— Мы подумали, что лучше обе свадьбы вместе играть. А значит и обсуждать сразу лучше вместе. Как Вы считаете? — щебетала Танина мама.

Дальнейшие разговоры пошли уже без участия девочек.

Ни Люду, ни Таню так и не спросили хотят ли они замуж, согласны ли. Родители обсуждали свадьбу, медовый месяц, немедленную отправку детей на море, пока бархатный сезон. Решали, что нужно сделать в первую очередь, а что в последнюю. Девочки только растерянно подчинялись, захваченные врасплох, деятельными родственниками.

И вот уже, поздно вечером, внедорожник уехал, увозя Таню и всех четверых детей. А Люда прощалась с отцом, потому что, уезжала с Олегом на мотоцикле.

Ещё долго их городок будет судачить о том, каких принцев отхватили себе Жираф и Пончик.

Девушки были растеряны и плыли по течению, сражённые напором братьев.

Подруги, которые самостоятельно выживали, всё в своей жизни решали сами, растили четверых малышей, вдруг оказались словно задвинуты в сторону при принятии важных решений в их собственной жизни. Будто девочки неожиданно стали марионетками, куклами, которых дёргают за ниточки.

Весь следующий месяц, братья до самой свадьбы так и не дали подругам поговорить по душам наедине. Нет, они виделись, и очень часто, но всегда в присутствии кого-либо. Девчонки были словно два преступника, которым не давали общаться, чтобы не сговорились.

Когда Люда или Таня пытались бунтовать, братья тянули их кататься на байках. Сажали себе за спину и летели с ними навстречу ветру. Этот способ примирения со всеми проблемами они будут применять ещё долгие годы.

Лежа, обёрнутые в шоколадную маску для всего тела, в самом шикарном салоне красоты города, подруги вспоминали как работали на ресепшн в аналогичном заведении на первом этаже дома, в котором жили.

— Тань, ты, когда дамочек на процедуры записывала, когда-нибудь думала, что мы сами будем такими дамочками?

— Да, никогда! А ты думала, что тебе Анна Виловна будет кофе делать, пока ты мужа на фирме ждёшь?

— Я его не пила! Она в него, наверняка, яд положила или, хотя бы, плюнула.

— Люд, а Олег тебе не говорил, что они с Димой хотят отметить годовщину нашей свадьбы на той самой даче, где у нас всё началось?

— Говорил. Я тоже хочу туда поехать. Вспомнить, как всё завязалось…

Спустя несколько дней, Таня и Люда бродили со своими мужьями по пустому загородному дому, вспоминая дела давно минувших дней и то, как начиналась их общая судьба.

Дима незаметно завёл свою жену в ту самую спальню, где они впервые стали близки, и вручил красивый пакет с подарком. Он с некоторым волнением смотрел, как Таня разворачивает упаковочную бумагу. Через минуту в её руках оказался простенький зелёный сарафан. Она с удивлением смотрела на него, узнавая, а Дима в это время говорил:

— Ты ушла, а я сохранил его. Тогда сам ещё не понимал зачем и почему. Но доставал эту зелёную тряпку иногда, мял в руках и думал о тебе. Злился, что ты сбежала. И на себя злился, что не понял сразу, что ты нужна мне. Я неосознанно берёг эту вещь, а сейчас хочу подарить его тебе, чтобы ты поверила и поняла, что с самого первого дня ты меня зацепила. С того момента, как впервые посмотрел в твои зелёные глаза, ты была мне небезразлична. Просто не сразу понял это… Я люблю тебя, милая.

Олег завёл жену в баню. Начал он с поцелуя и закончили они уже вместе сокрушительным оргазмом. Люда ещё пыталась унять бешено колотящееся сердце, когда муж протянул ей бархатную коробочку.

Она, сидя на том самом деревянном столе в предбаннике, на котором потеряла невинность, с любопытством открыла подарок. На подушечке лежал разорванный браслет, ниточка с голубыми бусинами. Она узнала его. Тот самый, что она оставила, убегая, в их первое лето, самый первый подарок Олега. Подняла на мужа удивлённые глаза.

— Я ещё тогда хотел сказать. Прости меня. Мне жаль за тот случай в бане. Я был полным придурком. Не понял сразу, кто ты для меня. Когда мы с Димкой вас искали, после побега, и я браслет этот на столе увидел, понял всё сразу, и почему ты ушла, и что мне жаль…

Люда закрыла глаза и прижалась лбом к его груди. Горячие слёзы обожгли веки.

Олег осторожно приподнял её подбородок.

— Ну ты чего! Я ведь с тех пор исправился. Разве не так? — нежно улыбаясь спросил он.

— Исправился… Так… Я люблю тебя… очень.

— И я люблю тебя, маленькая.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​