– Рома приехал!

Объятия у нее не по-детски крепкие.

– Тихо! Сейчас шею сломаешь. Слышишь, как позвонки хрустят?

– Какие?

– Шейные!

– А что, их несколько?

– Не знаю про тебя, но у меня несколько.

Я уселся в кресло перед ее столом и крутанулся на колесиках.

– Как дела, киндер? Что читаешь?

Машка с невыразимой гордостью развернула передо мной яркий форзац книги. Виктор Драгунский «Денискины рассказы». Перед взором сразу всплыло лицо моего очкастого студента. А вслед за ним картина разбрызганной крови на тротуаре и перепуганное лицо парня.

– И как?

– Круто. А утром я вообще читала Бажова.

Привить любовь именно к русской детской литературе, в том числе сказочной, опять же моя идея. Большинство нынешних детей, которые интересуются вышедшей игрой плей-стейшен или очередной марвеловской экранизации, практически незнакомы с русскими героями. Все знают супермена, в курсе кто такой Гарри Поттер, но совершенно не знают, например, хозяйку медной горы. Не знают ни одного персонажа детских сказок, не прочли ни одной былины и понятия не имеют о том, кто такой Илья Муромец. Потеря идентичности на лицо. Поэтому я старался прививать Машке не только любовь к чтению, а еще любовь к правильному чтению. В ее годы я, правда, помимо Бажова и Толстого, вовсю читал детективы. Но, по крайней мере, исключительно русские.

– Молодец. Вам на лето список для чтения дали?

Машка взгрустнула. Читать то она любит. Вот только не по спискам. Сама себе хозяйка, пусть и не медной или изумрудной горы11.

– Дали.

– Грусть тоска смотрю на лице. Рассказывай, что там?

– «Капитанская дочка».

– И все?

– Еще какой-то Шекспир Мериме «Маттео Фальконе».

– Не Шекспир, а Проспер. А не рано ли вам про Маттео читать?

– Ольга Павловна считает, что не рано.

– Ну, раз Ольга Павловна считает…

– Как тебе Кристинин хахаль? – резко сменила тему Маша.

– Ух ты ж, откуда такие слова знаем?

– Я уже взрослая!

– Ты в школу ходишь. И паспорта у тебя нет. Это априори не взрослая.

Она, конечно, обиделась, но любопытство взяло вверх.

– Что такое априори?

– Сложное слово. Считай это… как первоначало.

– Так как тебе Антон?

– Типичный мачо из журнала. Ей всегда такие нравились.

– Ты же не мачо, как же она тогда на тебе женилась?

Конечно, на таком страшилище как я страшно рядом сесть, а не то что жениться! Спасибо тебе, дорогая Машенька!

– Это я на ней женился, слава небесам, а она вышла за меня. Замуж, понимаешь?

– Чтобы как за каменной стеной быть?

Хреновая из меня стена получилась. И уж точно не каменная. А, скорей, бумажная. Сотканная из тысяч страниц книг мной прочитанных и написанных. От такой стены мало проку. Спичку поднес и все запылало. Как там ей Агата Францовна трепала? От мужика должно пахнуть мужиком за версту. От меня же мужиком не пахло – от меня разило писателем.

– Можно сказать и так.

– А ты ее до сих пор любишь?

– Кристину? Ну… как тебе сказать…

Не говорить же двенадцатилетнему ребенку, что двадцать минут назад у меня фактически встал на Крис член. Вернее, не фактически. Это что значит? Я ее до сих пор люблю, или просто у меня давно никого не было? Да у меня вообще никого не было после нее. Равно как и до нее. Замкнутый круг полудевственника, мать его.

– Так и скажи, – лицо Машки тало серьезным. Она в миг повзрослела лет на пять.

– У любви нет прошедшего времени. Так в фильме одном говорили.

– «Ирония судьбы. Продолжение»! Там так Женя Лукашин говорил своей Наде.

– Какие у нас познания! Ты его что, смотрела?

– Естественно. На новый год. Уже несколько раз.

– А первую часть смотрела? Она в разы круче.

Киндер пожала плечами.

– Я там многого не понимаю. Как пьяного героя могли пустить на рейс? Почему за такси идет такая битва?

– Ох, знала бы то, что такое дефицит!

– Это когда денег мало?

– Когда всего мало. Давай к делу. Тебе понравился Антон?

Машка вновь пожала плечами.

– Он нормальный. Но чересчур… как это говорят… сладкий.

– Слащавый, наверное.

– Точно!

– Есть такое. Главное, чтобы он был порядочным, и чтобы любил нашу Кристину.

– А ты бы хотел с ней снова быть?

Я помолчал. Невольно дернул головой, как от разряда тока.

– Не знаю. Другой вопрос, хотела бы она со мной быть.

– Я думаю, хотела бы.

– И откуда ты все знаешь?

– А я умная.

– Без сомнения!

Дверь скрипнула и в комнату заглянула жена. Бывшая, но все равно жена. Как там Газманов поет? Единственная моя, ветром обрученная. Или это не Газманов, а Киркоров?

– Ужин! Хватит трепаться. Будто целый год не видели друг друга.

Я глянул на часы. Почти десять вечера.

– Так поздно ужинать?

Я безбожно лукавил – сам иногда ужинал и после полуночи, а часов в девять вечера только полдничал. Писатели – люди ненормальные.

Кристина испепелила меня взглядом. Кровь опять прилила к члену. Да что со мной такое?

– Вообще-то, дорогой мой, мы тебя ждали.

– Какая честь. Мы сейчас спустимся. Агата Францовна уже отчалила?

– Нет, моя мама будет есть с нами.

– Смотри, чтобы не увела у тебя жениха. В ее годы обычно играют гормоны второй молодости.

– Какой ты сегодня мерзкий!

– Я всегда такой.

Я улыбнулся своей необаятельной улыбкой. Кристина ушла, а Машка тихо прыснула.

– Что слушаешь, молодежь, – ткнул я в айпод на тумбочке. – Паваротти?

– Издеваешься? Новую песню Асти.

– Похвально.

– А тебе кто больше нравится? Севиль или Асти?

Что говорить, я был в теме. Музыку, пусть современную, пусть с редкими ростками смысла, я люблю. Она позволяет отвлечься и иногда создать хороший фон для написания книги.

– Они обе… талантливые.

А сам подумал – у кого из них губы больше? А Машка поддакнула:

– Сексуальные.

– Мария Викторовна, вы где таких слов набрались?

– В школе. А что такого? Это же не матерное слово.

Да, сексуальное просвещение, как и призрак коммунизма в Европе, активно шагало по всем российским школам. Недалек тот день, когда взрослые начнут спрашивать советов у детей, а не наоборот. Наш мир устроен неправильно, уж точно.

– Пошли, полиглот, время еды.

Несмотря на свою комплекцию и возможность спрятаться за любую швабру, поесть я любил. Обмен веществ работал так, что сколько бы я не ел, мышцы у меня не росли, а жира как не было, так и не появлялось. Женская часть друзей меня за это тихо ненавидела. Мужская часть подозревала существование в моей кишечной флоре глистов. Честно говоря, я не проверял.

За ужином уже собрались все.

Агата Францовна сидела рядом с Антоном, продолжая смотреть на него влюбленными глазами, и периодически обнажая зубы в улыбке хищной рыбы. Что эта старая карга все время сегодня лыбиться? Зубы что ли вставила?

Я сел рядом с Машкой, на удалении от тещи, и вблизи Антона.

– Как продвигается работа над новой книгой? – спросил он, едва завидев меня. Глаза его блестели интересом сумасшедшего фаната.

– Работаю потихоньку, – соврал я.

– Опять пишешь про очередного маньяка? – спросила Кристина, накладывая в тарелки салат.

Моему самолюбию нанесли удар.

– Вообще-то я почти никогда не пишу про маньяков.

– Разве?

– Ты хоть одну мою книгу прочла?

Кристина скривилась.

Не секрет, что родственники некоторых писателей не воспринимают их литературный талант. Для них сродни феномену тот факт, что кто-то из родни вдруг становится мало-мальски известным, а его имя и фамилию можно увидеть с обложек книг. Кристина не раз силилась прочесть мои труды, но каждый раз откладывала книгу, не дочитав и до середины. При этом мило делала вид, что прочла полностью.

Сейчас за нашим псевдосемейным столом мою графоманию обсуждать не хотели.