– А пассажиры? Кондуктор?
– Пассажиров не было. Трамвай поднимался от парка и в это время на этой линии здесь практически нет пассажиров, едущих в центр города. А кондуктор в этот момент катался по полу. Она упала, когда водитель применил экстренное торможение.
Я отчаянно оглядел окружающие дома. В некоторых окнах по-прежнему можно было заметить силуэты людей, с патологическим интересом наблюдающих за трагедией, произошедшей на перекрестке.
– А где убийца оставил карточку?
Александра приподняла уголки рта, изобразив на каменном лице нечто отдаленно похожее на улыбку.
– Карточка была прямо на теле.
– Что? То есть убийца не только толкнул человека под трамвай, но потом спокойно подошел и оставил послание?
– Насколько спокоен он был, не знаю. Думаю, вряд ли, учитывая всю сложность ситуации и только что совершенного злодеяния. Но да, подошел и оставил карточку. Вокруг тела сновало множество людей, все подходили, наклонялись, пытаясь помочь и проверяя жив ли человек, хотя за километр было видно, что на теле не осталось живого места.
Я подошел вплотную к кабине трамвая, разглядывая лобовое стекло. Нижняя часть состава измазана кровью. Предательская тошнота вновь дерзко подступила к моему горлу.
Из кабины сверху на меня глянул мелкий глазок камеры.
– Там видеорегистратор! Он все снял!
– Браво! – захлопала в ладоши Молотова. – А то мы не догадались сами проверить. Сейчас почти весь транспорт оснащен видеорегистраторами, даже поезда в метро.
– Убийца! – вновь ткнул я в глазок ока камеры. – Он мог попасть в объектив!
– Мы не исключаем такую возможность, – равнодушно ответила следователь. – Но и не исключаем, что убийца знал или догадывался о видеонаблюдении из кабины водителя. И потому, оставляя карточку на убитом, приложил максимум усилий, чтобы не запечатлеть себя для следствия.
Она просмотрела свои записи в планшете.
– Помните, что я вам говорила, Роман? Он очень умен и каждое преступление тщательно планирует. Видите, вокруг куча народа, но никто ничего не видел и не заметил. На перекрестке с этой стороны никого больше не было – только жертва и ее палач. Около киоска тоже никого. В трамвае пусто. В объектив регистратора явно ничего не попало. Других видеокамер здесь нет, даже на перекрестке и около магазинов. И уж карточку наш душегуб тоже явно оставил незаметно, смешавшись с толпой.
Я посмотрел на нее. Глаза ее были грустны.
– Значит, все-таки серия.
– Ждем четвертого трупа. Самое печальное в этой ситуации, что пока толком не ясно, кого убивает убийца, как и зачем. Пока мы это не проясним, будем выезжать на убийства как по часам.
Настрой у нее был негативный. Я не специалист, но всегда казалось, что если специалист в той или иной области настроен на решение своих задач не позитивно, не верит в свой успех, то лучше за дело не браться. Это все равно как врач, говорящий своему пациенту не «будем лечиться и выздоровеем!», а «ладно, что уж тут, всё равно умрем рано или поздно».
– Мы уезжаем, – сказала мне Молотова, убирая все свои записи в сумку.
– Вы поедете смотреть записи с камер?
– У нас в наличии запись только из трамвая. Поблизости камера есть лишь у супермаркета в пятиэтажке. Мы обязательно запросим запись и с нее, на случай если наш прокурор там проходил.
– А убийца следовал за ним? – продолжил я за нее.
– Да, но вы же сами понимаете, что вряд ли убийца так нелепо засветился?
Я вяло кивнул.
В сухом остатке у них ни улик, ни свидетелей, ни подозреваемых. Идеально для убийцы и фатально для следствия.
Молотова загрузилась в один из полицейских джипов и он, взвизгнув колесами, уехал. Ко мне сразу подошел Денис и пробурчал:
– У меня такое чувство, что я вам просто мешаю.
Я посмотрел на него. Вид у него был растерянный и обиженный.
– Просто неудачный день, – сказал ему в ответ я и опять глянул на красный от крови асфальт.
Да блин!
Как любила говорить одна из героинь романа Татьяны Поляковой, дурной пример заразителен.
– Для всех неудачный, – добавил я следом, стараясь унять тошноту, и хлопнул студента по плечу. – Есть хочешь? Поехали в кафе, угощаю. Заодно и твою работу обсудим, чтобы день зря не проходил.
После увиденного я понимал, что полноценного занятия у нас уже не получится, но по крайней мере мы могли бы обсудить все тонкости дальнейшей работы.
Он согласился, и через полчаса мы подрулили к пекарне напротив театра музыкальной комедии, где помимо совершенно фантастической выпечки еще и подавали вкуснейшие завтраки и обеды. Заказав перекус, мы расположились на втором этаже. За плотными панорамными окнами бесшумно двигался городской поток – нескончаемая вереница автомобилей, пешеходы, летящие сумасшедшие самокатчики. Сверху спускалась приятная прохлада кондиционера.
Денис расположился спиной к окну и снял жакет. Под белой футболкой я разглядел хорошо накачанные руки. Образ ботаника-очкарика таял на глазах.
– Качаешься? – спросил я, кивнув на его руки.
Он пожал плечами.
– Дома. Так, гантелями балуюсь.
Баловался он ими умело.
– Рассказывай, что у тебя с диссертацией. Почему все-таки криминал?
Дятлов серьезно и в то же время несколько недоуменно посмотрел на меня.
– Ну как, вы же журналист в прошлом. Должны понимать.
– Я не журналист, и почти им не работал, потому как работы не было. А для теплого местечка нужен был блат, который у меня отсутствовал. Поэтому я пошел в аспирантуру, а там стал заниматься преподавательской деятельностью.
– Разве ей можно заработать на жизнь?
Я усмехнулся. Парень явно в курсе высоких зарплат преподавателей высших учебных заведений. Они примерно сопоставимы с гонорарами тех хороших, но не массовых писателей. Хватает немного на еду и коммунальные платежи. Из-за этого вместо того, чтобы заниматься научной деятельностью, преподы берут подработки в других вузах, в первую очередь частных. И как таковой наукой времени у них заниматься попросту не остается.
– Не хватает. Но пока я грыз гранит науки, становясь ее кандидатом, писал книги. Их стали публиковать. Мне повезло, что тиражи хорошо и сразу продавались. Я мог зарабатывать на жизнь литературным трудом и не думать о хлебе насущном.
– Наверное, здорово иметь свободный график, – Дятлов мечтательно вздохнул.
– Для писательства да. По-хорошему, чтобы не писал писатель – детектив, фэнтези или ту самую высокую прозу, он должен зарабатывать на жизнь этим трудом. То есть не ходить на работу каждый день, а потом возвращаться домой, иногда к ночи, и садиться за компьютер, где кропать из последних сил до середины ночи новый труд. Это отражается на его качестве жизни и здоровья, а потом и на самой книге. Поэтому я всеми руками за то, чтобы вводить профессию писатель и за нее получать хорошие деньги, так как написание книги точно такой же труд как, например, работа в менеджменте или продавцом, или водителем.
– Такую профессию никогда не введут.
– Ты не отходи, давай, от темы. Почему криминал?
– Криминал – это всегда актуально. И не так сильно освещено в предыдущих работах других исследователей. Все в основном анализируют публицистику, науку или политические публикации.
– Все равно такие работы уже есть.
– Именно поэтому в качестве новизны я решил провести собственное расследование. Посмотреть на примере публикаций, как работают следственные органы. Попробовать выдвинуть версии и раскрыть дело.
Это уже было несколько слишком.
– Тогда вот тебе первое задание. Найди несколько нераскрытых громких уголовных дел и посмотри, как они освещались в прессе. Проанализируй, выясни, что стало причиной их нераскрытия. Понятно?
Он кивнул.
– Тогда по домам. Хватит на сегодня убийств. Тебя подбросить?
Глава 6
После любви9
Я высадил Дениса неподалеку от цирка.