше времени, если бы я не высказалась маме о том, что сейчас на душе.

– Мне точно не нужно приезжать? – спрашивает в сотый раз мама на том конце провода.

– Нет, мам. Спасибо… Мне легче.

– Смотри, а то я подъеду..

– Спасибо мам, правда… – говорю как можно искренней. – Я пойду… Нужно привести себя в порядок, а то завтра на работу…

– Да-да, – восклицает мама. – Время позднее, и надо выспаться перед завтрашним днем!

– Да…

– Давай, мое солнышко, иди, ложись спать.

– Так и сделаю…

– Я люблю тебя!

– И я люблю тебя, мам!

И мы разоединяем трубку.

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Воздух приятно обжигает легкие, но, не успеваю расслабиться, как слышу звонок в дверь.

Взгляд падает на настенные часы, которые показываю одиннацдцать часов вечера. Интересно, кого это занесло в столь поздний час?

Вытираю остатки слез, медленно идя к двери. Смотрю в глазок, и сердце резко падает в пятки. Дрожащими руками открываю дверь, и на пороге стоит Миша.

– Я за вещами, – оповещает меня тот и отодвигает рукой от двери, чтобы я дала ему пройти во внутрь. Провожаю его взглядом. Он, даже не разуваясь, проходит в комнату и становится на белоснежный ковер, совершенно не обращая на меня внимания. Словно, меня не существует. Словно я – пустое место.

Миша открывает большую спортивную сумку, и демонстративно, открыв дверцу шкафа, начинает выпивать вещи на пол.

Облокачиваюсь на дверную коробку, сложив руки на груди. Миша выглядит выспавшимся, довольным и сияющим от счастья. Правда, его глаза говорят об обратном. Возможно мне показалось, но, я отчетливо видела, как в его глазах промелькнул огонек злости. Маленький, едва уловимый блеск, заострил на себе мое внимание.