Игорь СЕВЕРЯНИН

У старушки колдуньи,

крючконосой горбуньи,

козлик был дымно-серый, молодой, как весна.

И колдуньино сердце

в тихо грезовом скерцо

трепетало любовью, как от ветра струна.

На газоне ажурном

златополднем пурпурным

так скучающе-томно козлик смотрит на лес.

Как мечтать хорошо там,

сюпризерным пилотом

отдаваясь стихийно тишине его месс.

Ах, у волка быть в лапах

и вдыхать его запах —

есть ли в жизни экстазней, чем смертельности миг.

И старушке колдунье,

крючконосой горбунье,

подарить импозантно лишь рогов своих шик.

Владимир МАЯКОВСКИЙ

Скрипела старуха

телега словно:

кха, кхе, кхо, кхи.

Великолепно мною уловлены

старухины все грехи.

Дрянной старухиной хаты возле

разрушенный

был

хлев.

Маленький, миленький серенький козлик

валялся там на земле.

Вздумалось козлику в лес погуляти.

 Какое же дело мне?

Но я, старуха,

аккумулятор

загубленных козьих дней.

А мне козлы, те, кого обидели,

всего роднее и ближе.

Видели,

как собака бьющую руку лижет?

Напали на козлика серые волки,

душу кровью облив.

Встала дыбом,

испуганным, колким,

седая щетина земли.

Остались бабушке рожки да ножки.

Теперь ей козел какой?

В алтаре

альтами

звезды крошки:

со свя-ты-ми

у-по-кой…

Александр ВЕРТИНСКИЙ

Куда же вы ушли, мой серенький, мой козлик,

с бубенчиком на лбу и с лентой на рогах?

Грустит ваш сад. Наннет-старушка плачет возле

об умершей любви, о майских прошлых днях.

В последний страшный час я видел вас так близко,

в далекий темный лес вас мчал кабриолет.

Под тяжестью волка потом вы пали низко,

лишь ножки и рога оставив для Наннет.

Сергей ЕСЕНИН

Рязанские лощины,

коломенская грусть.

Одна теперь в долине

живу я и томлюсь.

Козел мой златорогий

гулять умчался в лес.

И свечкой четверговой

горел окрай небес.

Рычали гневно тучи,

мотали головой,

уступы тьмы дремучей

глотали тучий вой.

Я проклинаю Китеж

и тьму его дорог,

восстал бездонный вытяж,

разорван козий бог.

Стучали волчьи зубы

в тарелки языков.

Опять распят, погублен

козлиный Саваоф.

О лебедь гнутых рожек

и ножек серый гусь!

Рязанские дорожки,

коломенская грусть.

Из цикла «Веверлеи»

Александр БЛОК

Пошел купаться Веверлей,

Оставив дома Доротею.

С собою пару пузырей

Берет он, плавать не умея.

И он нырнул, как только мог,

Нырнул он прямо с головою.

Но голова тяжеле ног,

Она осталась под водою.

Жена, узнав про ту беду,

Удостовериться хотела.

Но, ноги милого в пруду

Она, узрев, окаменела.

Прошли века, и пруд заглох,

И поросли травой аллеи.

Но все торчит там пара ног

И остов бедной Доротеи.

Там каждый вечер в час назначенный.

Среди тревожащих аллей,

Со станом, пузырями схваченным,

Идет купаться Веверлей.

И медленно пройдя меж голыми,

Заламывая котелок.

Шагами скорбными, тяжелыми

Ступает на сырой песок.

Такой бесстыдно упоительный,

Взволнован голубой звездой.