25 июня армия, наконец, вступила в Кубанскую область. Конная дивизия с отрядом полковника Кутепова, которому были приданы два бронеавтомобиля, обошли правый фланг противника и взяли – Кубанский полк – станицу Новопокровскую, а конница – ст. Ея. В станице был взят испортившийся броневик красных – «Черный ворон», после ремонта вставший в ряды армии под названием «Генерал Марков», как пожелали назвать его кубанские стрелки.

Добровольческая армия была теперь в 45 верстах от станции Тихорецкая; более чем ста – от ст. Торговая и в 50 верстах к югу от станицы Егорлыкской. Она угрожала тылу Батайской группы красных, но и сама находилась под угрозой охвата ею справа в свой тыл, т. к. силы армии, стоявшие от главных ее сил до станицы Егорлыкской, были незначительны. И эта угроза стала реальной: красные перешли в наступление, и не только на участке армии, но и правее – на участок донцов. Их наступление на станицу Кагальницкую грозило перерывом главного пути связи армии с Новочеркасском через станицу Манычскую. Чтобы устранить угрозу, из Новочеркасска выступили на фронт 1-й Офицерский генерала Маркова и 1-й Конный Офицерский полки. 25 июня полк генерала Маркова уже был в бою и одержал успех у станицы Кагальницкой. Части генерала Покровского и другой отряд армии сдержали красных на своих участках.

В районе ст. Ея армия простояла более или менее спокойно до 30 июня. Она произвела перегруппировку своих частей: 1-я и 2-я дивизии поменялись своими местами – 1-я, отряд полковника Кутепова, перешла с левого фланга на правый; 2-я – на место 1-й. 3-я дивизия оставалась в центре. На правый фланг армии перешла и Конная дивизия.

22 июня полку было объявлено о выступлении на следующий день. К этому времени силы полка достигли внушительных размеров: в 1-м и 2-м батальонах в ротах до 150 штыков, в 3-м – до 250. Много пулеметов. Слабые места: почти полное отсутствие пулеметных двуколок или тачанок, а в хозяйственной части не хватало походных кухонь, лошадей, повозок. «Добудем у красных» – было решение.

В офицерских ротах возник серьезный вопрос: кому быть хозяйственными чинами – кашеварами, конюхами, артельщиками? Кому быть санитарами? Но нашлись офицеры, охотно согласившиеся на эти должности. Они стали «героями дня». Утвердился принцип: на каком бы посту Добровольческой армии ни служил офицер, он выполняет в равной степени свой долг со всеми остальными. Санитарами согласились стать сверхштатные штаб-офицеры или же были назначены, хотя и временно, вопреки их желанию, бывшие в ротах добровольцы – зауряд-врачи.

Энтузиазм в ротах был большой. Подпрапорщик Сербинов42 записал: «Вечером командир роты поздравил нас с походом и высказал свою надежду, что, несмотря на тяжелое материальное положение роты, мы в боевой обстановке оправдаем себя в борьбе за Родину. Рота ответила громовым «ура».

23 июня. «Утром (продолжение записок подпрап. Сербинова) рота была разбужена и роздана пища. Настроение приподнятое. Никто не спросил, почему нам не дали обмундирования и снаряжения и нет ни у кого ни одного патрона. Кухню пришлось оставить, т. к. не было колеса да и лошадей тоже».

«Около 8 часов утра раздалась команда: строиться! У выхода из здания стоял командир роты и рассматривал каждого выходящего бойца. Обратил внимание на капитана в дамских туфлях. Его сделали «гренадером». Да и я имел вид не лучший: сапоги, штатский костюм, винтовка без штыка и ремня, без головного убора и… никаких вещей».

«Рота выстроилась. Раздалась команда: смирно! Еще командирское слово – и рота тронулась, запев:

На тротуарах стояли толпы народа. Женщины плакали и давали нам разные подарки: белье, носки… Из магазинов также спешно выносили все…»

Полк выступал побатальонно. Путь шел через станицу Кривянскую и далее на станицу Манычскую. Кривянская встречала проходившие батальоны молоком, хлебом, разными продуктами питания. За ней началась безбрежная, совершенно голая равнина, и только, оглядываясь вправо и назад, видна была возвышенность, тянувшаяся от Новочеркасска на юг к Ростову, покрытая садами, и Новочеркасск с его златоглавым собором.

Солнце поднялось и стало припекать, обжигая лица: появилась жажда. От земли шло испарение. Всего лишь накануне марковцы из тенистого Александровского сада любовались этой голой степью; теперь они ее ощущали всем организмом. Было несколько легких солнечных ударов. На одном из привалов у какой-то речки, поросшей камышами, соблазнились купаньем, но не освежились, а лишь вымазались, не доставив удовольствия ни себе, ни лягушкам, перепуганным неожиданным для них нашествием.

Во второй половине дня, пройдя около 30 верст, батальоны подходили к Дону и немедленно начинали переправу на пароходе. С высокого правого берега реки станица Манычская была видна как на ладони, широко раскинувшаяся по его низкому, левому берегу, вся утопавшая в зелени и манящая к себе истомленных жарой. Переправившиеся части немедленно разводились по квартирам. Люди сбрасывали с себя все и, столпившись у колодцев, обливали друг друга холодной водой и с жадностью пили принесенное казачками в ведрах молоко. А часа через два казачки уже звали есть, выставив на столы яичницы, вареники, хлеб, масло и даже вареную и жареную птицу. Не было аппетита приступать к еде, но аппетит пришел.

Заночевать в станице посчастливилось лишь 3-му и 2-му батальонам, а 1-й, отдохнув в ней около трех часов, посаженный на подводы, уже наступившей ночью продолжал поход в станицу Кагальницкую, до которой было 40 верст. Ехал он переменным аллюром. Тряска основательная.

Не доезжая до станицы верст десять, батальон проехал мимо таборов людей. Это – жители станицы: старики, дети, женщины. Сотни подвод.

– Спешите, господа, спешите, – говорил священник, – красные у самой станицы.

24 июня, утром, батальон подъехал к станице. Ему была объяснена обстановка и дана задача: сменить на западной окраине казаков и оборонять станицу. В роты были выданы недостающие штыки и по 2 цинки патронов, т. е. по 1—2 обоймы на человека и при том сказано: «Патроны беречь, т. к. их больше нет».

Смена прошла спокойно, и батальон расположился в тех ямах, которые были вырыты казаками. Обрадованные казаки, уходя, даже поделились своими запасами патронов. С рассветом артиллерия противника приветствовала марковцев довольно метким огнем. Одна граната ударила в землю перед ямой, занятой тремя офицерами, и, не взорвавшись, очутилась среди них. Ее осторожно выкатили в сторону.

Красные занимали позиции верстах в двух от станицы за выгоном, шагов в 500 шириной, и за полем ячменя, шириной чуть ли не в версту, по легкой, холмистой и голой возвышенности, пересекающей большую и широкую лощину реки Кагальник, протекавшей вдоль ее северного края. Позиция в тактическом отношении – отличная, с укрытым холмами тылом и дорогой, ведущей к ст. Каялы.

Свежевырытые и весьма густые окопы красных тянулись далеко влево, поднимаясь на высокий южный край лощины, и их конца видно не было. Судя по ним, силы красных на видимом участке исчислялись тысячи в две бойцов с массой пулеметов. Артиллерия красных стреляла с четырех позиций, что допускало наличие уже 8 орудий. Замечен был и бронеавтомобиль. Впечатление – красные скорее склонны к обороне, чем к наступлению. Ночью охранение 1-го батальона местами вело перестрелку с партиями противника, выдвигавшимися вперед по полю ячменя.

Вся местность к северу от реки Кагальник наблюдалась лишь конными разъездами с обеих сторон. Объяснялось это близостью ст. Батайск, зоны немецкой оккупации.

Утром этого дня 3-й батальон, также на повозках, выступил из Манычской в Кагальницкую. В пути его обогнал командир полка, полковник Тимановский. Вечером батальон был на месте назначения и расположился по квартирам. Почти все дома были оставлены жителями, и чинам его пришлось самим заниматься приготовлением пищи, что не представляло особых забот: в домах было все. На каждую роту выдано по 2 цинки патронов.