- И мысли такой у меня нет, - ответил Бояринцев. - В колхоз, Евгений Александрович, положено вступать вместе со своим паем, и таковым для нашего экипажа и команды подполковника Легкова должен стать груз нашего «Антея», который ни в коем случае нельзя ни подмочить, ни разбить. Полевое медицинское оборудование и медикаменты будут тут на вес золота... Промелькнул тут мимо чуть выше поселения абсолютно прямой участок прибрежного луга примерно километровой длины, до которого еще не добрались местные пахари со своими плугами. Но прежде чем один раз сесть, нам надо будет все хорошенько отмерить, чтобы не зацепить консолью крыла за деревья на кромке леса.
Тогда же. Большой Дом.
Большой четырехмоторный самолет, с оглушительным ревом кружащий над Аквилонией, привел ее население в чрезвычайное возбуждение. Даже обычно индифферентные ко всему аквитаны бросили работу и подняли глаза к небу, по которому проплывал этот рукотворный воздушный кит. Сделав над Аквилонией несколько кругов по часовой стрелке, «Антей» на малой высоте удалился куда-то на северо-запад, и там, вдалеке, заложил широкий вираж, после чего низко, казалось, над самыми вершинами деревьев, пролетел над противоположным берегом Гаронны и Дордонью на юго-восток. С артиллерийской наблюдательной вышки Жермен дТотье через карманную рацию сообщил, что «авион» снова разворачивается над Гаронной в сторону поселения. Низкий гул приближается, но самолета из-за деревьев не видно. А у вождей все готово: газогенератор на УАЗе раскочегарен, мотор урчит на холостых оборотах, Виктор Легран верхом на своем жеребце, кожаные лодки у берега Гаронны готовы к проведению спасательной операции, гребцы ждут команды.
И в этот патетический момент, когда нервы у всех напряжены, на связь выходит Жермен дТотье и кричит на невероятной смеси русского и французского:
- Месье Петрович, авион сел на земля у самый устье Дальний! Хорошо сел! Вива, Вива, Вива!
- Ну вот, - сказал Андрей Викторович, - все как в индийском кино во времена нашей молодости: все танцуют, пляшут и поют...
- Ладно, Андрей, - кивнул Сергей Петрович, - садись за руль, и поехали. Леди Сагари на пассажирском месте, а я с амиго Гаем Юнием, товарищами Седовым и Блохиным и Гугом в кузове. Швыдче, швыдче, товарищи.
- А я? - спросил Виктор Легран.
- А ты тоже, Виктор, скачи за нами, - ответил главный военный вождь, - тем более что сегодня никакой работы уже не будет, у народа намечается великий праздник сабантуй.
Тогда же. Прибрежный луг за устьем ручья Дальний, борт СССР-09303.
Собственно, для таких посадок на любой более-менее ровный клочок земли в свое время Ан-22 и создавали. Куда только «Антей» ни возил крупногабаритные грузы (в том числе и в условиях, схожих с аквилонскими) - главное, чтобы полоса была не короче полутора километров для взлета и километра для посадки.
После завершения разворота над Гаронной, на удалении в восемь километров от начала «полосы», высота полета составляла двадцать пять метров, на удалении в километр - пять метров, и продолжала медленно уменьшаться, пока командир корабля не придержал самолет на высоте один метр. Но едва под фонарем кабины штурмана промелькнуло небольшое болотце с протекающим через него ручейком, старший лейтенант Чемизов сказал в СПУ: «Пора!» - и «Антей» на скорости двести сорок километров в час с тяжелым вздохом чиркнул пневма-тиками по травянистой дернине. И тотчас, почувствовав толчок, бортинженер капитан Захаров перевел рычаг управления шагом винтов с автоматической регулировки на нулевой угол. На турбовинтовых самолетах эта операция производит эффект, схожий с выпуском тормозного парашюта. Винты в таком режиме перестают создавать тягу, вместо того резко увеличивая лобовое сопротивление. Басовитый гул двигателей сменился пронзительным пением, самолет затрясло, как телегу биндюжника на ухабах, но стрелка указателя скорости уже стремительно откатывалась влево, и, не доехав метров двухсот до зарослей камыша, «Антей» остановился. Бортинженер убрал газ до нуля, глуша двигатели, и в кабине наступила полная тишина.
- Все, товарищи, приехали... Троллейбус дальше не идет, конечная... - произнес историческую фразу майор Агеев, снимая с вспотевшей головы наушники. И чуть тише, словно для себя, добавил: - Что-то мне подсказывает, что это наша последняя посадка в этой жизни...
- Идеальная посадка, Евгений Александрович! - сказал майор Бояринцев, расстегивая привязные ремни, и, полуобернувшись, добавил: - Федя, открывай дверь, дай своим товарищам ступить на землю этого юного мира!
Борттехник Саночкин (на самом деле Фредерик, а не Федор) ссыпался по трапу в пассажирский салон на нижнем уровне и отдраил люк в грузовой отсек. А уже оттуда имелись два выхода (через носовые обтекатели гондол шасси) на правую и левую стороны. «Антей» в силу своей конструкции не нуждался не только в бетонированных аэродромах, но и в пассажирском трапе - его заменяла полутораметровая лестница из металлических труб.
И вот члены экипажа «Антея» и сопровождающие груз медики, ошеломленно вертя головами, один за другим выходят из самолета. Под ногами у них - покрытая травой мягкая почва заливного луга, в которой шасси «Антея» оставили три глубокие борозды, прямо перед ними - стена соснового леса, где дурными голосами орут птицы, взбаламученные прилетевшим с небес чудовищем. А если посмотреть направо или налево, то можно видеть величавую гладь Гаронны...
И вот в разгар этого счастливого обалдения из-за опушки леса со стороны аквилонского поселения, подпрыгивая на ухабах, выворачивает легкой автомобиль типа «пикап», чем-то напоминающий классический советский «газик», и, плюясь сизым дымом, направляется к «Антею». Следом за автомобилем оттуда же на рысях появляется всадник в камуфлированной униформе на здоровенном коне, а за ним - пока еще не видимая, но уже отчетливо слышимая, торопится настоящая толпа радостно гомонящего народа.
- Так, товарищи, - сказал майор Бояринцев, - кажется, к нам пожаловало местное начальство, а следом за ним спешат и прочие сограждане, желающие выразить нам свое почтение. Быстро у них тут... Мы еще ничего не сделали23, только прилетели - а уже такие почести.
- А почему вы думаете, что нам хотят выразить почтение, а не, к примеру, убить? - проворчал подполковник Легков. - А то мне опять как-то не по себе...
- Вы, Алексей Никифорович, перед ними один раз уже извинялись за свой пессимизм, - ответил Бояринцев. - Если бы нас хотели убить, то начальство не выехало бы вперед своих людей, да и крики народа звучали бы совсем по-иному. Доводилось, знаете ли, слышать. И вообще, товарищи, вынужден напомнить, что нам всем следует держать марку и не ронять достоинство советских людей. Помните правила поведения за границей и не показывайте пальцем на то, что вас удивляет, тем более что местные люди поймут все, что вы скажете.
Подъехавший автомобиль остановился, и сидевший за рулем моложавый подтянутый мужчина неопределенного возраста, спрыгнув на землю, оправил камуфляжную гимнастерку привычным жестом, выдававшим в нем профессионального военного. Следом за ним из кузова стали спрыгивать его спутники: трое из них были молодыми людьми, обмундированными в такую же полевую форму, еще один оказался гражданским в охотничьем костюме, а последний член этой компании выглядел точь-в-точь как древнеримский центурион с картинки в учебнике истории. Именно он помог сойти на землю женщине в ярком черно-красно-белом народном наряде. Все прибывшие имели на поясе клинковое оружие, а мужчины, за исключение центуриона, были вооружены еще и винтовками, а также висящими на поясе пистолетами.
- Здравствуйте, товарищи, - сказал гражданский, - меня зовут Сергей Петрович Грубин, и я председатель Верховного Совета Народной Республики Аквилония. Впрочем, римские товарищи называют это учреждение Сенатом, а местные жители - Советом Вождей. Но от перемены названий суть не меняется.
