Гриню я заметил через прозрачный забор задолго до входа в зелёную зону. Он был одет вызывающе, неизменно стильно: ядовито-желтая куртка с глянцевым серебрящимся воротником, лакированные под малахит полубрюки с ромбовидными штанинами, на ногах остроносые позолоченные туфли с торчащими в изгибе языками. Гриня шел походкой счастливого состоятельного эдемца – имитировал неспешность, быстро переставляя ноги. Как никто другой он знал главное условие успешности: быстро ходишь – быстро богатеешь. Гриня следовал данной формуле всегда, и когда шел на деловую встречу, и когда шел побалакать с лучшим другом. Неизменной также была его глянцевая, не сходящая с лица, наверное даже во сне, белозубая улыбка.

Гриня вошёл воротами в зелёную зону. Наверняка перед входом, как любитель чего-нибудь почитать, он кинул взгляд на цитату из книги Солнцеликого «Последняя битва с землеедами», которая красовалась над входом объемными вычурными буквами: «Земля – зло. Но даже такое абсолютное зло как земля может послужить на благо человеку».

На территории зелёной зоны за Гриней двинулись двое синтетиков. Они отделились от себе подобных, стройно стоявших неподвижно рядами у забора. Синтетики не отставали от Грини, шли в пяти шагах от него. Сопровождение синтетиками гражданина с уровнем доступа выше, чем у контингента, для которого была предназначена посещаемая им зелёная зона, было прописано в Книге Закона. У Грини был золотой.

Золотой уровень мой лучший друг получил после блестящего окончания школы охранителей. Он единственный в потоке окончил с тремя золотыми медалями: медаль за ум, медаль за чувства и медаль за тело. Все три медали были заслуженными. Гриня был один из интеллектуальных столпов школы: безупречная эрудиция, незаурядные аналитические способности, развитая фантазия. Неповторимое обаяние позволило ему набрать наибольшее количество голосов девичьей половины школьного сообщества в конкурсе «Живи чувствами». Медаль за тело вручалась не за атлетическую форму и не за спортивные достижения, а за здоровый образ жизни, за умение оберегать своё тело от болезней и травм, а также за грамотное использование мужской косметики. Гриня действительно выглядел великолепно, с какой стороны ни посмотри. Аккуратная полнота только подчеркивала его достоинства.

Ещё одна награда полагалась за беспрецедентно успешное окончание школы охранителей – переселение в Солнцеград. Гриня отказался. Позже он так объяснил мне свое решение: лучше быть принцем внизу, чем непонятно кем наверху. Данное объяснение вполне походило на истину. Но с самого начала я понимал, что не только и не столько эта причина была главной. Главным было то, ради чего мы договорились с ним встретиться.

– Здорова, Люк! – Гриня протянул мне свою правую руку. Я прихватил руку друга и поцеловал тыльную сторону ладони (всего лишь формальность, по этикету гражданину низшего уровня надлежало выказать таким образом уважение к гражданину высшего уровня, я старался об этом не задумываться).

– Здорова! Вот объясни мне, друг, зачем это нужно? – я по привычке начал наш разговор с вопроса.

– Ты о чём? – Гриня поправил очки на носу, присел на скамью. Несколькими короткими телодвижениями нашёл для себя удобное положение в седалище из ультрамягкого пластика. – Ну и дерьмовые же у вас, у серебряных, скамьи! Пора бы вам коллективную жалобу написать в департамент благоустройства. То ли дело в наших зелёных зонах – современные, из пробкового дерева с оптимальной жёсткостью. – Несмотря на недовольство, с лица Грини не исчезал глянцевый оптимизм.

– Зачем что-то писать! Скоро их итак заменят, как раз таки на пробковые, притащат с ваших зелёных зон. Эта, кстати, тоже у вас, у золотых, где-то была присобачена.

– Ладно, как любили говорить древние, проехали. О чем ты хотел спросить?

– Говорю: зачем двоих синтиков приставляют сопровождать? Одного разве недостаточно было бы?

– Тебя реально это волнует? Люк, дружеский совет: не задавайся подобными вопросами. – Гриня заулыбался ещё ярче, хотя мне казалось, что ярче уже некуда.

– Я исключительно о целесообразности пекусь. Об экономии синтетиков. Не вижу смысла. – На этих словах я поменял позу «прямые ноги» на позу «нога на ногу».

– Ты не видишь, а Солнцеликий видит. Он мудрее и выше нас – ему виднее.

– Да я и не сомневаюсь в мудрости Солнцеликого. Как бы сказал древний: не дай боже́. Просто, по-моему, это сущая глупость. – Последнее слово я произнес быстро, можно сказать выплюнул его изо рта.

– Люк, что-то я в толк не возьму, ты на штраф нарываешься? По идее у наших синтетических братьев глаза давно должны были жёлтым заморгать. Но, как я вижу, – Гриня наигранно посмотрел на синтиков, – их пешки зеленее зелёного. Что на это скажешь, дружище?

Я ушел в молчание. Потупил глаза. Ерзал по седалищу, сверлил взглядом ближайший квадрат.

– Молчишь? Ну молчи, молчи. Только ты не хуже меня знаешь: молчание – серебро, слово – золото. Молчанием куются предатели. Помнишь такие слова из книги «Последняя битва с землеедами»? – Гриня пригладил двойной ирокез на своей голове, поправил серебристый ворот, передёрнул правую штанину.

Я продолжал молчать. Собирался с мыслями. Сосредоточивался. Гриня наверняка догадался, что выдерживаю молчание неспроста.

– Соберёшься открыть рот, не забудь, что ты не один. Следи за тем, что говоришь. Помни, дружище, на штраф попадает не только сказавший, но и услышавший. – Гриня передёрнул левую штанину. – Тебе может и не жалко нулей – их у тебя не особо и много. А мне нули ещё в жизни пригодятся. Я, сам знаешь, сторонник полноценного образа жизни. Со всеми ее радостями и курьёзами, со всеми её наслаждениями и страстями. Если и двигаться к неминуемому – к смерти – то со всевозможными приключениями. Мы живём на клочке планеты, чудом и мудростью Солнцеликого не пораженного землеедством. Да, мы узники этой гигантской стеклянной капсулы. Но узники, которым доступно все разнообразие спасённого от неизлечимой заразы. Лучше прожить и умереть узником, испробовав всё, что тебе доступно, чем быть там, за куполом, и бесконечно перерабатывать через себя землю. Бесконечно жрать и бесконечно выблёвывать. Жрать и выблёвывать. Только представь этот ужас, Люк: жрать и выблёвывать, жрать и выблёвывать. И так – бесконечно. Пока, или другая зараза ни прикончит, или… сука… пока вселенная вновь ни сожмется для перерождения. И тогда всем конец. – Гриня передёрнул обе штанины. Полубрюки явно были неудобными. Но поддерживать антимодный тренд Гриня начал ещё в младших классах школы охранителей. Как-то вразумить его по этому поводу я даже не пытался.

– Я расшифровал последние слова предателя.

Повисла пауза. Гриня медленно наполнил грудь воздухом. Затем ещё медленнее выдавил воздух обратно, наружу. Лицо друга засияло всевозможными оттенками красного, являя вовне интеллектуальный зуд, начавшийся в его пытливой голове.

– Ты спросил, почему у синтиков глаза остались гореть зелёным, почему не загорелись предупреждающим жёлтым после сказанного мною слова «глупость». Да потому, Гриня, что на букве «п» я немного иначе сложил губы.

– Так, так, дружище, дак ты у нас…

Мы не сговариваясь одновременно посмотрели на синтетиков, потом друг на друга. К белозубому оптимизму на лице Грини присоединился ехидный прищур. Друг смотрел на меня из-под очков и еле заметно кивал. В ответ я почесал подбородок и загадочно закинул глаза кверху. Мы поняли друг друга. Я сделал попытку обмануть алгоритм в глазах у синтетиков и эта попытка удалась. Теперь мне оставалось собраться духом и сообщить то, ради чего мы встретились.

«Наши» синтетики неподвижно стояли в пяти шагах от скамьи. Множество других бездушных машин сновали по зелёной зоне. Время от времени они подходили к клумбам и технично их обрабатывали. Роботы орудовали даже на тех клумбах, которые выглядели безупречно. Дело понятное. Клумбы всего лишь повод. Таким бесхитростным образом машины осуществляли контроль за посетителями зелёной зоны. В помощниках у синтетиков были дроны-окулюсы. Они висели в воздухе в трех метрах от поверхности квадратуры и пристально наблюдали за гражданами, которые занимали двухместные скамейки. Одиночки их не интересовали.