К вечеру Дроздовский занимал опять Пашковскую, заночевав в этом районе. Казанович продвинулся с боем до предместья.
На фронте Эрдели, у Ново-Величковской, бригада кубанцев (запорожцы и уманцы) атаковала и уничтожила колонну, пробивавшуюся на соединение с Тимашевской группой большевиков. К концу дня Эрдели атаковал на широком фронте арьергарды противника с севера и запада от Екатеринодара и в девятом часу вечера ворвался в город.
Утром 3-го наши колонны, штаб армии вступали в освобожденный Екатеринодар – ликующий, восторженно встречавший добровольцев. Вступали с волнующим чувством в тот город, который за полгода борьбы в глазах Добровольческой армии перестал уже вызывать представление о политическом и стратегическом центре, приобретя какое-то особое мистическое значение.
Еще на улицах Екатеринодара рвались снаряды, а из-за Кубани трещали пулеметы, но это были уже последние отзвуки отшумевшей над городом грозы. Войска Казановича овладели мостом и отбросили большевиков от берега.
В храмах, на улицах, в домах, в человеческих душах был праздник – светлый и радостный.
МАРКОВЦЫ ВО ВТОРОМ ПОХОДЕ НА КУБАНЬ30
Восстание донских казаков разрасталось, но шло медленно и неуверенно. Не было всеобщего подъема. На выбранного в атаманы генерала Краснова31 ложилась трудная задача: поднять казачий свободолюбивый дух, формировать крепкие части, и это – в условиях борьбы и неустойчивости положения в тылу. Немцы помогали Дону лишь вооружением и боеприпасами и поддержкой формирования на его территории Южной32 и Астраханской33 армий, протекавшего весьма слабо.
Против Дона красные сосредоточили большие силы и оказывали ему активное сопротивление. Прошло лишь всего недели две, как Добровольческая армия перешла с Кубани на Дон, едва изжила в себе внутренний кризис, была ничтожной численности, но атаман Краснов уже настоятельно просил генерала Деникина о выступлении на помощь донцам на царицынском направлении. Основания к этой просьбе были весьма существенны: помимо физической и моральной помощи восставшим, Добровольческая армия выходила бы на дорогу к центру России; взятие Царицына удаляло бы ее от немцев и давало бы ей большую свободу действий; в Царицыне армия нашла бы столь нужные ей боевые припасы; там она пополнилась бы бойцами и при продвижении на север она вливала бы в свои ряды выражающее открыто недовольство красной властью крестьянское население. Затем, очень важно для боевых действий, – взятие Царицына прерывало бы связь центра красных с их армией на Северном Кавказе, что приводило бы к ослаблению последней, и, наконец, Добровольческая армия приблизилась бы к Чехословацкому корпусу34, базировавшемуся на Самару, настроенному явно против большевиков и считающему себя в продолжении борьбы с Германией, как и Добровольческая армия.
Командование Добровольческой армии соглашалось со всем этим, но учитывало и другое. Оно считало, что пассивность красных на Северном Кавказе явление временное и что они неизбежно перейдут в наступление на Дон, а тогда незначительные донские части, стоящие против них, не будут в силах сдержать его. Дон, атакованный с тыла огромными силами, неизбежно подвергнется разгрому, и тогда ему не поможет уже и Добровольческая армия.
Силы красных, стоявшие на южном рубеже Дона, исчислялись следующими цифрами:
1 – в районе Азов—Батайск—Кущевка, частью против немцев, частью против Добровольческой армии, стояла армия Сорокина в 30—40 тысяч человек при 80 орудиях и двух бронепоездах.
2 – в районе Тихорецкая—Торговая – группа в 30 тысяч человек при слабой артиллерии, целиком стоящая против Добровольческой армии.
3 – в углу между реками Маныч и Сал, с центром в станице Великокняжеской, – группа в 12 тысяч человек при 17 орудиях, висевшая на фланге Добровольческой армии, против которой стоял отряд донцов в 3 тысячи человек, подчиненный ее командованию.
Кроме того, во всех крупных пунктах Кубани и Ставрополья были красные гарнизоны, задача которых – подавлять восстания казаков и подготовлять резервы для красной армии из неистощимого запаса людей, сочувствующих большевикам.
Но сила красных на Северном Кавказе была не только в их численности, но и качественная, и моральная. Во-первых, потому, что немалую часть их составляли целые части бывшей Кавказской армии, бившиеся с турками, уже организованные, обученные и сплоченные. Во-вторых, в состав армий входили тысячи матросов Черноморского флота. И в-третьих, вся эта масса, отрезанная от центра России, но стремящаяся «по домам», веря комиссарам, не видела иного выхода, как только силой прочистить себе путь на север, что поднимало ее дух и решимость. Уверенность в успехе поддерживали комиссары, указывая на слабость как казаков, так и «деникинцев».
Учитывая это, командование Добровольческой армии считало, что прежде, чем начать наступление на север, необходимо разбить красных на Северном Кавказе, создать там базу снабжения и спокойный тыл. Кроме того, Северный Кавказ даст дополнение в армию и главным образом конницей, роль которой в текущей войне огромная. Считалось, что освобождение Северного Кавказа не займет долгое время, т. к. кубанские и терские казаки готовы к борьбе с красными, а за это время донцы смогут удержаться.
Было и еще одно веское основание идти на юг: Добровольческая армия наполовину состояла из кубанских казаков, стремившихся скорее освободить свои станицы. Это – более чем основание; это моральное обязательство.
Итак, Добровольческая армия пойдет на юг – на Кубань!
Начало похода
Когда генерал Марков вернулся из отпуска, в частях его дивизии решили: на днях пойдем в дело! Обсуждался вопрос: в каком направлении? Высказывались две мысли: на Сосыку и на Торговую – обе наперерез железным дорогам. Однако для всех было безразлично – куда. Подсчитывались силы Добровольческой армии: 5 пехотных полков, инженерные роты, пластунские батальоны, не менее 6 конных полков. Насчитывалось что-то не более 10 тысяч штыков и сабель (согласно сведениям генерала Деникина: до 9 тысяч штыков и сабель, 21 орудие, 2 бронеавтомобиля). О силах противника не имелось представления, кроме уверенности во много раз превышающей его численности. Но это вовсе не играло никакой роли в настроении добровольцев: была вера в себя и вера в Вождей.
Проходили дни без каких-либо явных признаков скорого похода. Но вот 7 июня с переднего фаса фронта пришли в Егорлыкскую два батальона Кубанского стрелкового полка и взвод батареи: как будто началось сосредоточение частей. А 8 июня – реальный признак к выступлению: по станице прошел станичный трубач и объявил казакам распоряжение о приготовлении каждым двором по полпуду сухарей и приведении в порядок стоведерных бочек на колесах.
Однако почему же не возвращается 1-й Офицерский полк? Генерал Марков ничего не говорит, а спрашивать его рискованно. Наконец, 9 июня в частях дивизии объявлено: приготовиться к походу; к вечеру все должно быть готово.
С наступлением ночи на северо-восточной окраине станицы выстроились:
1 – Кубанский стрелковый полк.
2 – Инженерная рота35.
3 – 1-я батарея (2 орудия)36.
4 – Отдельная конная сотня.
«И это – вся дивизия?» – задавали недоуменный вопрос, но оказалось, что ей приданы еще и
5 – Донской пеший полк с 1 орудием и
6 – небольшого состава Донской конный полк. Подъехал генерал Марков. Он здоровался с каждой сотней отдельно, приветствуя с походом и предупреждая экономить воду.
– Кубанцам поменьше есть сала, – шутил он.
– Свое все вышло, а у гостропузых (так кубанцы называли донцов) нет в заведении солить. Пора идти нам на Кубань за новыми запасами, – весело отвечали кубанцы.
