Одной рукой Шуше ухватила малыша за ножку, а другой, остававшейся снаружи, пыталась нащупать головку, чтобы задать ей верное направление. Проблем добавляла Фазилат, которая не хотела лежать спокойно. Она извивалась так, что Шуше уже несколько раз теряла с таким трудом нащупанную головку.

Терпение Шуше иссякло как раз в тот момент, когда вернулась Айбала.

– Где тебя носит? – не поворачивая головы, раздраженно бросила она дочери. – Иди сюда.

Айбала подошла к нарам.

– Смотри, я держу ребенка за одну ножку, а надо, чтобы он обеими ножками сюда вошел. Но голова у него не вот тут, – Шуше указала на диафрагму Фазилат, – а вот тут, – она ткнула в область печени, где Айбала и сама заметила бугорок, туго натянувший влажную от пота кожу Фазилат.

– Надо, чтобы ребенок лег вертикально? – догадалась она.

– Да. Нащупай головку и направляй вот сюда, только осторожно, не дави. Повернем ребенка одновременно, когда схватка закончится. Слышишь, Фазилат? – громко сказала Шуше, пытаясь перекричать роженицу. – Скажи, когда схватка пройдет. Только сразу скажи, успеть надо, поняла?

– Ох, Шуше Наврузовна, да оно уже не кончается!

– Ну-ну, поспорь со мной еще! Если на схватке ребенка повернем, плохо будет и тебе, и ему.

Айбала положила ладони на туго натянутый живот Фазилат, стараясь не смотреть на ее искаженное болью лицо и не обращать внимания на тяжелый запах пота, крови и страха.

Обычно перед началом потуг живот опускался книзу, вместе с вошедшей в родовые пути головкой; облегчая роженицам боль на этой стадии, Айбала всегда чувствовала под ладонями движение плода, но сейчас ее пугала странная неподвижность внутри Фазилат, хотя по всем признакам ребенок уже должен был появиться. Внезапно Фазилат дернулась, раздираемая очередной схваткой, и Айбалу словно отбросила от нар невидимая сила. Она недоуменно посмотрела на роженицу и шагнула обратно, но в этот момент открылась дверь и вошла Сабира.

– Наконец-то! – с чувством сказала Шуше. – Держи ее уже, да?

Сабира, встав в изголовье, попыталась поймать руки Фазилат и прижать их к нарам, но та, обезумев от боли и страха, металась и отбивалась от свекрови.

– Не буду больше у нее роды принимать, так сыну и скажи, чтобы крепко на потом подумал, поняла? – всерьез рассердилась Шуше, решив, видно, высказать подруге за недавнюю, хотя и не по ее вине допущенную промашку с Цевеханом. – А если он опять ту же глупость совершит, так ищите другую повитуху, вот хоть в район за ней посылайте, а я сюда больше не приду.

– Фазилат, дай Шуше свое дело делать! – увещевала Самира, пытаясь удержать бившуюся в агонии невестку.

Айбала, не обращая внимания на происходящее, снова положила ладони на живот Фазилат и прижала их покрепче. Живот был горячим, и Айбала словно вбирала в себя этот жар, вытягивая боль, раздиравшую Фазилат изнутри.

Шуше кричала Сабире, чтобы держала эту дуреху, Айбале – чтобы вместо этих глупостей она нашла наконец головку, а роженице грозила всеми карами небесными, но ни одна из них ее не слышала. Комната полнилась какофонией звуков: Сабира увещевала, Шуше ругалась, Фазилат кричала.

Внезапно Айбала почувствовала перемену в Фазилат. Ее живот стал не таким напряженным, а крики – не такими громкими. Она перестала метаться и, мелко дрожа, вытянулась на нарах. Ее бледное, потное лицо в обрамлении влажных волос казалось застывшей маской.

– Вай, отходит! – испуганно вскрикнула Сабира.

Айбала знала, что Фазилат не умирает, это подействовали ладони, но не знала, надолго ли.

– Быстрее, мама, – сказала она.

Шуше удивленно взглянула на дочь, поняла и кивнула. Был момент, когда она, растерянная и напуганная возможной (и даже более чем вероятной) смертью роженицы и ребенка, позволила отчаянию взять верх, но совладала с собой и принялась отдавать распоряжения Айбале и Сабире.

Сабира прижала плечи невестки к нарам, навалившись на нее всем своим немаленьким весом и зафиксировав так, что та не могла пошевелиться. Айбала нащупала головку ребенка и ждала сигнала матери. В промежутке между схватками Шуше развернула ножки в сторону родового канала, действуя синхронно с Айбалой, и ребенок переместился из диагонального положения в вертикальное.

Со лба Шуше катился пот, лицо прорéзали глубокие морщины, оно посерело от напряжения. Критический момент миновал, роды вошли в финальную стадию. Но схватки неожиданно прекратились. Фазилат, лежа на спине, не могла вытолкнуть ребенка. Шуше не хотела сама вытаскивать младенца, чтобы не травмировать его, и надеялась, что природа сделает свое дело. Она была сторонницей минимального вторжения в родовой процесс – это снижало риск возникновения родовых травм – и вмешивалась, только когда понимала, что времени больше нет. Одно дело – повернуть младенца в утробе, и совсем другое – вытащить его за ножки, когда матка не может протолкнуть к выходу самую крупную часть тела – голову.

– Вставай! – велела Шуше. – Подними ее, Сабира.

Фазилат, стеная, поднялась с нар, поддерживаемая свекровью. Она обвела комнату мутным взглядом и остановила его на Айбале, но вряд ли ее узнала.

– Иди к веревке.

– Не могу ходить, сил не осталось… Лучше я обратно лягу.

– Иди, сказала! – прикрикнула Шуше. – Вот как ты, Самира, невесток своих воспитываешь? Это зачем она мне через слово возражает? Это она и тебе так возражает? Или, может, мужу своему так возражает? Поговори с ней, хорошенько поговори, или не приду сюда больше, поняла, да?

– Поняла, Шуше, поняла. – Сабира подтолкнула Фазилат в центр комнаты, сунула ей в руки свисавшую с потолка веревку и шлепнула ниже спины. – Давай ходи, или, клянусь Аллахом, скажу Агабеку, чтобы разводился с тобой!

Тяжело повиснув на веревке, Фазилат принялась ходить по комнате кругами, широко расставив ноги. Это должно было приблизить потуги. Сабира, пристыженная позорным поведением невестки, отошла в дальний угол и наблюдала оттуда.

Дверь приоткрылась, явив любопытное лицо Малики, но Сабира злобно цыкнула на дочь, и та мгновенно исчезла.

– Мешает мне там, – внезапно пожаловалась Фазилат.

– Стой! – велела Шуше и заглянула ей между ног. – Иди ложись обратно.

Фазилат с видимым облегчением вернулась на нары. Но Шуше и тут не оставила ее в покое.

– Тужься давай. Тужься сильнее, кому говорю! Дай уже ребенку выйти, что ты мучаешь его? Думаешь, он потом тебе спасибо скажет, если вообще говорить после такого сможет?

Фазилат запыхтела и напряглась, из последних сил пытаясь вытолкнуть ребенка.

– Вай, молодец, – похвалила Шуше. – Смотри, Айбала, ножка показалась.

Айбала увидела сначала пяточку, а потом всю ступню: крохотную, сморщенную, красную. Раньше ей уже приходилось видеть, как ребенок выходит ножками. Она знала, что Фазилат должна как следует постараться, чтобы родить головку. Но сил у Фазилат не осталось. Ребенок мог задохнуться без воздуха. Поэтому Шуше, попутно объясняя Айбале каждое действие, сама извлекла ребенка, опутанного пуповиной, синюшного и вялого, словно тряпичная кукла.

– Почему он не кричит? – дрожащим голосом спросила Фазилат.

– Потому что мать у него – дура! – отрезала Шуше.

Она перерезала пуповину прокаленными на огне ножницами, перевязала лоскутком, смазанным маслом, и весомо добавила:

– И это не он, а она.

Очистив рот и нос девочки от слизи, Шуше перевернула ее, шлепнула по попке, и та возмущенно запищала. Айбала облегченно выдохнула. Она подумала о том, насколько зыбка тонкая грань между жизнью и смертью и как много в такие моменты зависит от повитухи.

Передав младенца Сабире, Шуше занялась родильницей. Нужно было выгнать послед и остановить кровотечение: простыни под Фазилат промокли. Айбала слушала, смотрела и запоминала. Периферийным зрением она видела, как Сабира обмывает девочку и пеленает ее, но при этом полностью сосредоточилась на словах и действиях Шуше.

Жизнь девочки находилась вне опасности, чего нельзя было сказать о Фазилат. Она испытала болевой шок, потеряла много сил, а теперь стремительно теряла кровь.