В годы второй мировой войны Свикке – сотрудник особого отдела НКВД СССР. С 1945 года уже в Риге – главный редактор Госиздата, затем – профессор Латвийского государственного университета. Так вроде бы очень достойно описывается его биография.

Всё-таки 1964 год – не самое удачное время для откровений о тайнах и подробностях гибели царской семьи. Но Свикке убеждённо гордится своей причастностью к тем тяжёлым событиям и всё кивает на запылённый чемодан, лежащий на полу слева от его стола. – Там есть важные документы!

Он интригует, напускает загадочность, я вижу как ему хочется продлить и надолго стабилизировать интерес к собственной персоне. Но показывает только фотографию: царь с доктором Боткиным пилят дрова во дворе дома Ипатьева. Фото вовсе не оригинальное. Копия давно известного опубликованного снимка. Но другой документ, который показал Ян Мартынович, несомненно, интересен. Бумажка, ориентируясь на формат А-4, примерно в четверть листа. Дословно текст могу только пересказать, так как позднее в архивных бумагах Свикке этого документа не нашлось. Он нашёлся гораздо позже, но уже в фотокопии, в архиве Компартии Латвии. Точнее – в деле Рейнгольда Берзина (Берзиньша) Речь идёт о выдаче крупной суммы денег некоему Родионову по просьбе Сталина.

– Вот, – говорит с ухмылкой Свикке, – две орфографические ошибки великого человека! Мой собеседник несколько раз повторяет: – Я всё напишу. Вот работаю над книгой "Ясные дали великого пути". Он с пафосом произносит помпезное название.

Спустя годы, я нашла его архив, переданный в 1984 году в Музей революции внучкой профессора Гунтой Антоновой. Ян Мартынович скончался в 1976 году, через двенадцать лет после нашей встречи.

После гибели обоих сыновей они остались вдвоём с женой Амалией, сопровождавшей его в своё время в походе из Екатеринбурга на Псков и Ригу. Один из их сыновей – старший Янис был необоснованно репрессирован в 1937 году. – А меня не тронули, – говорил Свикке. – Вероятно потому, что у меня на рабфаке учился сын Сталина.

Он прожил 91 год и похоронен в Риге на 1-м лесном кладбище. Амалия ушла раньше. В последние годы Ян Мартынович носил на своём обшарпанном пиджачке множество значков, сувенирных эмблем, разных незначительных регалий. Большая часть из них подарена ему на встречах с молодёжью, пионерами и комсомольцами. Видимо он очень дорожил этим вниманием. Я выяснила, что правительственных наград было у него немного: четыре медали и один орден Трудового Красного Знамени. Невесть какой почёт для старого большевика и профессионального чекиста. Но даже у самого В.И.Ленина была одна единственная награда – Орден Труда Хорезмской Народной Советской Республики.

Среди многих личных документов Свикке, воспоминаний его соратников, служебных удостоверений и фотографий есть автобиографический очерк "Ясные дали", но уже без "великого пути". Записки плохо систематизированы, события революции и гражданской войны изложены хаотично,

много общих фраз и мало подробностей. "Царская" тема занимает три страницы. Автор был начисто лишён литературного дара. По-русски он говорил без акцента, а писал с "акцентом". Знал ещё немецкий. В моём личном архиве хранятся также два текста, подписанные Свикке, которые он прислал в Свердловск (Екатеринбург) 26 и 30 сентября 1964 года. Представляю несколько отрывков.(Копии текстов показаны здесь на вкладке). Стиль и орфографию сохраняю.

"Когда интервенты угрожали Тобольску, В.И.Ленин, – пишет Свикке, – устроил с товарищами Ф. Дзержинским, Якобом Петерсом, Лацисом (Судрабс) совещание. Решили перевезти царскую семью в Екатеринбург". Далее: "28 апреля 1918 года на заседании ВЧК было решено о посылке отряда особого назначения из латышских стрелков в составе 72-х человек. Царя надо было перевезти из Тобольска в Екатеринбург. ВЧК порекомендовала мне условную фамилию Родионов, которую я должен сохранить и впредь. Во время перевозки царской семьи выделенный мне отряд должен был очень следить, чтобы не допустить каких-либо провокаций или попыток освобождения заключённых, так как белогвардейцы стремились любой ценой освободить царя, объединив вокруг него все контрреволюционные силы.

2 июня 1918 года в Уфе Подвойский вручил мне удостоверение: Родионов Я.М. уполномочивается собрать точные данные по продовольственному вопросу и по организации Красной Армии. Всем Совдепам и организациям предлагается оказывать ему всяческое содействие. Подвойский был председателем Высшей военной инспекции. 9 июня я был назначен временным членом Высшей военной инспекции, а 19 июня 1918 года – членом Высшей военной инспекции. Командующим Северо-Урало-Сибирским революционным фронтом по борьбе с контрреволюцией Рейнгольдом Берзиным мне был разрешён пропуск в Екатеринбург и его окрестности".

…27 октября 2011 года следователь-криминалист Главного управления криминалистики Следственного комитета РФ Владимир Соловьёв заявил, что нет ни одного документа, который свидетельствовал бы о том, что Ленин или представители Кремля дали приказ на расстрел царской семьи. Директор канцелярии дома Романовых Александр Закатов также проинформировал, что императорский дом не имеет сведений о прямой причастности Ленина к расстрелу царской семьи, но есть косвенные указания на возможную осведомлённость советских вождей о происходящем в Екатеринбурге. Но как же расценивать свидетельства комиссара Свикке о роли Ленина в "царском деле"?

"…приговор был вынесен тремя голосами рабочих, членов президиума Уральского областного комитета Совета рабочих депутатов во главе с т.Белобородовым, при участии членов реввоенсовета 3 армии. Когда решение вопроса стояло на заседании Реввоенсовета 3 армии, то некоторые члены Реввоенсовета возражали против расстрела всей семьи Романовых. Так как положение было крайне напряжённым и революция в это время в Екатеринбурге висела на волоске, командующий III армией т.Берзин (Р. Берзиньш – С. И.) поручил мне запросить шифрованной телеграммой по радио мнение В.И.Ленина. В ответ мы получили за подписью Ленина, Свердлова, Аванесова(секретаря ВЦИК), Троцкого и Зиновьева сообщение, что разрешается расстрелять всех". ( LKM 16923/3420-Ng )

С Лениным Свикке познакомился ещё в 1907 году, они беседовали после Штутгартского конгресса П Интернационала, Ленин принимал большевика Свикке на своей квартире в Женеве в 1908 году. "И дал мне после незабываемой беседы особые задания", – вспоминает Ян Мартынович. Он подчёркивает, что "по мысли Ленина" выдержал проверку на преданного революционера в период 1905 г., февральской и октябрьской революций. А также по поручению Ленина вёл пропагандистскую работу против империалистической войны на Рижском фронте в 1917 году. "Характерно требование солдат Воронежского гарнизона, принятое на митинге 11 мая 1917 года. В резолюции о войне отмечалось, что митинг свободных граждан – солдат всецело присоединяется к резолюции делегатов с фронта в Петрограде и определяет войну как захватническую.

"Мне особенно приятно вспоминать героические годы на Урале и как Владимир Ильич Ленин посылал меня на Урал. Мне как историку хочется правдиво отобразить тот замечательный подход Ильича и особенная теплота, которую он проявил ко мне, когда я приехал к Ленину, чтобы сообщить ему о выполненных мною его заданий по доставке в трёхдневный срок из Тобольска в Свердловск семью и свиту Романовых. Помню, как Ильич дал товарищу Стасовой Елене Дмитриевне распоряжение, прежде чем беседовать со мной о великих свершениях…, сначала накормить меня вкусным обедом в столовой Совнаркома. Когда я услышал телефонный разговор Елены Дмитриевны с Ильичём мне в глубине души снова воскресли незабываемые встречи на Штутгартском конгрессе, в гостях у Ильича и Надежды Константиновны в Женеве, в марте 1908 года. А теперь… Ленин, как милейший отец с особой теплотой встретил меня, обеими рукам взяв под руки посадил меня рядом на большом кожаном кресле и улыбаясь сказал: – Ну дорогой Ян Мартынович! Я от всей души приветствую ваш приезд и расскажите, как вели себя мои славные друзья – латышские стрелки? … Когда я обрисовал всю картину проделанной работы, Ильича глаза загорелись и он милее солнца улыбнувшись сказал: – Я знал, заранее, что латышские стрелки снова проявят себя. Ленин с отцовской теплотой напоминал, что я правильно действовал, когда послушал его указания, и отправляясь в Тобольск…, назвал себя условно под фамилией Родионов, что эту условную фамилию я должен сохранять и впредь. Будьте всегда бдительны! Бдительность несокрушимая сила жизненности! Владимир Ильич встал, вышел из-за стола, несколько раз прошёлся по кабинету, остановился возле окна. Потом повернулся ко мне и сказал: – Охрана заключённых в доме Ипатьева до сих пор не оправдала возложенные надежды, поэтому мы решили заменить внутреннюю охрану исключительно латышскими стрелками под вашим руководством и ответственностью, а по приезде в Екатеринбург вы встретите коменданта дома заключённых мною рекомендованного надёжного товарища Юровского Якова Михайловича. Вы можете вполне доверять ему, он будучи членом коллегии Екатеринбургской Чрезвычайной Комиссии, вполне оправдал себя, как чекист. Передайте ему мой привет и тёплые поздравления… Я надеюсь, что вы с товарищем Юровским сумеете оправдать моё доверие и поручения… Я дал Ильичу твёрдое обещание, что я выполню его особое поручение и буду действовать и впредь, как он рекомендовал, под условной фамилией Родионов, чтобы наши враги не могли бы расшифровать мою настоящую фамилию в деле выполнения его особых поручений – на Северо-Урало-Сибирском фронте, в том числе и в городе Екатеринбурге. Я информировал также В.И.Ленина о том, что откомандированный штабом 3-й армии в распоряжение Высшей военной инспекции, прибывший из Петрограда, товарищ Кованов Михаил Васильевич, мною назначен моим шифровальщиком, ибо он оказался для этой цели незаменимым – надёжным сотрудником. Одновременно тов. Кованов будет и казначеем вверенного мне отряда особого назначения. Ильич одобрил мои действия по данным мне особым поручениям в городе Тобольске, по пути в Екатеринбург и в деле размещения заключённых в особняке инженера Ипатьева, в доме по улице К. Либкнехта № 49.