– Может, знаете, кого мне искать? – подыграл директор, заметив опытным глазом душевные колебания мальчишек, отражавшиеся на их лицах, как тени в солнечный день.

– Не надо никого искать, мы это, – сознался первым Крюков. – Придумал Толян, – он кивнул в сторону продолжавшего гордо молчать Дробухина, – а я ему помогал потом.

Лицо Краснослободцева расцветила улыбка, которую даже заячий оскал не сумел испортить.

– Добре! Вот так бы сразу, а то – «не знаем», да «не мы»… Мужики правды не должны бояться.

«Мужики» продолжали топтаться на месте, не решаясь уточнить, на самом деле за их придумку деньги полагаются или все это директор сказал лишь для того, чтобы «расколоть» их. Вот влепит сейчас строгача, а не то штрафанет и поставит завтра на другую работу, где руки-ноги оборвешь, а закалымишь копейку.

Директор почуял нутром командира, что слово не воробей, а посему вытащил из нагрудного кармана потрепанный блокнот, а из-за уха карандашик и черканул пару строк. Потом резким движением вырвал листок и протянул его Дробухину.

– Ты заводила, не иначе. Вот и получай на всю честнyю компанию за вашу рацyху. Попробуем применить этот способ при просушке кирпича на открытом воздухе. Это прогресс. Вот попомните мои слова лет так через… «надцать», когда и меня здесь уже не будет, да и вас тоже.

Пропустив мимо ушей директорскую патетику, Толян уставился на линованную бумажку, где черным по белому корявым почерком было начертано: «Бухгалтерии. За рацпредложение выплатить рабочему Анатолию Ивановичу Дробухину 400 (четыреста) рублей. Краснослободцев».

– Правило деления за лето не забыл? На четыре части эту сумму без остатка сумеешь разбросать? – поинтересовался начальник у смущенного вконец рационализатора.

Дробухин лишь головой кивнул утвердительно и скрипнул что-то нечленораздельное пересохшим горлом. Губы его скривились в некое подобие улыбки, которую он тут же согнал с лица. Подумаешь, премия! Да он такое выдумает завтра – все только ахнут.

Убедившись, что проницательность его не подвела, Краснослободцев оставил дружков осмысливать произошедшее и отправился в сторону кольцевой печи, где уже несколько дней велась загрузка сушеного кирпича для предстоящего обжига. Районное начальство торопило, стройкам требовался качественный красный кирпич, за который спрашивали по всей строгости партийных установок. Вот это настоящая головная боль, мальчишечьи проделки на ее фоне – воробьиное чириканье.

Первым обрел дар связной речи Железа. Ход его рассуждений был таков. Завтра на заводе получка, в кассе будут давать зарплату за июль. Если директор не обманывает, то каждый из них приплюсует к заработку по лишней сотне. А это значит…

«Будет как раз на новое зимнее пальто матери, а то совсем износила старое», – согрела мысль Толика Дробухина.

«Велосипеды в раймаг завезли», – припомнилось заветное желание Лешке Селиванову.

«Отдам Ваське. Ему нужнее», – как о давно решенном подумал Борька Железниченко. Его старший брат закончил школу и собирался во Владивосток, в политехнический институт, на горный факультет.

А Ване Крюкову никакие внятные слова на ум не шли, зато перед мысленным взором высветился циферблат наручных часов.

– Есть идея! – ожил вновь Борька. – Механик утром говорил, что ночная смена на шихте под вопросом. В бригаде вчера именины у кого-то были, ну и загудели мужики по-черному. Можно подкалымить, лишними денежки не бывают. А тут еще и премия отломилась.

В эйфории неожиданного успеха с рационализацией мальчишки забыли о гудящих от восьмичасового напряжения руках, уже не так ныли и саднили ладони, даже ноги в коленках разогнулись до утренней стройности. Им казалось: попади на пути горы – сдвинут дружным напором. Великая сила – вдохновение!

После короткого совещания решено было остаться. За плечами выросли крылышки удачи – чего же отказываться от своего счастья?

Отправились к прессу, где был центр заводской жизни и где они надеялись найти понимание. Вообще-то на прессе работали кадровые специалисты, взрослые люди. Тут и заработки солидные, но и ответственность тоже будь здоров.

Механик Стамболенко, мужчина лет сорока, кряжистый и по-обезьяньи волосатый, к которому намертво пристало прозвище Стамбулыч по причине турецкого облика, инициативу ребят встретил не то чтобы скептически, но и без особого удовлетворения.

– Вы хорошо подумали? Стоять на шихте – не кирпичи таскать. Состав надо выдерживать строго, иначе такую кашу в чане пресса заварите – не расхлебаетесь до утра. Да и вторая смена не сахар. А харчишки, небось, все съели, – он покачал с сомнением головой.

– У нас осталось, – тряхнул сидоркoм находчивый Железа. – Два помидора есть… Яичко еще, молока полбутылки. Мамка мне литровую наливает, разве выпьешь всю…

У каждого из соратников в их кошелках-сидорках тоже нашлась несъеденная пища, о чем было доложено механику.

– Негусто, братки… Животы к спинам прилипнут, чем отдирать станете? Ну, если так хочется… Только не ныть мне потом! Работенка сурьезная предстоит.

Механик почесал меховую опушку, выбивающуюся над воротом утратившей синеву тельняшки, вытащил из потайного карманчика под брючным ремнем часы-луковицу, отщелкнул крышку и глянул на циферблат.

– Полчаса – пересменка. Отдохнуть бы не мешало вам, да вот такое дело…

Оказалось, что на шихтоподаче глины осталось всего ничего – и на час работы не хватит. Надо было ехать на карьер за первичным сырьем, как по-научному выразился Стамбулыч.

Механик сел за руль дребезжащего всеми суставами старенького, задержавшегося на кирзаводе еще с довоенной поры «ЗиС-5» с фанерной кабиной, попробовал завести мотор при помощи стартера. Слабенький аккумулятор щелкнул чуть слышно, пару раз натужно провернул кардан и умолк. Чертыхаясь, механик выбрался с железной рукояткой из кабины.

– Кто умеет на газ давить? Я тут «кривым стартером» крутану, надо искру поймать.

Самый расторопный, Борька, уже вскочил на подножку и юркнул за руль, вытянув ногу к педали газа. Глаза у него сияли от возбуждения. Механик продел конец рукоятки для ручного завода сквозь отверстие в бампере, затем затолкал ее дальше в низ мотора. Поплевал на ладони и рывком крутанул упрятанный в недрах механизма коленчатый вал. «Зисок» фыркнул, Борька даванул на педаль – и воздух огласило неуверенное поначалу урчание двигателя. Борька еще поддал газу, и урчание сменилось резким ревом.

– Порядок в танковых войсках! – крикнул Стамбулыч, вытащил рукоятку, забросил ее под сиденье и согнал с места Борьку. – Хорош! Перегазуешь мне, заглохнет… Карбюратор столько бензина зараз не пропустит.

Мальчишки залезли в кузов, где лежали на дне лопаты. Присели на кyкорки, держась за борта, и машина покатила за село в карьер. Равнинное раздолье с этой стороны Степновки хранило следы давнишних природных катаклизмов – бугрилось и горбатилось увальчиками, разрезанными кое-где оврагами. Ухабистая дорога заставляла то и дело лязгать челюстями при очередном толчке.

Километрах в двух от околицы склон одного из оврагов был вскрыт, там в лучах предвечернего солнца матово блестели пласты белесой от ветра и жары глины. Именно сюда и привела грунтовая, еле заметная неопытному глазу проселочная дорога. «Зисок» крутнулся на площадке, сдал задом к стенке карьера и замер на месте. Мальчишки горохом ссыпались из кузова.

Стамбулыч открыл задний и левый борта, взял себе штыковую лопату и принялся рушить глиняную стенку, отваливая кусок за куском, благо пересохшая глина легко крошилась. Можно представить, что было бы здесь после дождя!

Ребята вслед за механиком начали кидать куски глины подборными лопатами в кузов. Поначалу дело двигалось споро, но когда пересохшие белесые пласты сменились влажными и коричневатыми, лопаты резко потяжелели. Пришлось загребать неполные черпаки. Покряхтывая и посапывая, набросали порядочную кучу. Стамбулыч поднял левый борт, чтобы глина не ссыпалась на землю. Теперь только двое ребят могли бросать глину в кузов, погрузка резко замедлилась, зато возникла возможность периодически отдыхать двум другим грузчикам. Тем временем механик закончил отваливать со стенки карьера пласты и сменил штыковую лопату на подборную. Ему ничего не стоило перекидывать глину через борта. Бугристые и жилистые руки Стамбулыча ходили поршнями, как у паровоза. Он даже и дымил не хуже локомотива, так как держал в зубах цигарку и ритмично, на броске, выдыхал очередной клуб сизого дымка сквозь щербатый оскал зубов.