- Птенец, только не говори мне, что вдобавок ко всей твоей охапке страхов и подозрений у тебя ещё и страх высоты.
- Не буду говорить, - отвечаю покладисто и слабо улыбаюсь.
Он вздыхает. Потом вздыхает ещё раз.
- А давай ты просто снова закроешь глаза?
- Но я же всё равно буду знать, что болтаюсь на такой высоте, с которой если упасть, от Птенчиков остаётся только горстка пёрышек!
На мои запястья, плотно прижатые к деревяшке мачты, ложатся горячие пальцы, уверенно сжимают.
- Птенчик доберётся до гнёздышка в целости и сохранности, если будет меня слушать. Всё просто – я говорю по порядку, что делать, ты делаешь. И возражения не принимаются. Пиратским пленницам возражать не положено…
- …только капитанским жёнам, я помню, - обречённо заканчиваю я, изо всех сил пытаясь унять дрожь в коленках.
- На самом деле, капитанским жёнам возражать тоже не положено, но к этому мы ещё вернёмся в своё время, - с убийственно-самоуверенной улыбкой заявляет Генрих, явно отвлекая меня от того возмутительного факта, что в этот самый момент он отрывает мои бедные ручки от мачты и укладывает их себе на плечи.
Я решаю не возмущаться подобным самоуправством, а лучше покрепче схватиться за новую опору. Потому что как-то особенно остро осознаю, что звёзды звёздами – а подо мной тонкий слой качающихся досок, и дальше много-много метров пустоты.
- Так-то лучше. А теперь, раз ты так боишься свалиться… не будешь против соблюдения техники безопасности.
В тёмно-серых как грозовые тучи глазах моего отчаянного пирата разгорелись ковар-рные огни, от чего у меня заныло сердце, а в животе разлилось предательское тепло. Мурашки-всезнайки подсказывают, что грядёт очередной безумный план.
- Как ты знаешь, Птенчик, проще всего соскользнуть, когда поверхность плоская и гладкая. Так что…
Наглые руки Генриха принимаются расстёгивать обратно весь длинный ряд пуговиц надетого на мне кителя. И зачём было застёгивать, спрашивается?.. Я собраюсь было возмутиться… но передумываю. В конце концов – техника безопасности на то и техника безопасности, что ею пренебрегать никак нельзя!
- Чем более выпуклой… является поверхность сопряжения, тем меньше вероятности, что отдельно взятый Птенец свалится с отдельно взятого пирата в процессе транспортировки, - заканчивает мысль этот самый пират с ухмылкой. А потом его руки одним быстрым движением скользнули под китель, ухватили меня за талию, горяча кожу под тонкой ночной сорочки, и он прижал меня к себе так крепко, что я даже ойкнула. От неожиданности тычусь носом в вырез распахнутой рубашки, мои ладони как-то сами собой перемещаются с плеч Ужасного Принца, обнимая его за шею… и я понимаю, что страх побеждённо отступает, разбитый в пух и прах… другими эмоциями.
- Согласись, так лучше? – с невинным видом интересуется Генрих, осторожно, чтобы не спугнуть, продвигаясь вместе со мной обратно к краю марсовой площадки. – Хотя я, конечно, предложил бы меня ещё ногами обхватить для верности…
- А я бы тебя стукнула, но боюсь равновесие потерять. Стукну, когда спустимся, - с не менее невинным видом перебиваю его я. Попутно констатирую, что краснеть и смущаться… не собираюсь. Вместо этого ощущение такое, будто в кровь впрыснули безумный коктейль из страха и чего-то другого, сладкого. Под воздействием которого у меня голова кружится уже не только от высоты.
Притихшая, замираю, вцепившись в своего Ужасного Принца – приникла к нему всем телом, словно плющ к скале. Прислушалась к ощущениям и поняла, что в голове зарождается… план. Собственный. Не менее коварный. Вот уж воистину – с кем поведёшься…
Генрих, по счастью, принял моё притихшее состояние за смирение и довольный, начал спуск. Тащить одной рукой меня, другой – скользить вниз по верёвкам вантов, и одновременно нащупывать ногой очередную горизонтальную "ступеньку" сети наверняка очень трудно, но он справляется почти без труда. Бравирует своей морской выучкой.
А раз ему так это легко… создаются отличные условия для реализации моего плана.
- Ну что, Птенчик, не страшно? – спрашивает весёлым тоном, на дне которого просвечивает беспокойство.
- Нет, - отвечаю и даже не кривлю душой. Оказывается, когда тебя обнимают – это сразу дарит ощущение безопасности. А вот мой Принц, кажется, всерьёз опасается, чтоб я не упала в обморок от страха. Что ж, сейчас ему будет сюрприз. Не всё ж ему надо мной издеваться. Главное, чтоб сам не упал от неожиданности. Вместе со мной.
Сжимаю руки чуть крепче, тянусь и тычусь носом ему в шею. Ужасный Принц слегка вздрагивает и прекращает спуск. Мы замираем на самой верхушке веревочной сети – великолепно для реализации моего плана.
Пробую его шею губами. В очередной раз дурею от запаха кожи. Наверное, та шкатулка с пряностью всё-таки сделала меня зависимой. По счастью, у меня под рукой теперь всегда есть объект зависимости.
- Ты. Что. Делаешь?
Ух, какие мы суровые! Ну да ничего - когда твои руки заняты девушкой и веревками, и перед тобой стоит благородная задача не свалиться с этой самой девушкой вниз, гораздо труднее разыгрывать из себя суровых неприступных пиратов.
Делаю ещё одно усилие, дотягиваюсь до уха, целую и шепчу:
- Думаешь, ты один умеешь строить коварные планы?.. Без сладкого он меня решил оставить… Чтоб ты знал, я с тобой превратилась в законченную сладкоежку! А мы, сладкоежки, можем быть очень жестоки и изобретательны, если у нас ломка…
Ну и прикусываю его за это самое ухо напоследок, чтоб убедился.
Генрих пыхтит… выразительно. Цедит сквозь зубы.
- Ну погоди у меня... вот доберёмся!..
- И что будет?.. – спрашиваю заинтересованно, а сама начинаю целовать его колючую щёку, потихоньку подбираясь к губам – компенсируя свою неловкость изрядной долей энтузиазма.
Кажется, мой всегда остроумный Принц растерял от удивления всё своё остроумие. Не может придумать достойный ответ? Я начинаю собой всерьёз гордиться. Особенно когда меня вместо ответа вот так красноречиво прижимают покрепче.
Правда, когда отворачиваются, становится слегка обидно. Что за Принц мне такой достался несговорчивый! Удлинил мне дорогу к цели. Ну да ничего, я девушка упрямая! Судя по тому, как раскачивается вместе со мной цель, мы снова движемся вниз – правда теперь почему-то медленно-медленно…
А потом резко дёргаемся – так, что у меня сердце уходит куда-то в пятки.
Генрих едва не выпускает из правой руки верёвку, которая проскальзывает в его ладони.
Кажется, мы сейчас… висим. И держимся каким-то чудом.
Разъярённый серый взгляд.
- Птенчик… держись за меня сама. Быстрее!
Не понимаю, что происходит, но в испуге цепляюсь за его шею как утопленник, и для верности всё-таки ещё и обвиваю ногами торс.
Ужасный Принц убирает руку с моей талии и хватается обеими ладонями за ванты над нами. С усилием подтягивается, перебирает руками – двигается по сети куда-то вправо.
Меня заливает паника и позднее осознание, что мы, кажется, только что едва не свалились. И стыд. Довыделывалась.
- П-прости… - шепчу непослушными губами, давя поступающие слёзы.
- Тише!..
Послушно замолкаю, всхлипывая, только прижимаюсь ещё ближе – всем телом, в смертельном ужасе. Воображение услужливо рисует, что только что могло произойти по моей глупости.
Мы снова спускаемся. Теперь – ужасно медленно, осторожно, и кажется, Генрих тщательно нащупывает каждую верёвочную «ступеньку», прежде чем поставить на неё ногу. Молчит, не смотрит на меня и ко всем моим страхам добавляется дикий ужас, что вот это пугающе каменное выражение лица – мне, и я его разочаровала.
Бесконечно долгий спуск с небес на землю... точнее, на палубу, заканчивается как-то неожиданно. Под нами твёрдая поверхность, я это чувствую, но по-прежнему не могу разжать рук и ног, скованных судорогой. А ещё, кажется, потихоньку реву.