Лихой пешей атакой под ружейным, пулеметным и шрапнельным огнем красные окопы были нами взяты. Противник бежал, побросав штыки и все, что могло помешать свободному бегству.
От Дмитриевки до Каховки всего каких-нибудь верст двадцать по прямой линии. Теснимый по всему фронту противник медленно отходил перед нами к Днепру, и уже к вечеру мы вошли в зону обстрела с Каховских заднепровских позиций.
Ночью 21 августа, соблюдая полную тишину, наш дивизион отправился по направлению к Днепру, но тут поутру нарвался на окопы противника. Оказалось, что, покуда Каховка штурмовалась нашей пехотой, наш дивизион просто ходил в разведку. Отступив, мы окопались неподалеку при помощи тех ручных лопат, которые достались нам под Дмитриевкой. Затем, когда нас сменила другая часть, мы были отведены на ближайший хутор. С противоположной стороны Днепра красные посылали нам шестидюймовые снаряды. Но в тот же день, 23 августа, мы узнали, что наша дивизия отводится на отдых на южное побережье Крыма и что сегодня же наш дивизион должен быть отправлен на соединение с ней.
Всех нас охватило радостное, праздничное настроение. Но наша надежда на отдых в условиях мирной тыловой обстановки не оправдалась: здесь, в глубоком тылу, нам неожиданно пришлось вновь взяться за оружие, на этот раз на внутреннем фронте.
Действительно, банды «зеленых» скопились в окрестностях курорта Старый Крым и с часа на час можно было ожидать их налета и на Феодосию.
Поначалу нас расквартировали именно в этом Старом Крыму. Правда, «зеленые» притихли, но ясно чувствовалось их присутствие. После недельной стоянки полк отбыл на подводах в Судак, на побережье Черного моря, откуда он должен был наблюдать за действиями «зеленых», облюбовавших эту местность. По дороге эскадроны попали в засаду, устроенную «зелеными». Было убито и ранено несколько офицеров и солдат, но мариупольцы, ехавшие сзади, потерь не понесли.
Вскоре в полк доставили партию только что мобилизованных лошадей. Начались хлопоты по доставке фуража в нашу глухую стоянку. За сеном ездили верст за 30, в Карасубазар, а иногда и в горные аулы. Ожидалась доставка седел и необходимых принадлежностей. Из Феодосии, в предместьях которой остановились наши хозяйственные части, прислали нам и обмундирование. С доставкой нам лошадей полковая жизнь вновь пошла своим чередом, а в первых числах октября мы были вызваны на фронт.
В день нашего выступления из Судака дошла весть о том, что армия, перешедшая в наступление от Александровска и переправившаяся было на правый берег Днепра, отступила с потерями в исходное положение. На левом фланге не удался и штурм Каховских позиций. Тогда же дошли до нас сведения, что Польша заключила мир с большевиками и что красные стягивают значительные силы к Днепру. Никто не сомневался, что в Северной Таврии нас ожидают жестокие, решающие бои.
От Джанкоя, миновав Сальково, эшелон остановился на станции Рыково. Отсюда после короткого привала полк должен был в конном строю идти на соединение с дивизией.
Вскоре за этим под Нижними Серагозами дивизион ходил в бой. Обстрелянные жестоким артиллерийским огнем, атакованные широкими лавами конницы корпуса Буденного, недавно прибывшего с польского фронта, полки были смяты и отступили. Во время боя пропал без вести раненый новый полковой адъютант – мариуполец штабс-ротмистр Кондубович. Дивизия, с трудом сдерживая буденновцев, отступила на юг, по направлению к Рыкову.
События стали развертываться с крайней быстротой. Красные заняли Мелитополь, в котором остались невывезенными неисчислимые запасы хлеба, а также большая часть интендантского имущества, бронепоезда и орудия. Часть буденновский конницы прорвалась было к Салькову. Положение получилось угрожающее. К тому же настали сильные морозы, исключительные для Крыма.
Теперь вся кавалерия отводилась в Крым через Чонгарский мост, тогда как пехотные части, отбившие авангарды противника, заняли Сальковские позиции.
Вскоре стало известно, что красные, заняв Сальково, прорвались на Чонгар. Под Перекопом за последние дни происходил настоящий ад, но хуже того – красные ночью переправились через замерзшие Сиваши и прорвались в Крым. Таганашская позиция пала, и Джанкой спешно эвакуировался. Единственным спасением для армии являлась теперь только посадка на суда.
По приказу Главнокомандующего регулярная конница должна была идти на погрузку в Ялту, а донцы – в Феодосию.
В ночь с 31 октября на 1 ноября дивизион мариупольцев в составе 4-го кавалерийского полка погрузился в Ялте на пароход «Русь». 1 ноября «Русь» снимается с якоря и мариупольцы покидают родину. 8 ноября они прибывают в Галлиполи и располагаются в лагере Кавалерийской дивизии в Долине Роз и Смерти. 1 ноября приказом начальника Кавалерийской дивизии генерал-лейтенанта Барбовича дивизион переформировывается в 5-й эскадрон 3-го кавалерийского полка с сохранением своего имени. Летом 1921 года эскадрон мариупольцев грузится на пароход «Керасунд» и прибывает через Салоники – Гевгели в Сербию, где отправляется на пограничную стражу (итальянская граница – Адриатическое побережье).
10 июня 1932 года приказом генерала Миллера было учреждено «Единение 4-го гусарского Мариупольского Императрицы Елисаветы Петровны полка», а 2 июля того же года приказом начальника кавалерии и конной артиллерии Русского Общевоинского Союза генерал-лейтенанта Барбовича полковое единение зачисляется в состав кавалерии РОВС.
Это полковое объединение существует и по сие время в Сан-Франциско, Калифорния, США. В Сербии мариупольская полковая семья была пополнена произведенными в корнеты юнкерами Николаевского кавалерийского училища в Белой Церкви. Это были: А. Белевич205, Е. Дмитриев206, Н. Кастелянов207, В. Петичинский208, Я. Прозоров209, Е. Слободчиков210, Е. Щелканов211, Н. Лошунов212, М. Подоляко, Г. Стацевич213, А. Стацевич214, В. Беланицкий-Бируля215, М. Занфиров216, И. Лошунов217, С. Мясников и В. Стацевич218 (сдал экзамен при училище). Позднее были произведены в офицеры вольноопределяющиеся – мариупольцы И. Рубах219, Г. Хижняков220, П. Гаттенбергер221 и А. Пустовойтенко222, окончившие Военно-училищные курсы в предвоенное время в Югославии и во время Второй мировой войны.
В обстановке рассеяния мариупольцы продолжают сохранять полковую семью, сберегая свои полковые традиции и заветы своих предков.
Насколько сплочена и жизнеспособна была всегда полковая семья мариупольцев, подтверждается количеством кадровых офицеров, прибывших на Дон в Добровольческую армию и принимавших участие в возрождении родного полка, – в процентном отношении оно было выше, чем во всех других полках кавалерии!
Но не только офицеры, но и гусары горячо любили свой полк. Вот для примера один трогательный эпизод. В 20-х годах кавалерийская дивизия находилась на работах по постройке стратегического шоссе в Югославии. В расположении 3-го офицерского эскадрона Николаевского кавалерийского училища была построена деревянная баня, и сторожем ее был назначен наш гусар-мариуполец Столбов. Про него говорили, что он – бывший каторжник, освобожденный во время революции, и вид его соответствовал этому – он был рябой и действительно похож на арестанта. В одно утро при выходе на работу было обнаружено, что баня ночью сгорела. На камне около места, где она была, сидел Столбов и плакал. Командир эскадрона хотел ободрить его, увидев, как он убивается, и сказал ему: «Ничего, Столбов, не плачь, построим новую баню». Ответ был: «Что мне баня – сгорели мои мариупольские погоны!» – как раз те, что он получил в Стрельцовке и которые сделаны были тогда заботами штабс-ротмистра Соцевича.
